– Папуля! – обрадовалась Варя. – А теть Лариса прямо о-бал-де-ла, когда в Москву приехала… Она даже меня не узнала!

– Вообще, у нас шампанское, – сдержанно заметила Людмила. – И ты же знаешь, я ненавижу, когда вот ты с таким лицом, в таком виде… У меня сегодня день рождения, между прочим.

– Поздравляю, – буркнул тот, не обращая ни на кого внимания, и залпом опрокинул в себя стакан водки, только что поднесенной официанткой.

– Богдан, а почему ты заказал столик на первом этаже, а не на втором? – нервно спросила Людмила, теребя в руках салфетку.

– Папуля, а собачку ты мне купишь наконец? – со взрослыми интонациями протянула Варя. – А, па-ап?

Сестра Лариса вздохнула сокрушенно:

– Да, Богдан, почему вы не кабинет заказали? Между прочим, у Людочки все-таки праздник…

– Па-ап, ну что ты молчишь? Я тебя спрашиваю – ты купишь мне собаку или нет? – строго, с надрывными материными интонациями поинтересовалась Варвара, уронив солонку. – Да или нет? Ты мне прямо скажи!

– Сразу бы намекнули, чтобы я в гостинице остановилась, а не у вас… – забубнила Лариса.

– Ты что, оглох? – с раздражением воскликнула Людмила. – Я, между прочим, хочу знать, почему ты…

Но она не успела договорить фразу.

– Господи, как вы меня все допекли! – с тоской произнес Богдан, глядя в потолок, точно собираясь завыть на блестящую хрусталем люстру. – Сил моих нет…

Он бросил на стол купюру и твердым шагом вышел из зала.

– Теть Ларис, а как это – «в проекте»? – с любопытством спросила Варя, словно ничего особенного не произошло. – А, как это?

Людмила снова уставилась на скатерть широко открытыми глазами.

– Люда, что ты? – коснулась ее локтя Маруся. – Все в порядке. Наверное, он просто устал… Не в духе.

– Козел он, вот кто, – мрачно произнесла Людмила.

– Если папочка козел, то ты, мамочка, коза. А я тогда кто? – принялась серьезно рассуждать Варя. – А я тогда получаюсь козочка! Но вот кто у нас в семье теть Лариса, я просто ума не приложу… Теть Ларис, давай ты будешь коровкой, а?..

– Мне пора, – сказала Маруся, глядя на часы. – Я Егорку с мамой оставила!

– Ладно, мы тоже пойдем, – вздохнула Людмила.

Возле входа стояла машина Людмилы – хорошенькая малолитражка золотистого цвета.

– Тебя подвезти?

– Нет, спасибо… На метро быстрей получится! – покачала головой Маруся. – Мне по прямой, без пересадок.

– Ну да, сейчас же сплошные пробки… – усмехнулась Людмила. – Ладно, пока, подруга. Хотелось повидаться в кои-то веки, а этот хрен все испортил.

– Если папа хрен, то ты, мама, горчица. А я тогда кто получаюсь? А я буду кетчупом. Нет, я буду – васаби. Ма-ам, помнишь, мы в японском ресторане эту… всякую дрянь ели с васабей? Нет, с васабью… Ма-ам, а как правильно?

Лариса с трудом втиснулась на переднее сиденье.

– До встречи, – Людмила поцеловала Марусю. – Ты очень изменилась, знаешь?

– Разве?

– Да. Сидела с таким отсутствующим видом, о чем-то думала… Хотя понимаю, нелегко тебе!

…На самом деле Марусе было очень легко. Она ворвалась к матери, сразу же бросилась к Егорке – тот сидел на диване, сосредоточенно мусоля во рту сушку, и смотрел рекламу по телевизору.

– Золото мое… Принц! Самый любимый! – принялась тормошить его Маруся. – Мама, он не плакал? Он кефир пил?

– Он прекрасно себя вел! – с гордостью произнесла Лилия Сергеевна. – Ты знаешь, я тут, на досуге, составила ему гороскоп, и такие удивительные вещи открылись! Вот послушай… – Она нацепила на нос очки и включила ноутбук.

– Мама, я тебя умоляю! – закричала Маруся негодующе.

Она не хотела ничего знать – хотя, по выражению лица Лилии Сергеевны, перспективы у Егорки были самые радужные.

– Планированием семьи ты не занималась, а теперь даже не хочешь Егорушкину жизнь спланировать! – обиделась она.

– Ты о чем? Мама, я же тебе тысячу раз говорила, что не верю во все это! – жалобно произнесла Маруся. – И в то, что рождение детей можно как-то спланировать – тоже не верю!

– А если бы верила, то родила бы в браке! И все были бы счастливы!

– Нет, – покачала Маруся головой. – Ты знаешь, мама, я ни на минуту, ни на секунду не жалею о том, что родила Егорку. Да, я совершенно не планировала это, я была легкомысленна, но и слава богу – иначе у меня не было бы теперь моего мальчика! – Она укусила сына за пятку, и тот, хохоча, принялся отбрыкиваться. – Вот если спросить у тех женщин, которые тоже не собирались заводить ребенка, а он, этот ребенок, все-таки появился на свет, жалеют ли они о чем-то? Так вот, я больше чем уверена, они все скажут: нет.

– Вообще, ты права, – задумчиво зевнула Лилия Сергеевна. – За нас решают звезды – когда рожать, а когда нет…

– Мама, ты сама себе противоречишь! – засмеялась Маруся. – То говоришь – надо планировать, то – звезды сами за нас все решат…

Маруся одела Егора, и они отправились домой.

Она не подозревала, что с этой ночи в их коммунальной квартире начнут происходить некие события.

…Все уже давно спали: и Виталик – усталый, честно отработавший день на мебельной фабрике, и Маруся, на которую выпитый бокал шампанского на дне рождения у Людмилы подействовал не хуже таблетки снотворного, и Егорка, утомленный визитом к бабушке… Но внезапно сонную тишину прорезал чей-то вопль.

Маруся подскочила на кровати, сонно заморгала, вглядываясь в циферблат часов с подсветкой, – была половина второго ночи. Вопль повторился – и столько праведного гнева в нем было, сколько неистового возмущения! Голос явно принадлежал Алевтине Климовне. «Может, к нам воры забрались? – перепугалась Маруся. – Хотя какие воры – в нашей коммуналке и красть-то нечего!» Егорку, к счастью, эти вопли не разбудили.

Она накинула халат, выскочила в коридор, плотно прикрыв за собой дверь, и столкнулась нос к носу с сонным, перепуганным Виталиком – его рыжие длинные волосы стояли дыбом.

– Что случилось? – шепотом спросила Маруся.

– Не знаю!..

Внезапно дверь, ведущая в комнату Алевтины, распахнулась и из нее выкатился Модест Павлович.

– Вон! – гневно прошипела Алевтина Климовна, выплывая следом в накинутом поверх ночной рубашки расписном павловопосадском платке с бахромой. Серебряная цепочка на очках трепетала. – И чтобы глаза мои тебя больше не видели!

– Алечка, ты что? – растерянно бормотал Модест Павлович. – Алечка, я не понимаю…

– Зато я все прекрасно понимаю! – голосом Фемиды, вершащей правосудие, изрекла соседка. – Извращенец…

Воображение Маруси моментально заработало – она попыталась представить, что же именно могло произойти в спальне «молодых» супругов.

– Аля, не надо…

– Надо! – снова вострубила Алевтина Климовна и, увидев растерянные лица Виталика и Маруси, снизошла до объяснений: – Я выгоняю Модеста Павловича. Между нами все кончено! Этот человек позволил себе такое… – она закатила глаза.

– Какое?.. – машинально спросил Виталик и с треском почесал живот.

– А вы сами полюбуйтесь… – с презрением произнесла Алевтина Климовна и распахнула дверь в свою комнату пошире. Телевизор с отключенным звуком транслировал ночную передачу – обнаженные девицы резвились под водопадом. – Вот что этот извращенец смотрел!

– Аля, я просто переключал каналы… Ты же знаешь, что в это время по многим каналам идут подобные передачи!

– Ты целый час смотрел эту похабщину, – Алевтина Климовна, зажмурившись, с отвращением затрясла головой. – Я не спала, за тобой наблюдала. Думала – доколе?!. – И она скорбно зарыдала.

Маруся с Виталиком переглянулись. Виталик пожал плечами.

– Аля…

– Нет! – отшатнулась та. – Не прикасайся ко мне! Ты любовался этой мерзостью, этой дрянью… Ты больше не мой муж!

Буря бушевала до рассвета. Как ни пытались Маруся, Виталик и сам Модест Павлович успокоить Алевтину Климовну, ничего не получалась. Прежде сдержанная, не склонная к истерикам соседка словно взбесилась. Как скоро поняла Маруся, Модест Павлович просто смотрел телевизор – и ничего более, но Алевтина Климовна считала его теперь чуть ли не преступником.

– Я знала… я знала, что не стоило нам снова встречаться! Ты вовсе не тот человек, который мне нужен… Ты – чужой! – неистовствовала она. – Развод!

– Ах так?! – возмутился Модест Павлович. – Ну и ладно!

И, едва только наступило утро, он ушел из дома.

Так бесславно закончилась эта романтическая история, длившаяся более тридцати лет.

– Вот дела! – растерянно сказал потом Виталик Марусе. – Из-за такой ерунды…

– Наша Алевтина ненавидит подобные передачи, – напомнила Маруся.

– Чего она ревновала Модеста к этим девкам в телевизоре? – не понял Виталик.

– Ну, не только. Скорее ее рассердило, что Модест Павлович не испытывает такого же отвращения ко всякому проявлению физиологии. Она ненавидит все, в чем есть хоть что-то животное… Низменные инстинкты!

– Зачем же она тогда замуж выходила? И вообще… Ведь никто эту физиологию еще не отменял! Мы все пока еще люди, а не эти… ангелы! – Виталик, зевая и почесывая живот, отправился на кухню – завтракать перед работой. – А что есть красота? Маруся, ты когда-нибудь думала о том, что красота – это понятие вовсе не отвлеченное? Взять, например, Кристину. Господи, сколько ж в ней этой красоты… – Он мечтательно вздохнул.

– Так скажи ей об этом!

– И вообще, что есть любовь? – Виталик с тех пор, как перестал думать о смерти, полюбил размышлять на возвышенные темы. – Разве можно отделить физиологию от романтики, а?..

– Один писатель устами своего героя сказал, что любовь – это удел избранных, – тихо произнесла Маруся. – У всех людей есть музыкальный слух, но у миллионов он, как у рыбы трески, и только один из этого миллиона – Бетховен… У всех есть право на любовь, но мало кто умеет это делать красиво. В основном какая-то ерунда и пошлость получается со скандалами, ревностью, еще черт знает с чем…

– Разве наша Алевтина не мечтала о всякой там романтике, не вспоминала каждый день о Модесте?

– Мечтала и вспоминала! Даже более того – она его любила. Да, она его по-настоящему любила! Но…

– Не дано? Нет у нее этого таланта, да? – Виталик вздохнул и с привычным треском почесал затылок. – Слушай, Маруся, а если и мне не дано? – вдруг озарило его. – Если я – как та самая треска, про которую ты только что сказала?!

– Это не я сказала, а писатель один! – с досадой поправила Маруся. – И вообще, чего ты мнешься? Возьми да проверь, чем всю жизнь мучиться, как Алевтина!

– Как проверить? – перепугался Виталик.

– Ты Кристину любишь? Любишь. Жениться на ней хочешь?

– Х-хочу… – робко пробормотал Виталик.

– Так возьми и сделай ей предложение! – рассердилась Маруся и прислушалась. – О, кажется, проснулся… Всю ночь спал, когда скандалили, а теперь проснулся…

Она бросилась к себе в комнату, совершенно забыв об Алевтине, Виталике и обо всем на свете.

А вечером сосед постучался к ней в дверь.

– Маруся, можно к тебе? – не дожидаясь приглашения, немедленно втиснулся в дверь. – Вот… что скажешь?

Маруся не поверила своим глазам: на Виталике был новый костюм. А также белоснежная рубашка и галстук!

– Ой, Егорушка, посмотри, какой дядя Виталик красивый! – засмеялась Маруся, держа сына на руках. Егорка снисходительно помахал рукой. – Куда это ты собрался?

– Как – куда? – немного обиделся тот. – Кристине делать предложение, как ты и посоветовала… Только умоляю – ты пойдешь первой!

– Я? А при чем тут я?

– Ну надо же ее как-то подготовить, настроить… Не с бухты-барахты же с предложением к ней вваливаться!

Маруся еще раз скептически оглядела Виталика.

– А цветы? – подумав, сурово спросила она.

– Минутку… – тот убежал и тут же вернулся с букетом роз. – Ну, как теперь? Только умоляю – ты должна ее подготовить!

Делать было нечего – Маруся как была в халате, с Егоркой на руках, в тапочках спустилась по лестнице на этаж ниже.

Открыла Кристина:

– Привет… А я к тебе собиралась сейчас идти. К нам в соцзащиту продовольственные заказы привезли для малообеспеченных – крупу там, консервы… Тебе надо будет завтра за ним сходить! Пливет, мой сладкий! – она попыталась чмокнуть Егора, а тот с хохотом уклонился. – Кофе хочешь?.. Погоди, я сейчас…

Дыша духами и туманами, Кристина (вечер был жаркий, и потому она, как всегда, вспотела) убежала на кухню.

Маруся последовала за ней. «И как ее подготавливать? Непонятно… Ну, во всяком случае, меня она не станет убивать. Хитрый Виталька!»

– Кристина, – сказала Маруся. – Скажи честно – ты хотела бы выйти замуж?

– Ой, я тебе тыщу раз говорила – да, да, да… – Кристина хлопотала у плиты, готовилось кофе. – Только вот кому я нужна?..

– Есть один человек.

– Что? – Кристина настороженно обернулась. – Ты о ком?

– Поклянись, что никого не станешь бить или убивать, – потребовала Маруся. – Егорка, да погоди ты… – Она перехватила ерзавшего сына поудобнее.