Элейн Ричардс - Магнат

— Убедительно звучит, Арлен. О Господи, это и впрямь убедительно!

Она села к компьютеру и ввела слово «БАХ»:

Компьютер ответил: «НЕВЕРНЫЙ КОД».

— Попробуй названия, — сказал Арлен, заинтересовавшийся вопреки собственной воле. — Попробуй: Сюита номер 1 До мажор.

Сэнди ввела это название.

Компьютер ответил: «НЕВЕРНЫЙ КОД».

— Попробуй: Сюита номер 2 Си бемоль-минор.

Компьютер ответил: «НЕВЕРНЫЙ КОД».

Сэнди попробовала еще два названия: «Сюита номер 3 Ре мажор» и «Сюита номер 4 Ре мажор». И оба раза компьютер отверг коды.

Вся в поту, она откинулась на стуле.

— И что дальше?

— Сюиты называются иногда партитами, — сказал Ден. — Попробуй: партита…

Сэнди попыталась еще четыре раза. И четырежды компьютер ответил: «НЕВЕРНЫЙ КОД».

Они вводили в память компьютера названия всех музыкальных инструментов, названия танцевальных номеров во всех известных им балетных сюитах, полное имя Баха и другие варианты, но все безрезультатно.

Джефф сказал:

— А что, если попробовать вводить числа?

Сэнди посмотрела на Дена:

— Какие числа?

Арлен нагнулся над компьютером, пытаясь сосредоточиться.

— Попробуй дату рождения Баха, 21 марта 1685 года.

Сэнди попробовала, полным текстом и сокращенно. Компьютер напечатал: «НЕВЕРНЫЙ КОД».

Они вводили в компьютер даты смерти Баха, его женитьб, даты рождения его детей, всех важнейших событий в его жизни. Потом Ден сказал:

— Погоди-ка! Люк не был педантом, он любил попроказничать. Он придумал бы что-то крутое, но не недоступное. Что точно говорится в записке?

Сэнди повторила:

— «Все записи Ли Коннери находятся вниз по ручью. Доказательства неопровержимы, хотя и ошеломляющи. Убийство — финал моей сюиты!»

Ден задумался, потом попросил у Джеффа сигарету.

Джефф нехотя подал ему сигарету. Ден с удовольствием закурил и сказал:

— Послушай. Это, может быть, чересчур, но Бетховен пользовался этой идеей, да и другие композиторы тоже. Буквы фамилии Баха можно перевести в ноты, в их буквенное обозначение. БАХ — BACH. В старинных немецких нотах вместо Н писали В. Значит, фамилия БАХ на фортепьяно игралось бы как В-А-С-В. Понятно?

— Не совсем, — сказала Сэнди. — Но ты продолжай.

Ден выдохнул едкий дым.

— Смотри. «Записи — вниз по ручью». Понимаешь? Запись — значит, буквенная запись нот, соответствующая слову «ручей», то есть БАХ. Попробуй В-А-С-В.

Сэнди ввела в машину В-А-С-В.

Компьютер напечатал: «НЕВЕРНЫЙ КОД».

— Цифры! — предложил Джефф.

Ден сказал:

— Цифры? Хорошо, если идти вверх по гамме от среднего до, В будет соответствовать цифре 7, А — цифре 6, С будет соответствовать единице либо восьмерке, затем опять 6. Попробуй 7-6-1-6.

Сэнди ввела: 7-6-1-6.

«НЕВЕРНЫЙ КОД», ответила машина.

— Попробуй 7-6-8-6, — сказал Ден.

«НЕВЕРНЫЙ КОД».

— Черт! — в отчаянии бормотала Сэнди. — Черт! Черт!

— Не надо. Успокойся, — сказал Джефф.

— Я была не права, — устало произнесла Сэнди. Она облокотилась на спинку стула и закрыла лицо рукой. — Идея была хорошая, но неправильная. Файла здесь нет. Пошло все к черту!

— М-да, — сказал Арлен. — Мне очень жаль. Все было очень интересно, но мне больше ни черта в голову не приходит. — Он затянулся сигаретой. — Дьявол! Это было так похоже на шутки Люка. Запись вниз по ручью. Запись вниз… — Он поднял голову. — Погодите-ка!

Сэнди посмотрела на него:

— Что?

— Вниз по ручью. Не вверх, а вниз. Может быть…

— Да. Вниз! Не вверх по гамме, а вниз! — закричала Сэнди.

Джефф подался вперед:

— Хорошо. Попробуем 6-8-6-7, — предложил Ден.

Сэнди сделала глубокий вдох и выдох. Ее пальцы дрожали. Она ввела: 6-8-6-7.

«НЕВЕРНЫЙ КОД», в который уже раз ответила машина.

— Не может быть! — выкрикнула Сэнди.

— Подожди! — завопил Арлен. Сэнди замолчала, вся дрожа. Арлен смял сигарету. — Еще один вариант. Принять С, то есть до, за первую ноту, а не за восьмую. Попробуй 6-1-6-7.

Сэнди ввела: 6-1-6-7.

Ответ был прежний.

Рука Сэнди взмыла в воздух и в ярости описала дугу, готовая ударить по подставке компьютера, но вдруг Джефф крикнул:

— И буквы, и цифры! Сверху вниз: Н-С-А-В, 6-1-6-7.

— Брось, Джефф! — устало произнесла Сэнди.

— Попробуй! — сказал Джефф.

Комната наполнилась звенящей тишиной. Сэнди устало ввела в машину: Н-С-А-В, 6-1-6-7.

На экране компьютера появилось: «ГОТОВНОСТЬ». А потом: «ЛЮК ЭВЕРИ: ЗАМЕТКИ К КНИГЕ О ВОЗВЫШЕНИИ ХЕЙГОВ». И последнее: «МАТЕРИАЛЫ О ГИБЕЛИ ЛИ КОННЕРИ».

На секунду в комнате стояла благоговейная тишина, пока трое измученных людей смотрели на экран, на котором теперь мелькали зеленые буквы.

— Ура-а! — закричала Сэнди, и внезапно она, Джефф и Ден принялись вытанцовывать в маленьком компьютерном зале, обнимая, тиская и целуя друг друга, пожимая друг другу руки. Компьютер молча выдавал записи Люка Эвери. Восторг начал быстро спадать. Сэнди обвила руками шею Дена Арлена и крепко поцеловала его в губы. Она посмотрела на него с улыбкой и со слезами на глазах и сказала:

— Спасибо.

Арлен казался смущенным и неловким.

— Ну да ладно, — ответил он, — я хочу сказать, интересная была задачка…

— Да, интересная задачка, — сказала Сэнди и широко улыбнулась. — Господи, Ден, как ты можешь подчиняться этим подонкам?

Арлен отстранил ее руки:

— Ты переработала, Сэнди. Вы получили ваши материалы, мы все очень возбуждены. Я хочу, чтобы вы как можно скорее убрались отсюда. И, пожалуйста, не упоминайте в связи с этим мое имя. Иначе я прикажу приколотить ваши уши гвоздями к стене моего офиса.

Сэнди все еще улыбалась.

— Ладно. Давай выясним, что там за секреты, Джефф.

Она обернулась и замерла.

Джефф стоял у компьютера, напряженно вглядываясь в экран. Его лицо было мертвенно-бледным, глаза были полны отчаяния. Его била заметная дрожь. Она спросила:

— Джефф! Что с тобой?

Чуть слышно, словно разговаривая сам с собой, он ответил:

— Ли… Господи! Ли… Ли… — Он вновь и вновь повторял это.

Во время политических кризисов члены клана Коннери всегда возвращались под родной кров. Семья принимала в объятия свое попавшее в беду чадо и выступала единым фронтом. Поэтому никому не показалось странным, что Джефф вдруг решил навестить отца и улетел в Лос-Анджелес. Коннери были родом с северо-востока, но сейчас смертельно больной Мэт Коннери жил в доме бизнесмена, работавшего в киноиндустрии.

Джефф купил билет первого класса и все три часа полета смотрел через маленький иллюминатор на клубящиеся облака. После того как он прочел материалы Люка Эвери, он был на грани срыва.

Только необходимость выяснить все до конца заставляла его действовать.

Самолет приземлился в аэропорту Лос-Анджелеса, и Джефф на частной машине доехал до Беверли-Хиллз.

Он прошел по извилистой дорожке к современному зданию, и человек в белой униформе впустил его в сад. Джефф догадался, что это санитар. Джефф заранее послал телеграмму, и его ждали. Проходя мимо живой изгороди из вьющегося винограда, он чувствовал, как кровь стучит у него в висках и пот бежит по спине.

Мэт Коннери ждал сына, сидя в кресле-качалке и глядя на садовый пруд неопределенной формы с неровными краями. Джефф подошел и сказал:

— Здравствуй, отец.

Коннери-старший повернул голову:

— Как твои дела?

— Прекрасно. А твои?

— Ничего.

Это была откровенная ложь: у Мэта Коннери прогрессировал рак печени. Опухоли как таковой не было, но раковые клетки вызывали внутреннее кровотечение, и оно, так же как и химиотерапия, медленно разрушало его организм. И все же слегка загорелое лицо Мэта приятно контрастировало с редкими седыми волосами, завитками спускающимися на уши. Джефф знал, что это лицо с глазами навыкате когда-то было румяным и свежим, а волосы густыми, и глаза были посажены глубоко.

Джефф повернулся к санитару и спросил:

— Как его дела?

Молодой человек, светловолосый и голубоглазый, ответил:

— У него сильные боли, мистер Коннери. Его тошнит из-за того, что несколько раз в неделю проводят химиотерапию, а в рвоте стала появляться кровь. Мы считаем, что вскоре надо будет его поместить в больницу.

— Насовсем?

— На неопределенное время. Доктор собирается связаться с вашей сестрой.

Мэри, сама находясь в Нью-Йорке, с помощью своих калифорнийских друзей организовала лечение отца. Джефф задал себе вопрос: не было ли в словах санитара тени упрека? Конечно, дети бросили Мэта, и каждый из них по-своему чувствовал свою вину, но, с другой стороны, они поступали так, как он сам их учил. «Если у оленя сломана нога, а в лесу пожар, — любил говорить Мэт, — то ты можешь поцеловать его на прощание и дать деру, чтобы тебе не припекло задницу». Мэт Коннери твердо верил в то, что выживает сильнейший.

Теперь и он, и его дети лишились былой силы. Джефф спросил:

— Вы будете поблизости?

— Разумеется.

— Подождите меня. Я хотел бы увидеться с вами после того, как поговорю с отцом.

— Хорошо.

Молодой человек повернулся и исчез за небольшим холмиком. Джефф заставил себя вновь взглянуть на умирающего отца, казавшегося неестественно маленьким в своем кресле-качалке.

— Ты следишь за моей кампанией?

— Иногда, — ответил Мэт. Его голос звучал тихо, почти как шепот, но в нем все еще чувствовалась в прошлом сильная личность.

— У меня есть шанс выиграть.

— У всех есть шанс. И у Марка Ленарда есть шанс.

— Знаю. — Джефф уселся на один из валунов, великолепно вписавшихся в искусственный газон вокруг пруда и создававший иллюзию живой природы. — Прошел второй раунд. Хейги мечут молнии. Вкладывают миллионы в его рекламу.

— Я знаю, как это делается. Но мне нравятся твои рекламные клипы.

— Как тебе удается смотреть их здесь?

— А у меня есть видеокассеты.

Джефф холодно улыбнулся:

— Значит, тебе не все равно?

Мэт смотрел на него, и сердце у Джеффа обливалось кровью. Он помнил, как это лицо склонялось над его кроваткой, как эти руки намыливали его детское тельце в душе, и помнил запах, идущий от отца, смешанный с запахом воды и шампуня, когда Мэт заворачивал в полотенце его, малыша, стоявшего на стуле.

— Мне все равно, — сказал Мэт, — мне наплевать на то, что происходит в мире. Мне чихать на то, что творится на этом чертовом Ближнем Востоке или где-нибудь еще. Мне нужна сиделка, мать твою, чтобы она подавала мне утку и помогала засунуть туда конец!

Он опять посмотрел на пруд.

Джеффу вспомнились и богохульства отца, вспомнился очень ярко ужас, который он когда-то испытал, лежа в кровати в темноте и слыша, как отец и его дружки играют в карты и ставят на кон власть над отдельными районами города. Он вспомнил их бесстыдные, грязные рассказы о том, как они трахали чужих женщин, вспомнил, как он ненавидел за это своего отца. Но на следующий же день, когда Мэт взял Джеффа на прогулку, мальчик бежал рядом с отцом, гордясь им как повелителем. Когда Мэт останавливался поболтать с приятелем, Джефф чувствовал, как от радости у него колотится сердце. Он гордился отцом и тогда, когда тот протягивал руки и подманивал голубей, насыпая маковые зернышки на край своего рукава.

— Я не виню тебя за то, что тебе все равно, — сказал Джефф. — Но зачем ты тогда следишь за моей рекламой?

— Надо же чем-то заняться. И потом, я рад, что ты вновь занялся делом прежде, чем я помер. Не то, чтобы это очень много значило. Я не люблю дурацких разговоров о том, что нужно умирать, гордясь своим сыном.

— Знаешь, — сказал Джефф, — я баллотируюсь не для того, чтобы ты помер, гордясь своим сыном, но я хочу победить. Я знаю, это обрадовало бы тебя, ведь ты всегда терпеть не мог, если кто-нибудь из нас проигрывал.

Джефф и раньше позволял себе поддразнивать отца, но ни разу не высказал открыто своих чувств. Он вспомнил футбольный матч, когда ему было всего семь лет. Он упустил удачную подачу, и Мэт Коннери, разъярившись, орал на него: «Почему ты не забил гол? Почему ты не забил гол?» Орал до тех пор, пока Джефф не разрыдался и его не исключили из игры.

Память работала с безумной скоростью, охватывая все прошлое разом. Джефф внезапно до конца осознал, почему он на время выпал из жизни. У него было только два выбора: драться или уйти в тень. Член клана Коннери не имел права просто работать, иметь семью — член клана Коннери был обязан стать лидером.