Кэтрин Коултер - Магия страсти

— Ты ошибаешься, Розалинда. Никто не способен проникнуть в смысл написанного, — озадаченно пробормотал он.

— Говорю тебе, это совсем легко. Нужно перенести третью букву каждого слова в начало, а если третья буква окажется гласной, значит, она идет в конец или становится предпоследней. Все гласные представляют седьмую, тринадцатую, девятнадцатую, двадцатую или двадцать пятую буквы алфавита. Все предельно ясно. Это обычный, вполне понятный английский. И никаких забытых слов из шестнадцатого века.

— Да-да, ты, возможно, права, но… Грейсон всмотрелся в текст и покачал головой.

— Проклятие, ты несешь чушь! Кроме того, даже если ты нашла ключ к шифру, все равно уйдет целая вечность на то, чтобы переставить, эти чертовы буквы.

Он забрал у нее книгу дрожащими руками. Грейсон тяжко вздохнул. Что там она сказала насчет указателей?

— Нет, ты, должно быть, тоже устала и бредишь от бессонницы.

— Ад и проклятие, упрямый ты осел! Говорю тебе, это проще простого! Молчи и слушай: «Река разрезает острым лезвием долину Авгуров, узкая, глубокая и предательская…»

Грейсон вырвал у нее книгу:

— Ты все это придумала! Не люблю, когда ты меня дразнишь! Сначала сон о Реннате, потом притворяешься, будто читаешь! Никто не сможет так быстро разгадать этот шифр! Это тебе следовало бы писать романы с привидениями!

Она положила руку ему на плечо:

— Грейсон, неведомо по какой причине я сумела понять шифр. Не могу объяснить, но это правда.

Грейсон снова уставился в книгу.

— Ты не сможешь связно перевести текст, если только… Он покачал головой и снова отдал ей рукопись.

— Ладно, я запишу все, что ты продиктуешь. Розалинда снова стала читать:

— «Гладкие черные камни брода пересекают реку, как сожженные караваи хлеба, но камни отвергают ногу человека, потому что созданы для копыта тайбера. Человек может осмелиться перейти реку, только когда в небе стоят три полных кровавых луны, поднявшихся одновременно над горой Оливан. Придерживайся этого правила или умрешь». — Розалинда подняла голову и тоненько пропищала: — Грейсон, где это место? Три полных кровавых луны, поднявшихся одновременно над горой Оливан?

Розалинда вздрогнула.

— Я боюсь.

Она и вправду боялась. Очень.

— Николас знает об этом. Он сказал, что у его деда была копия рукописи.

Грейсон поднял ее и, прижав к себе, стал гладить по спине.

— Я тоже ничего не понимаю. Но ты права: Николасу Вейлу известно многое. Вот только почему именно мне выпало найти эту книгу? Почему старик позвал меня, а не тебя? Ведь именно ты сумела ее прочитать. Готов прозакладывать новое седло, что и Николасу это удастся. И что случилось со стариком? Он словно ждал именно моего прихода, а потом — пуф, и исчез. И теперь все, что осталось у меня в памяти, — это гнилые доски и листья, шумящие на ветру. Честно признаться, я тоже боюсь. Здесь происходит что-то очень странное. Но мы узнаем правду, Розалинда. А теперь начинай диктовать. Я буду записывать.

Страх неожиданно улетучился, сменившись приливом энергии.

— Да, конечно. Знаешь, Грейсон, думаю, что старик отдал книгу в надежные руки. Но прежде чем я начну читать, позволь рассказать тебе мой сон. Я упомянула, что Реннат, главный чародей Востока, говорил со мной.

— Да, но…

— Беда в том, что я ничего не помню.

И действительно, как она ни напрягала память, на ум ничего не приходило.

— Грейсон, я…

Она смотрела на него, немая и беспомощная.

— Почему я ничего не помню? Подробности совершенно улетучились из головы. А ведь сон был таким ясным!

— Какого дьявола тут творится? — прошептал насмерть перепуганный Грейсон.

— Понятия не имею.

Она отстранилась и сжала ладонями виски.

— У меня всегда была прекрасная память! Я даже помню имя девушки, которую ты увел на сеновал в тот июльский день. Сьюзи Аберкромби.

Грейсон восхищенно покачал головой.

— Тебе не полагается знать о таких вещах, — медленно выговорил он. — Я был очень осторожен, тем более что до матери в два счета доходит любая новость подобного рода.

Оба немного помолчали. Грейсон вновь поднял книгу.

— Наверное, мне следовало бы сжечь ее!

— О нет! — ахнула Розалинда, хватая его за руку. — Благодаря ей мы с тобой и Николасом оказались в центре неких событий. Пока еще неизвестно, каких именно, но мы докопаемся до истины. Вот увидишь. Нужно поговорить с Николасом.

Она невольно улыбнулась.

— Ты права, необходимо поговорить с Николасом. Я горячо молюсь, чтобы он сумел подсказать, что делать дальше. Завтра с утра пошлем ему записку. У тебя очень измученный вид. На сегодня довольно.

— Наверное, тебе не захочется ждать, — вздохнула Розалинда. — Вижу, что ты не прочь немедленно мчаться в дом Николаса… нет, он остановился в отеле «Грильон». Я бы с удовольствием побежала вместе с тобой, но ужасно устала.

Грейсон коснулся пальцами ее щеки.

— Доверься мне, я все устрою. До завтра. Пойдем, я провожу тебя наверх.

Розалинда остановилась на ступеньке, глядя на него сверху вниз. Он по-прежнему прижимал к себе книгу.

— Вчера меня занимал только бал в Пинчон-Хаусе. Я надела новое платье, заказанное для меня дядей Дугласом, танцевала не менее чем с тремя герцогами… но сейчас все кажется таким далеким и ненужным! Мы словно очутились на страницах одного из твоих романов, Грейсон!

— Далеким и ненужным… — задумчиво повторил Грейсон.

Они расстались на верхней площадке. Грейсон отправился к себе. Розалинда смотрела вслед, пока он не остановился у двери спальни и, оглянувшись, не помахал рукой.

Розалинда легла в постель и тут же заснула. На этот раз ей ничего не снилось. Она не открыла глаз, пока Матильда не тряхнула ее за плечо.

— Мисс Розалинда! Пора вставать.

Розалинда встрепенулась и, сообразив, что в окна льется свет, поспешно вскочила.

— О Господи, который час?

— Почти десять, мисс Розалинда. Миссис Софи велела посмотреть, не больны ли вы. Я ответила, что вы никогда не болеете и вообще не понимаете, что это такое — страдать от простуды, как я, например. Еще я сказала…

Розалинда поспешно откинула одеяло:

— Да-да, Матильда, понимаю. Вы видели мастера Грейсона?

Матильда скрестила руки на груди и притопнула ногой:

— Он ушел рано, как только скормил последний кусочек бекона своей кошке. И никому не сказал, куда отправился, — так, по крайней мере, мистер Уилликом заявил миссис Фернли.

Розалинда насторожилась:

— Вы не заметили, Матильда, было у него что-то в руках?

Матильда, чьей тайной мечтой было попасть на сцену, постучала пальцем по подбородку и задумчиво прищурилась:

— Да, у него был завернутый в бумагу пакет. И мастер Грейсон так осторожно прижимал его к себе!

Еще бы! Пропади он пропадом! Отправился к Николасу один!

— Я слышала, как миссис Фернли сказала мистеру Уилликому, — продолжала Матильда, — что мастер Грейсон не менее трех раз стучался к вам сегодня утром, но вы почивали на крыльях ангелов.

Что же, значит, он не так уж виноват.

Розалинда металась по гостиной, поминутно поглядывая на часы и скрипя зубами от злости. Где черти носят Грейсона?

Она хотела прочитать «Правила Пейла» прежде Николаса. Конечно, с ее стороны это низко, но в глубине души Розалинда точно знала, что именно ей предназначено прочитать книгу, и притом очень скоро, иначе… иначе что?

Она не знала.

Прошло еще полчаса, прежде чем в комнату вошел Грейсон. Подскочив к нему, она схватила его за руки:

— Я знаю, что ты сделал! Стукнул пару раз в мою дверь, а скорее всего едва дотронулся до нее, и удрал с чувством выполненного долга. Значит, отнес книгу Николасу? Позволил ему прочитать книгу? О, я пущу тебе кровь из носа и уложу одним ударом! Гнусный предатель! Держу пари, Николас, тоже гнусный предатель, был счастлив, видеть тебя, верно?

Когда у Грейсона хватило наглости рассмеяться, Розалинда сунула кулак ему под нос:

— И ты еще смеешь шутить, Грейсон Шербрук? Не боишься, что я собью тебя с ног?

— Здравствуйте, Розалинда.

Розалинда в замешательстве отпустила Грейсона и, повернувшись, увидела стоявшего в дверях Николаса. Он выглядел таким уверенным и опасным… черные волосы разметало ветром, глаза сверкают, высокие черные сапоги так усердно начищены, что она могла бы смотреться в них как в зеркало. Черные брови высоко подняты: кажется, он тоже едва сдерживает смех.

— Вы!

— Кажется, да. Вы действительно считаете нас с Грейсоном гнусными предателями?

— Вы оба, возможно, еще хуже, чем я себе представляю!

— Честное слово, Розалинда, я стучался к тебе, — встрял Грейсон. — И очень громко, но ты, скорее всего, видела во сне, как танцуешь со своими тремя герцогами, вероятно, пытаясь решить, какого из бедных олухов поймать в сети. И что мне было делать? Пришлось одному бежать к Николасу. И конечно, я показал ему книгу. На моем месте ты сделала бы то же самое, и прекрасно это знаешь. Не будь дурочкой!

Николас, не отрывая взгляда от Розалинды, шагнул вперед, взял ее руку и поднес к губам. Изящный старомодный жест, но вполне соответствующий моменту. Его губы обожгли ее руку, глаза по-прежнему весело блестели, а прикосновение…

Розалинда оцепенела, словно громом пораженная. Боже, ведь это всего лишь обычная светская учтивость, но она была потрясена собственным безумным восторгом.

Розалинда безмолвно смотрела на него, не подозревая, что все эмоции: радость, смущение, счастье — написаны на ее лице.

Она смотрела на его губы, которые, наверное, могли быть жесткими и безжалостными, но когда эти губы прижались к ее руке, ей захотелось прильнуть к нему и зацеловать до беспамятства. А этот бесчувственный болван казался ничуть не тронутым таким проявлением чувств, словно понятия не имел, что ее мир только сейчас покачнулся. Казалось, единственное, что его занимало, — предложат ли ему чай. Ей хотелось ударить его, заорать, привести в сознание, но Николас весело объявил:

— Грейсон действительно приехал ко мне. Показал книгу, объяснил, что вы умеете читать «Правила» так же бегло, как один из готических романов миссис Норт. Признаюсь, я не поверил ему, потому что не смог разобрать ни слова, но как вы, обычная женщина, сумели разгадать шифр? Ну что, теперь вы чувствуете себя лучше?

Прежде чем она успела обличить его, Грейсон сказал:

— Видишь ли, Розалинда, из нас троих только ты одна обладаешь такими способностями. Полагаю, это можно назвать даром и…

— Да-да, знаю, я не такая, как все.

— Значит, от Николаса нам нет никакой пользы. Почему же у тебя такой вид, словно хочешь его ударить? Он ничего такого не сделал. Ты по-прежнему главная среди нас!

— Видите ли, хотя дед показывал мне книгу, никогда не объяснял, что там написано. Только рассказал о Саримунде. Сумел ли он разгадать шифр? Помню, он просиживал за книгой бесконечные часы, но вряд ли чего-то добился.

Ей снова захотелось влепить кулаком по его идеальному носу. К прискорбию, пришлось держать свои кулаки при себе, потому что дядя Райдер и тетя Софи выбрали именно этот момент, чтобы появиться в гостиной. Лица молодых людей вытянулись. Разговор прервался.

— Уилликом сообщил, что вы пришли вместе с Грейсоном, — учтиво заметил Райдер.

— Рад новой встрече, мэм, — с поклоном приветствовал Николас. — В этом платье вы неотразимы.

Софи приветливо улыбнулась:

— Не более неотразима, чем вы, милорд. Розалинда фыркнула.

— Судя по выражению ваших лиц, — продолжала Софи, — вы мечтаете, чтобы мы убирались к черту, но, увы, ничего не выйдет. Мы останемся здесь. Итак, что там насчет книги? Той, которую ты вчера читал целый день?

Грейсон кивнул:

— Я… у меня возникли кое-какие вопросы, мама. Я хотел, чтобы Николас на нее взглянул.

— Но почему ты вчера не показал ему книгу? Ведь вы были в парке втроем, не так ли?

Грейсон мгновенно онемел. Николас пристально уставился на прелестную пастушку, украшавшую каминную полку. Розалинда, брезгливо оглядев обоих, выступила вперед:

— Ты же знаешь, тетя Софи, каков Грейсон: стоит ему вбить себе в голову какую-то мысль, и он тут же старается найти укрытие, где можно в уединении все обдумать, как следует. Он оставил нас в парке.

Без присмотра.

— Э… то есть Грейсон не то чтобы нас оставил, просто предложил нам немедленно ехать домой. Что мы и сделали. Э… почти сразу же.

Райдер Шербрук медленно подошел к сыну:

— Вы с Розалиндой никогда не умели лгать. Вижу и его светлость не лучше. Итак, что здесь происходит?