Он работал в театре, иногда снимался в кино – в коротких эпизодических ролях, и действительно сильно богатым Арсения назвать было нельзя. Но зато все, что у него было, он с готовностью отдавал Марусе.

Бывший муж, Евгений Журкин, считал Марусю безнадежной транжирой и всегда критиковал ее покупки, ее манеру ведения хозяйства. Нет, совсем уж жадным его тоже назвать было нельзя, скорее тот являлся нормальным мужчиной с рациональным складом ума.

И потому вся прелесть существования с Арсением Бережным заключалась именно в том, что она, Маруся, теперь была свободна. Она могла быть самой собой, и никто не разглядывал в микроскоп ее поступки, покупки, поведение, никто не оценивал ее, не критиковал.

Она не обязана была кого-то строить из себя.

Она имела право на ошибку.

Она могла быть смешной. Даже глупой!

Как она – целиком и полностью – приняла Арсения. И он, как уже говорилось, принял ее.

Они гуляли вместе по лесу (сначала была дивная осень, потом наступила не менее дивная зима), встречались с друзьями Арсения – их было очень много, и все тоже любили его. Друзья по армии (он служил), коллеги по работе… Маруся обожала долгие посиделки до утра с вином, разговорами и музыкой – ну, разумеется, такая жизнь была бы невозможна в коммуналке!

В свою старую квартиру она заезжала лишь изредка. Сначала все собиралась устроиться на работу, а потом забыла о своем намерении. Об Арсении надо было заботиться, и даже когда он отсутствовал, Маруся все равно чувствовала себя занятой: она думала об Арсении, она ждала его, она была полна им без остатка.

Он, при всей своей доброте, не был идеальным мужчиной, но чем дальше, тем сильней Маруся привязывалась к нему, равно как и он – к ней.

Людмила, когда узнала об этом скороспелом знакомстве, очень пилила Марусю:

– Ну надо же, не могла выбрать себе кого получше! Я тебе сто раз говорила, что свою жизнь надо уметь просчитывать! Надо было искать не третьесортного актеришку, а какого-нибудь мэтра, у которого и слава, и гонорары, и вообще…

– Я не искала.

– Вот именно. Ты безнадежная дурочка, ты совершенно не думаешь о будущем!

– Будущее нельзя предугадать.

– Это ты своей матери скажи!

Людмила очень гордилась тем, что сумела завоевать Богдана – в Москве их встречи продолжились…

Что же касаемо Лилии Сергеевны, Марусиной матери, она как-то заявила – о знакомстве своей дочери с актером она знала. И привела длинный список доказательств – Луна была в таком-то доме, Меркурий относительно Венеры – в таком-то положении, а Уран с Юпитером – в таком-то.

– Я теперь проверила свои давние вычисления и поняла, где сделала ошибку, – сказала мать Марусе, когда та заехала к ней после Нового года. – И по всему вышло – быть тебе женой актера.

– И что еще говорят твои вычисления?

– Очень хороший прогноз, – удовлетворенно произнесла Лилия Сергеевна. – Вы с Сеней будете жить долго и счастливо, у вас будет двое детей. Сеня прославится на всю страну, и… Ну, в общем, звезды гарантируют вам стабильный и счастливый брак. Не то что с Журкиным!

Лилия Сергеевна, как и все прочие (за исключением Людмилы разве что), была очарована Арсением Бережным.

– Ты не веришь? – тревожно спросила она дочь. – У тебя лицо такое, будто ты не веришь мне!

– Верю.

Лилия Сергеевна очень трепетно относилась к своим предсказаниям. Она всю жизнь увлекалась составлением гороскопов, а теперь, выйдя на пенсию, полностью подчинилась этой страсти. Большинство подруг поддерживало это ее увлечение, и даже бывало такое, что прогнозы Лилии Сергеевны сбывались. У нее сформировался свой постоянный круг клиентов.

– Тогда в чем же дело, что тебя смущает?

– Не знаю.

– Ты сомневаешься в Сене? Ты сомневаешься, что он сделает тебя счастливой? – Лилия Сергеевна молитвенно сложила руки на груди. Окончательно увлекшись астрологией, Марусина мать даже поведение свое изменила, в ее жестах стало проскальзывать нечто театральное, выверенное. И одеваться стала тоже по-другому – в черные с блестками платья. Волосы Лилия Сергеевна перекрасила в иссиня-черный и отчетливо вспомнила, что ее прапрабабка занималась чем-то подобным – то ли ясновидением, то ли еще какими-то оккультными науками.

– Нет. Я счастлива, – ответила Маруся. – Только… ты знаешь, я боюсь загадывать так далеко. А вдруг ничего не сбудется? Ты уже обещала мне президента…

– Маруся, я же перепроверила свои вычисления! В этот раз ошибки быть не может. Астрология тем и хороша, что это древняя наука, проверенная тысячелетиями, она дает точный прогноз. Принцессе Диане, например, ее личный астролог составлял каждую неделю гороскоп.

– И ее это спасло от смерти? Почему он ее не предупредил, что она разобьется в парижском туннеле Альма в 1997 году?..

Лилия Сергеевна растерялась.

– Ну, это не аргумент…

– Мам, а зачем тебе знать будущее?

– Как – зачем? – еще больше растерялась та. – Чтобы быть к нему готовой!

– А зачем? – упрямо спросила Маруся. – Все равно ведь поступаешь так, как хочется, а не так, как надо. Взять, например, ту же принцессу Диану – возможно, чувствовала, что в тот день не следует рисковать, а все равно поехала в Париж, села в машину… Даже если мы знаем свое будущее, то не можем изменить его, изменить себя!

– Но, по крайней мере, мы в курсе, – сурово произнесла Лилия Сергеевна и отвернулась к окну, показав тем, что не желает больше обсуждать это. – Сенечка ко мне гораздо добрее, чем ты… – обронила она, а потом издала долгий печальный зевок, глядя на тусклое зимнее небо.

…В феврале Арсений уехал в другой город, на съемки, и впервые Маруся осталась одна так надолго – на целый месяц.

Она поехала провожать Сеню на вокзал – прощались долго, словно навеки, и, стоя на перроне, все не могли разомкнуть рук.

– Ты будешь меня ждать?

– Да, да.

– Ты меня не бросишь?

– Нет. А ты… ты-то меня не забудешь? – тихо спросила Маруся, глядя в ярко-синие глаза Арсения. Он в ответ молча покачал головой и снова обнял Марусю что было сил, даже дыхание у нее перехватило.

– Сенька… задушишь! – сердито засмеялась она.

– Ты моя Марусечка, ты моя самая любимая… – Он целовал ее в щеки, в нос, в лоб, сдернул с рук перчатки – целовал ей ладони. И совершенно не обращал внимания, что на них смотрят, что друзья-актеры со смехом барабанят в вагонное стекло, торопя его.

– Все, иди, а то опоздаешь!

Поезд дрогнул, и Арсений в последний момент вскочил на подножку. Хмурая проводница отогнала его внутрь – видимо, ее допекли эти сцены прощания, эти чужие нежности, вечные обещания любить и ждать.

Маруся пошла рядом с поездом.

Арсений махал ей рукой, посылал воздушные поцелуи, выглядел веселым и несчастным одновременно. У Маруси буквально сердце кровью обливалось – так она не хотела расставаться с Сеней.

Потом поезд, набрав ход, ушел, и она осталась одна посреди вокзальной сутолоки.

Было холодно, падал медленный крупный снег.

Она зашла в здание вокзала – через него можно было пройти в метро – и неожиданно заблудилась. Женский голос, прерываемый мелодичными трелями, то и дело объявлял прибытие и посадку: вокруг сновали люди, кто-то судорожно обматывал свой багаж скотчем, грузно бежали какие-то тетки с панически перекошенными распаренными лицами, в валенках и пуховиках, таща за собой сумки-тележки; столичная штучка с кудрями и в загадочных мехах рыдала, вцепившись неоновыми когтями в последнюю модель сотового телефона («Алина, ты была права, он такой негодяй!»), с визгом носились дети вокруг мраморных колонн…

Маруся миновала пригородные кассы, зал ожидания и вдруг оказалась в кафе, из тех, что разрядом повыше обычных вокзальных забегаловок: где кофе подают не в пластиковых стаканчиках, а в фарфоровых чашечках, а вместо горячих хот-догов – вычурные тарталетки и импортное мороженое в блестящих креманках.

Маруся машинально огляделась в поисках другого выхода и вдруг уперлась взглядом в чью-то спину. За одним из столиков, вполоборота к ней, сидел мужчина в кожаном пальто, меланхолично читал газету и прихлебывал из чашки. У мужчины была подозрительно знакомая спина, а также аккуратный светло-русый затылок, который Маруся тоже хорошо знала.

– Женя! – вырвалось у нее, прежде чем она осознала, кто сейчас сидит перед ней.

Мужчина дернулся и обернулся. Это действительно был Евгений Журкин, до сих пор являющийся ее законным супругом.

– Маруська?.. – неопределенно пробормотал тот, видимо, еще не зная, радоваться ему или огорчаться. Потом все-таки решил улыбнуться – расстались-то они не врагами. – Привет!

Маруся подошла ближе.

– Как дела, Женя?

– Да ничего, потихоньку… Да ты садись! – великодушно произнес он.

– А я тут заблудилась, никак проход к метро не могу найти, – пожаловалась она.

– Вполне в твоем духе – заблудиться в трех соснах! – снисходительно сказал Журкин. – Я сейчас такси собираюсь поймать, могу и тебя подбросить.

– Мне далеко, я лучше на метро, – покачала она головой, разглядывая законного супруга. Евгений Журкин практически не изменился за то время, что они не виделись – был так же подтянут, бодр, продуманно одет и подчеркнуто вежлив. – Ты откуда?

– Я с дачи. Ты же знаешь, у нас дача в этом направлении.

– А машина? Почему ты не за рулем?

– Машину я грохнул недели две назад. Теперь надо новую покупать. И вообще, зимой на электричке гораздо удобнее и быстрее… – лаконично пояснил он. – Ты хорошо выглядишь, знаешь?

Маруся огляделась, поймала свое отражение в зеркальной облицовке стен. Золотисто-русые, с рыжинкой волосы торчали в разные стороны, зеленовато-серые глаза блестели, личико свежее и даже нестерпимо юное какое-то…

В этот момент у Журкина зазвонил мобильный.

– Извини… Алло? Да, мам, все в порядке. Я сейчас на вокзале. Да. Да… Знаешь, кого встретил? Ты не поверишь – Марусю… Ну как какую Марусю! Будто у меня так много Марусь было… Да-да, ту самую Марусю! Ну все, мам, скоро буду. Целую!

Он нажал на кнопку «отбоя» и сунул телефон в карман.

– Заказать тебе что-нибудь? – спросил строго.

– Нет, спасибо, – покачала она головой. – Как Инга Савельевна?

– Прекрасно. Слушай, а почему ты сказала, что тебе далеко? Разве ты не в центре живешь?

– Почти. То есть официально я все еще там прописана, но…

В светло-карих глазах Журкина вспыхнуло холодным огнем любопытство.

– Так ты не одна! Понятно… А кто он, если не секрет?..

– Он очень хороший человек, – подумав, честно ответила Маруся.

– Ясно, что не злодей! – быстро улыбнулся законный супруг. – Ну, а по профессии он кто?

– Актер. В театре играет, в кино снимается… Сейчас я как раз его на очередные съемки провожала! Но вряд ли ты его знаешь, он не настолько известен… – промямлила Маруся и мысленно обругала себя за то, что по старой привычке оправдывается, пускается в ненужные объяснения… Даже теперь, спустя столько времени, она чувствовала себя глупой и виноватой, когда на нее пристально смотрел Журкин.

– Пьет?

– Что?

– Я говорю – сильно пьет?

– Кто?

– Да этот твой актер! – нетерпеливо воскликнул Журкин.

– С чего ты взял, что он пьет?.. – обиделась Маруся. – Почему ты думаешь, что все актеры – пьянчужки?.. Если и пьет, то умеренно, и только хорошее вино…

– Понятно.

Она почувствовала ту же тоску и раздражение, что и раньше. Вроде бы Журкин был неплохим, порядочным человеком, но почему он так легко мог вывести из себя – одной фразой, одним вопросом?.. Раз – и Маруся уже превратилась в подружку какого-то малоизвестного актера-алкоголика!

– Ты ведь сейчас тоже не один? – дерзко спросила она. – Все с Верочкой?

– Нет, с Верочкой мы расстались, – сухо ответил Журкин, всем своим видом показывая, что Маруся бесцеремонно лезет в чужую жизнь… – Теперь у меня есть Стелла.

– А кто она? Интересно же все-таки… – криво улыбнулась Маруся. Никакой ревности она не испытывала – лишь слегка напомнило о себе уязвленное самолюбие. Этот Журкин с таким пафосом произнес «Стелла», словно та была, по крайней мере, принцессой крови.

– Она моя коллега. Работаем в одном офисе.

– А Инга Савельевна как к ней относится? – невинно спросила Маруся.

Журкин громко затрещал пальцами. В этот момент у него снова зазвонил сотовый.

– Извини… Алло? Да. Да… Мам, да все в порядке! – Он слегка повысил голос. – Мы с Марусей сидим в кафе, болтаем. Да какая разница, в каком! Нет, я ее не приглашал. Нет. Нет… Мы случайно встретились, слу-чай-но! Да, уже еду. Все, пока, целую! – Он снова сунул телефон в карман и усмехнулся. – Мама в своем репертуаре…

– Она боится, что ты снова воспылаешь ко мне страстью? – не выдержав, засмеялась Маруся. – Ой, не могу… Надеюсь, она только меня так ненавидит!

– Не беспокойся, Стелле от нее еще больше достается! – добродушно сказал Журкин. Он умел быстро менять гнев на милость. Если вспомнить, иногда он бывал таким славным, таким простым…