Глава 5


Ровно в одиннадцать часов утра Уилликом, чья лысина блестела сегодня особенно ярко, поскольку — только представьте себе — была намазана совершенно новым средством: настоем анисового семени, — объявил своим прекрасным оперным баритоном:

— Граф Маунтджой, мадам.

— Попросите графа войти, Уилликом, — велела Софи.

Николас Вейл на секунду остановился в дверях и немедленно отыскал глазами Розалинду, словно, кроме нее, в комнате никого не было.

Райдер подошел к молодому человеку, чем невольно отвлек его внимание.

— Милорд, входите и познакомьтесь с моей воспитанницей и моим сыном Грейсоном.

Николас недаром был охотником, причем совсем неглупым. Поэтому он сначала склонился над рукой миссис Шербрук, а потом Розалинды, но не стал медлить, тем более что заметил пристальный взгляд Грейсона:

— Вы пишете готические романы, мистер Шербрук?

— Да, — рассмеялся Грейсон, — но в моих книгах действуют таинственные привидения и существа из другого мира, обожающие вмешиваться в дела мужчин. И женщин тоже.

— Я читал «Призрак "Друри-Лейн"», — кивнул Николас, — и не мог оторваться. У меня внутренности сводило от страха.

Розалинда восторженно рассмеялась, зная, что дядя Райдер и тетя Софи тоже польщены, тем более что очень гордились сыном. Грейсон просиял:

— Да, и не у вас одного, милорд. У меня тоже. Я рад, что вам понравилось.

Софи мягко улыбнулась. Что должна сделать мать, услышав такой чудесный комплимент в адрес горячо любимого сына? Мать, очевидно, должна оттаять.

Софи оттаяла.

— Очевидно, у вас изысканный литературный вкус, милорд. Вы, пожалуй, даже заслужили одну из превосходных булочек с орехами, которые так искусно печет наша кухарка. Я уговорила ее испечь еще одну партию, и она решила побаловать меня. Уилликом, пожалуйста, принесите чай и все булочки с орехами, которые еще не успели растащить.

Уилликом оглядел представительного молодого человека, у которого хватило мозгов отпустить комплимент мастеру Грейсону, и сам оттаял.

— Да, мадам, — ответил он, кланяясь как можно ниже, чтобы и граф мог полюбоваться блеском лысины.

— Его голова… едва меня не ослепила, — признался Николас после ухода дворецкого.

— Просто ему повезло, — пояснил Райдер. — Луч света упал на его голову, как раз когда он склонился в поклоне. Он не лыс, как вы могли предположить, а бреет голову дважды в неделю. Сегодня утром он уведомил меня, что нашел новый рецепт настоя, которым натирает голову.

Николас рассмеялся, по-прежнему не обращая особого внимания на Розалинду. Но он ощущал ее присутствие, остро ощущал. Ему хотелось коснуться ее темно-рыжих волос, собранных в простую прическу, так что длинные букли касались плеч. Розалинда — экзотичное имя, которое ему нравилось, но все же почему-то не совсем ей подходило. Ничего, он будет терпелив, и вскоре узнает о ней все.

Он откусил немного булочки, но когда прожевал… его охватило отчаянное желание запихнуть в рот остаток и поскорее потянуться за второй.

— Итак, милорд, где вы провели последние четырнадцать лет? — осведомился Райдер.

— Во многих странах, сэр, — не колеблясь, ответил граф. — Но последние пять лет жил в Макао.

Грейсон подался вперед:

— Макао владеют китайцы, но управляют португальцы, не так ли?

Николас кивнул:

— Португальцы высадились там, в начале шестнадцатого века и захватили полуостров, хотя он граничит с Китаем. На протяжении нескольких веков это был важный центр морской, коммерческой и религиозной деятельности португальцев в Восточной Азии.

Николас пожал плечами.

— Но благосостояние страны со временем изменяется, как и торговые пути и рынки. Политические союзы создаются и распадаются… Теперь Макао — просто отдаленное поселение, Богом забытый уголок, не имеющий особого значения в общем развитии мировых процессов.

— Что вы там делали, милорд? Наконец-то!

Николас повернулся к Ррзалинде:

— Я занимаюсь торговлей, мисс…

Он намеренно помедлил в надежде, что она назовет свою фамилию.

— Я Розалинда де Лафонтен. Темные брови взлетели.

— Вы, случайно, не пишете басни? Розалинда просияла:

— Значит, вы читали басни Жана де Лафонтена, сэр?

— Их читал мне дед, когда я был совсем маленьким. — У вас есть любимая?

— «Заяц и черепаха».

— А, это о терпении.

— А ваша любимая? — улыбнулся Николас.

— «Кузнечик и муравей».

— Хм! И кто же вы?

— Я муравей, сэр. Зима приходит всегда, и лучше быть к ней готовой. Потому что никто не знает, когда разразится буря.

— Не вижу в твоих словах никакого смысла, — пробурчал Грейсон.

— Боюсь, что смысл есть, и еще какой, — вздохнул Райдер.

Софи кивнула. Глаза ее затуманились.

— Я понятия не имела, дорогая, что ты… Розалинда подумала, что они многое видят и многое понимают. К тому же она только сейчас поведала им о своем самом большом страхе.

— Это всего лишь басня, тетя Софи, — рассмеялась она. — Честно говоря, я хотела бы больше походить на цикаду, но, похоже, в моих жилах течет слишком много пуританской крови.

— Добродетель Розалинды — благоразумие, а моя — терпение, — деловито подытожил Николас. — А ваша, Грейсон?

— Ненавижу лесть, — объявил Грейсон. — Значит, полагаю, я «Ворон и лис».

— Помню! — воскликнула Розалинда. — Лисица льстит вороне, а та, возгордившись, роняет сыр.

— Совершенно верно.

Розалинда протянула ему маленькую тарелочку, безмолвно требуя булочку с орехами. Николас тяжко вздохнул и положил ей одну из двух оставшихся булочек.

— Вот так всегда, — заметила Софи, сочувственно улыбаясь Николасу, еще не знавшему, что сейчас она заберет себе вторую булочку. — В этом доме булочки всегда нарасхват. Рецепт принадлежит кухарке из Нортклифф-Холла, но мой муж упал к ее ногам, поклялся, что будет петь серенады под ее окнами, и она милостиво согласилась поделиться секретом с нашей кухаркой.

— Если покажете мне, где кухня, мадам, я готов упасть к ногам вашей кухарки. Правда, не умею петь серенады.

— Мой муж тоже не умеет. Однако он так очарователен, что я прощаю ему этот недостаток.

Смех.

«До чего же приятное общество», — подумал Николас, удивляясь себе. В его жизни было так мало смеха!

— Сегодня чудесное утро. Не хочется проводить его взаперти, — объявил он. — Могу я попросить мисс Лафонтен прогуляться со мной в парке?

— Каком именно? — строго спросил Райдер.

— В Гайд-парке, сэр. Меня ждет экипаж. Я нанял его, поскольку те, что остались в Уайверли-Чейз, одряхлели еще в прошлом веке.

— Как вы сказали? — оживился Грейсон. — Уайверли-Чейз? Какое поразительное название. Мне хотелось бы узнать его историю. Это ваше фамильное поместье?

Николас кивнул.

Розалинда поняла, что в мозгу Грейсона уже складывается повесть о Уайверли-Чейз, и поспешно сказала:

— Насколько мне известно, сегодня утром устраивается небольшая ярмарка картин неизвестных художников. Может, его светлости будет угодно посетить эту ярмарку?

— Да, и я буду вас сопровождать, — обрадовался Грейсон.

Розалинде очень хотелось влепить ему затрещину. Но поскольку из него все-таки выйдет лучший опекун, чем из тети Софи или дяди Райдера, она обреченно кивнула:

— Разумеется.

Райдер Шербрук, поняв, что нет никакой надежды, отговорить воспитанницу, тоже кивнул.

День для английской весны выдался воистину редким: ярко-голубое небо, легкий ветерок, приносящий сладкие ароматы первых цветов, теплое солнышко, — словом, погода, вызывающая слезы умиления на глазах не избалованных ясными деньками англичан. Троица узнала, что небольшая ярмарка устраивается в одном из уголков Гайд-парка, и направилась туда.

Здесь уже гуляли сотни людей, время от времени они останавливались перед лотками с едой и напитками или картинами художников. Многие сидели на траве и смотрели выступления жонглеров и мимов. Повсюду слышался смех. Иногда даже затевались шуточные кулачные бои, особенно когда участники перебирали эля. Здесь же шныряли карманники, ловко обчищавшие зазевавшихся простаков.

— Сегодня здесь больше еды, чем художников, — заметил Николас.

— И напитков, — добавил Грейсон и, неожиданно остановившись, уставился в пространство.

— О, теперь и я вижу, — покачала головой Розалинда. — Книжные развалы!

Грейсон смотрел на книги с видом изголодавшейся дворняжки. Розалинда, наконец-то получив относительную свободу, приподнялась на носочки и поцеловала его в щеку.

— Иди уж. С лордом Маунтджоем я буду в полной безопасности. Ничего с нами не случится.

Николас широко улыбнулся и поспешил заверить:

— Клянусь охранять Розалинду ценой собственной жизни.

Нерешительно помявшись, Грейсон исчез со скоростью метеора.

— Он может двигаться очень быстро, если стремится к цели, — пояснила Розалинда.

Николас долго смотрел в ее запрокинутое лицо:

— Почему вы считаете, что со мной будете в полной безопасности?

Она улыбнулась в ответ.

— По правде говоря, я в полной безопасности сама по себе. Как и вы, полагаю. А если вздумаете позволить себе вольности, очень об этом пожалеете. Я, как вам известно, очень сильна. И коварна.

— А если вы позволите себе вольничать со мной? Что мне тогда делать?

— Наверное, попросить меня спеть. Это отвлечет меня от всяческих вольностей.

Он не выдержал и засмеялся.

— Это его страсть, — продолжала Розалинда, глядя вслед Грейсону, который прокладывал дорогу через толпу подвыпивших военных, громогласно оравших непристойные куплеты. — Грейсон невероятно талантлив. Он еще в детстве рассказывал бесконечные истории о привидениях.

— Почему вы поцеловали его? — подозрительно спросил Николас.

Розалинда замерла и склонила голову набок, глядя на него:

— Он мой кузен. Что-то вроде брата. Я люблю его. И знаю целую вечность.

— Но вы ему не родная, — холодно бросил Николас.

Розалинда удивленно моргнула, но ничего не ответила. Может, его вопрос следует считать, обычным мужским стремлением приобрести власть над женщиной?

Николас взял себя в руки и вслух пояснил:

— Я хотел сказать, что слышал, как Райдер Шербрук называет вас своей подопечной.

— Совершенно верно. Это долгая и сложная история, и, в общем, совершенно вас не касается, милорд.

— Полагаю, что нет. Вернее, пока еще нет.

Она едва увернулась от мальчишки, мчавшегося на полной скорости к лотку с пирогами.

— Я очень рада, что мои тетя и дядя не сообразили, сколько народу привлечет в парк хорошая погода. Нам очень повезло! О, смотрите, маленькие акробаты! Давайте посмотрим!

Она схватила его за руку и увлекла в круг зрителей, любовавшихся тремя мальчишками.

— О, я ошиблась, одна из них девочка! Смотрите, она вскочила на плечи мальчика, так грациозно и ловко. И, кажется, этот трюк дается ей совсем легко.

Бросив несколько пенни в большой цилиндр, Николас купил девушке лимонада, оказавшегося ужасно кислым, а также горячий пирог с говядиной. Они отошли от толпы в дальний уголок Гайд-парка и уселись на маленькую каменную скамью перед узким прудом со стоячей водой.

— Ни одной утки, — разочарованно протянула Розалинда.

— Возможно, их потревожило такое скопление народа, и они прячутся под кустами.

— Наверное, вы правы. Но эти утки, скажу я вам, великие актеры. Они ныряют и выскакивают из воды в надежде получить хлеб и печенье. Хм, надеюсь, их не пустили на начинку для пирогов.

— Бьюсь об заклад, они для этого слишком проворны. Розалинда положила в рот кусочек пирога, прожевала и взяла еще один:

— Вот попробуйте. Хоть немного.

Она отломила часть пирога и протянула ему. Николас разглядывал ее растрепанные волосы и раскрасневшиеся щеки. Она улыбалась и выглядела абсолютно довольной собой и окружающим миром.

Но тут из-за деревьев выскочили четверо молодых людей в красном и встали перед ними полукругом. Николас уже был готов выхватить пистолет, когда они начали петь. Петь! И как гармонично!

Он невольно заслушался, но вскоре понял, что квартет поет для Розалинды. Значит, они знакомы! Весьма интересно!

Ему это не понравилось, но… когда они допели мелодичную шотландскую балладу о красавице, полюбившей однорукого разбойника Робби Макферсона, Розалинда захлопала в ладоши и сказала:

— Это было чудесно, джентльмены. Но не могли бы вы спеть еще одну? Для лорда Маунтджоя?

На этот раз в воздухе зазвенела трагическая ария из итальянской оперы. Так она все-таки их знает? Так ли уж это странно?