Он подошел еще ближе, и оранжевый отблеск озарил ночное небо. Тамтамы зазвучали быстрее, их ритм гипнотизировал, подчинял своей власти. Слышались громкие голоса, но слов на незнакомом языке разобрать было невозможно. Спрятавшись за густым кустарником, Рид нашел такую точку, с которой ему было видно все происходящее, сам же он оставался на безопасном расстоянии.

Перед ним предстала яркая сцена. Посреди поляны пылал костер, его языки жадно устремлялись в темное небо. Сухие сучья и ветки потрескивали в огне. Ослепительные снопы оранжевых искр на фоне чернильного неба казались стаей светлячков. Большая группа полуодетых негров собралась вокруг костра. Женщины, голые до пояса, танцевали, раскачиваясь; их движения были свободными, их ничто не сковывало. Монотонные песни, древние, языческие, неслись над поляной. «Это церемония вуду, – понял Рид. – Я присутствую на церемонии вуду».

Уголком глаза он уловил какое-то движение справа от себя. Прищурившись, он стал вглядываться в темноту и увидел фигуру в чем-то белом, светящемся, осторожно продвигающуюся по той же тропе, по которой только что прошел он сам. На секунду он решил, что наблюдает за призраком – результатом собственного воображения и колдовства вуду. Потом он вдруг понял, кто это, и открыл рот от изумления.

Кристина!

Какой черт ее сюда принес? Неужели у нее вообще нет мозгов? «Очевидно, нет», – мрачно ответил он сам себе. Она явно не могла удержаться от того, чтобы не пококетничать с опасностью. Она хоть задумалась о том, что может случиться, если ее присутствие обнаружат? Только приглашенным, посвященным позволено находиться здесь сегодня.

Несмотря на раздражение, он не мог оторвать взгляд от девушки, очарованный против собственной воли. Что это на ней надето? Ночная рубашка? Что бы там ни было, простой стиль одеяния только подчеркивал ее красоту. Легкий ветерок обдувал ее, так что ткань облепляла тело, не скрывая его изящных изгибов. Черные волосы Кристины были распущены и словно накидкой покрывали ее плечи и спину. Шелковистые локоны вздымались и падали при каждом дуновении. Она выглядела такой чистой, непорочной.

Кристина остановилась в тени, склонив голову набок, захваченная открывшейся сценой. Рид выругался про себя. Любой идущий по тропинке увидел бы ее. Ужаснувшись такой возможности, он подскочил к девушке, одной рукой закрыл ей рот, другой обхватил за талию, а потом вместе с ней нырнул в свой тайник в кустах, упав спиной на землю.

Ошеломленная, Кристина почти лежала на его груди и смотрела на него во все глаза. Рид заметил, как испуг на ее лице быстро сменился гневом. Она только открыла рот, чтобы возмутиться по поводу такого грубого обхождения, как Рид услышал шум, донесшийся со стороны тропинки. И мужчина заставил ее замолчать единственным доступным ему способом.

Обхватив ладонью затылок Кристины, Рид прижался к ее губам, намереваясь заглушить гневную Отповедь, пока она не превратилась в вопль. Рот девушки приоткрылся от удивления, и Рида охватило томление – нежное и сладкое. Он приник к ее губам, забыв, что целует ее лишь для того, чтобы заставить замолчать. Он забыл обо всем, кроме искушающего сладкого прикосновения ее губ.

Рид наслаждался ощущением ее тела, приникшего к нему. Такое легкое, такое мягкое, женственное – на жестком и сильном мужском теле, идеальный союз. Его чувства вырвались из-под контроля. Внезапно он понял, что хочет ее – не пассивно-безразлично, а горячо и живо. Чуть повернув голову, он поцеловал ее нежнее, полнее, требуя и ожидая ответа.

Эта перемена принесла немедленный результат. Возбудившись от того, что почувствовал, как руки Кристины сжали его плечи, Рид совсем осмелел. Проведя кончиком языка по ее пухлой нижней губе, он воспользовался растерянностью девушки. Теперь его язык легко, дразняще ласкал ее. Когда она застенчиво ответила ему, наслаждение Рида достигло почти болезненной силы. Он впитывал ее волнующий вкус – сладкий, с пряным оттенком.

Вдруг дружный вопль потряс воздух, нарушив все очарование момента. Отрезвляющий, как ведро ледяной воды, приветственный крик заставил Рида прийти в чувство. Кристина смотрела на него, и ее темно-карие глаза туманились от страсти и смущения. Ее рот, припухший от поцелуя, казался таким же соблазнительным и сочным, как запретный плод. Рид безжалостно тушил желание, все еще горящее в его крови. «О чем я думаю?» – презрительно спрашивал он сам себя, Он чуть было не потерял контроль над ситуацией. То, что вначале было попыткой уберечь Кристину от обнаружения, быстро перестало быть таковым. Одно прикосновение, ее вкус – и он забыл обо всем, кроме нее. Злясь на самого себя, Рид перекатился на живот.

Прижав палец к губам, он раздвинул ветки так, чтобы им обоим было видно поляну.

– Смотрите, – прошептал он. – Слушайте.

Кристина подвинулась ближе, ее лицо выражало любопытство. Они лежали на земле бок о бок и смотрели, как толпа негров расступилась, и к костру вышел тощий как палка человек.

– Букман, – пробормотал Рид.

Он узнал его, хотя видел всего один раз. Жрец вуду и революционер, Букман, как говорили, гостил на разных плантациях и вербовал черных в сторонники своего дела.

Букман протянул руку, и вперед выступила женщина с царственной осанкой, в широком белом одеянии. Нимб густых вьющихся волос окружал знакомое лицо.

– Гера, – чуть слышно проговорила Кристина.

Из своего относительно безопасного укрытия они с Ридом наблюдали, как Букман и Гера, жрец и жрица вуду, запили свои места у импровизированного алтаря. Клетка с огромной змеей, свернувшейся кольцами, стояла на алтаре. Букман обратился к толпе на местном диалекте, в котором встречались французские слова. Когда он замолчат, все взгляды устремились на Геру.

Вытащив из клетки змею, она подняла ее высоко над головой. Потом откинула голову, глядя в полночное небо, и издала долгий пронзительный вопль. Кристина невольно схватила Рида за руку, когда тело Геры начало извиваться, а потом забилось в конвульсиях. Слова того же странного языка, ил котором говорил Букман, полились из ее рта. Затем она устало положила змею на алтарь.

Один за другим все участники церемонии подходили к алтарю и клали свои подношения. Куриные кости, связанные в форме креста, черепа животных, перья, обрывки красной, голубой и белой ткани образовали горку.

После этого общее настроение переменилось. Букман поднял руки, и толпа затихла. Отказавшись от местного диалекта, он обратился к присутствующим. Жрец подробно рассказал, что происходит во Франции, где такие же люди, как ими, восстали против своих угнетателей. Уверенным тоном им убеждал собравшихся, что такое возможно и на острове Сан-Доминго.

– Бог добра призывает нас отомстить. Он придаст силу и.мним рукам и храбрость нашим сердцам. Объединяйтесь, братья мои. Мы победим. Мы будем править.

Рид прикоснулся к плечу Кристины и жестами показал, что пора уходить. Голос Букмана все еще звенел у нее в ушах, когда, пригибаясь к земле, она следовала за надсмотрщиком в Бель-Терр.

К тому времени, как они подошли к воротам сада, миллион вопросов крутился в голове Кристины. Однако, взглянув на Рида, она поняла, что не получит никаких разъяснений, если не будет очень настойчива. Глубоко вздохнув, девушка набралась решимости и спросила:

– Эта странная церемония, которую мы только что наблюдали, как-нибудь называется?

Рид скрестил на груди руки и, прежде чем ответить, долго задумчиво смотрел на Кристину.

– Это называется иуду.

– Вуду... – тихо повторила она.

– Это... нечто вроде религии. Или, точнее, смесь религии и мистики. Основывается на верованиях, которые черные привезли с собой из Африки, и на поклонении духам как живых, так и умерших.

Кристина была вся внимание; она слушала, не упуская ни одной детали.

– Кто этот Букман?

Рид нахмурился и сжал челюсти, глядя на нее.

– Ну... – настаивала Кристина, тоже наморщив лоб. – Почему вы мне не говорите?

– Вам может не понравиться то, что вы услышите.

– Я хочу знать, – упрямо повторила она.

Вовсе не пустое любопытство заставляло ее выяснять личность тощего фанатика, который говорил с таким жаром и страстью. По непонятным для самой себя причинам Кристина осознавала всю значимость этого человека.

– Букман – раб. Он был надсмотрщиком на плантации возле Лимбе.

Кристина вспомнила, к чему призывал негр, и вздрогнула.

– Он меня пугает.

– Этому есть объяснение, графиня. Он обладает властью и опасен.

– А Гера? – Девушка взялась рукой за ворота, но не стала открывать их. – Какую роль играет она во всем этом?

Рид пожал плечами.

– Судя по тому, что мы видели, она, должно быть, мамбо, или жрица вуду.

– Сегодня была не просто церемония, верно?

– Букман подговаривает рабов, убеждает их объединяться против белых.

– Революция...

Рука Кристины сжала створку ворот. «Что за ирония судьбы, – подумала она. – Стоило бежать от одной революции, чтобы оказаться в самом центре другой».

– Вряд ли он добьется успеха. В прошлом тоже были попытки бунтов, тогда зачинщиков ловили и вешали.

Кристина невесело рассмеялась. Его слова ее совсем не успокоили.

– Вы наивны, месье. Когда большая группа людей объединяется для одного дела, тогда все возможно.

Рид молчал, не зная, что ей на это ответить.

– А мой... – Она собиралась сказать «муж», но не смогла заставить себя произнести это слово и сформулировала вопрос иначе: – Хозяева плантаций знают, что происходит? Может, их надо предупредить?

Надсмотрщик скривил рот.

– Белые господа предпочитают высокомерно не замечать того, что творится под самым их носом.

Кристина распахнула ворота.

– Тогда они глупцы. Все до одного.

– Графиня... – проговорил Рид, остановив ее, прежде чем она, пройдя по тропинке, исчезла бы в дверях дома. – Не говорите никому ни слова о том, что видели сегодня. Ни вашему мужу, ни Гере, никому. Ваша жизнь, вернее, обе наши жизни зависят от этого.

Полуобернувшись, она полыхнула на него взглядом.

– Неужели вы принимаете меня за какую-то полоумную, у которой вместо мозгов в гол пне пудинг?

– Но вы ведь вышли замуж за Делакруа? – огрызнулся Рид, неизвестно почему вдруг разозлившись на нее.

Кристина резко вдохнула воздух, почувствовав себя так, словно ее ударили.

– Вы правы, – горько признала она. – Брачный союз с дьяволом переводит меня в разряд самых больших дурочек.

– Простите, – пробормотал он. – Я не должен был говорить этою.

– Не должны были, – сдавленным от обиды голосом проговорила она. – Вы не имеете права судить меня.

– А вы – меня, – ответил Рид.

– Уже поздно. Я должна идти, пока не вернулись слуги.

— Графиня...

Она была уже на середине дорожки, когда он позвал ее. Какая-то нотка, прозвучавшая в его голосе, заставила ее ощутить волнение. Это была печаль, даже тоска, то, что никак не вписывалось в его сильный характер. Повернув голову, Кристина увидела, что он стоит, слегка опираясь о ворота. Облака играли в прятки с луной, и лицо Рида оказалось в тени. Но даже теперь она ощущала напряженность его взгляда.

– Будьте осторожны.

– И вы тоже, месье. Спокойной ночи. – И, повернувшись, Кристина поспешила в дом.

«Осторожны... Будьте осторожны».

Эти слова шелестели у нее в голове, как ветер шелестит листвой деревьев. Картины древнего ритуала вуду все еще стояли перед ее глазами. Даже в относительной безопасности собственной спальни, с запертой дверью, Кристина не ощущала спокойствия. Всегда настороже, всегда в напряжении. Она ни в чем не была уверена с тех пор, как прибыла на остров. После увиденного сегодня к ее страхам прибавится еще один. Ненависть черных к белым господам скоро приведет к взрыву насилия.

Как только ей удастся узнать о местонахождении дедушки, она покинет остров. А до тех пор изо всех сил попытается продержаться. Дед обещал написать. А Жан-Клод Бушар, граф де Варенн, был человеком слова. Должно быть, что-то случилось, иначе она бы уже получила от него весточку. Но если она сбежит, не дождавшись письма, то не будет знать, где его найти, и они могут никогда не встретиться.

Постепенно, уже к рассвету, усталость сняла напряжение. Кристина расслабилась, и ее захватили воспоминания о поцелуе. Приятная теплота наполнила тело. Поцелуй Рида пробудил в ней тайное желание, неоткрытую страсть. Он заставил ее забыть обо всем. На какое-то время она перенеслась туда, где были только они двое.

Когда поцелуй так резко прервался, Рид казался абсолютно спокойным, она же, наоборот, совершенно лишилась шоры. Неужели это происшествие ничего не значило для него? Неужели он ничего не почувствовал?

Боже! Она застонала от отвращения к самой себе. Повернулась на бок, взбила подушку. Как стыдно. Замужем за одним, а похотливо жаждет другого. И не просто другого, а человека, способного на ужасную жестокость. Что с ней происходит? Неужели она сошла с ума?