Папочкина дочка вошла в кабинет, вихляя тощими бедрами и заплетая ногами, как манекенщица на подиуме. Одета она была тоже во что-то такое непонятное, с подиума – сверху много, внизу почти ничего, только сапоги на каблучищах. И томно проворковала, глядя на Новикова с высоты своего модельного роста:

– Артем Викторович, нужен комментарий по поводу дома на проспекте… одну минутку… – она поискала что-то в крошечном, раздражавшем Новикова уже одними размерами, блокнотике с обложкой из натуральной кожи, – вот – на улице Бажова.

– Какой еще комментарий? – почуяв неладное, насторожился Новиков.

– Ну, жильцы говорят, что вы их насильно выселяете, потому что хотите дом снести и на этом месте построить… ну, я уж не знаю, что построить, – и девочка дополнила сообщение пожатием плечиков.

– А кому они это говорят? – не понял Новиков.

– Средствам массовой информации, – бойко доложила девочка. – Они весь дом разрисовали плакатиками против вас и лозунгами. Это, конечно, фишка, журналисты и приехали. Даже из центральных изданий. Теперь им нужна ваша точка зрения на конфликт. Я подумала, что это отличный пиар-повод, чтобы вы могли…

– Подумала она! – взревел Новиков так, что девочка отшатнулась. – Сиди и обзванивай все газеты и телеканалы эти паршивые, чтоб ни одного слова ни про меня, ни про этот дом. Нигде, поняла? Будут просить денег – заплатим, черт с ними.

– Не-ет, это невозможно, – обиженно протянула девица, и на лице у нее было написано разочарование: вот, в кои-то веки отличный повод рассказать о компании, а дурак шеф, лузер, ничего не понимающий в паблик рилейшенз, его упускает. – У нас свобода печати.

– Я тебе сказал, – отчеканил Новиков, – заплачу, сколько скажут, с учетом того, что у нас свобода слова. Твое дело – договориться. Если надо, – подпиши договоры с рекламными отделами – на год. На сто лет вперед! Только чтобы ни слова не вякнули! Расшибись, а сделай. Поняла?

Он никак не мог вспомнить, как зовут эту дуру, вот ведь напасть! К тому же девица обиделась на слово «расшибись» и надула губы.

– Ну-у, Артем Викторович, в «Городской газете», пожалуй, еще согласятся. Еще в «Вечерке». И на «Восьмом канале». Это можно попробовать. А другим комментарий нужен. Они мне все телефоны оборвали.

– Тогда так, – едва сдерживаясь, чтобы не запустить в дуру чем-нибудь тяжелым, процедил сквозь зубы Новиков. – К этому дому ни я, ни фирма «Екатеринбургстройкомплекс» не имеем никакого отношения. Ни-ка-ко-го! Поняла? И от себя добавь про черный пиар и происки политических оппонентов накануне… ой, ешкин кот! – вспомнив об этом, Новиков схватился за голову. – Накануне выборов в областное законодательное собрание!

– А может, вы сами добавите? – с надеждой спросила девочка.

– А может, тебе еще и кофе сварить? – криво улыбаясь, поинтересовался Новиков. – Через полчаса принеси текст на подпись.

– Я еще хотела…

– Через полчаса. Готовый текст. Комментария. Принеси. И без ошибок. Идите! – заорал наконец Новиков, от злости вдруг перейдя с этой дурой на «вы», и она выкатилась из кабинета.

Оставшись в одиночестве, Новиков отвел душу, кратко, но исчерпывающе охарактеризовав руководителя своей пресс-службы и ее папашу, и вызвал к себе начальника службы безопасности. Ему он велел из-под земли достать директора риелторского агентства «Новая квартира» Клюева Дмитрия Сергеевича и доставить к нему живым или мертвым.

– Лучше мертвым, – мрачно пошутил Новиков, – чтобы мне самому руки не пачкать об этого урода.

Никто, кроме Клюева, не знал, что заказчиком расселения дома был он, Новиков. Разве что участковый Ларькин, но этот, хоть и сволочь порядочная (Новиков, как любой налогоплательщик, ненавидел жадных и нечистых на руку ментов, которые редко отказывались от его же предложений подзаработать), но сливать информацию на сторону уж точно не станет. Стало быть, утечка идет от Клюева, хотя сохранение в тайне имени заказчика было одним из обязательных условий сделки. Мало того, что этот совсем потерявший нюх мудак ничего не сделал, так он еще и проболтался кому-то. И зная Клюева, Новиков имел все основания подозревать, что проболтался небескорыстно. Ну что ж, не зря говорят, что уговор дороже денег. А в данном случае – дороже в разы. И за игру не по правилам Клюев ответит по полной программе. Это, конечно, вряд ли исправит положение, в которое по милости Клюева попал уважаемый человек, известный бизнесмен, без пяти минут депутат законодательного собрания, лидер местной ячейки правящей, можно сказать, партии, Артем Викторович Новиков, но принесет ему моральное удовлетворение и позволит – бизнес есть бизнес – компенсировать затраты. А считать деньги Новиков умел. Семь лет назад тот же Клюев при помощи Ларькина по его просьбе убрал жильцов с первого этажа. Новиков не интересовался – как. Тогда все обошлось. Да и времена были другие. А Клюев, сука, этого не понимает.

Через полчаса Новиков подписал свой комментарий для прессы, который длинноногая идиотка, имени которой он так и не вспомнил, составила слово в слово так, как он сказал: и про черный пиар, и про происки завистливых конкурентов – хотя какие теперь у него конкуренты! Раньше были, а теперь… иных уж нет, а те далече. Он, Новиков, в этом городе теперь как слон среди мосек. И он поехал посмотреть своими глазами на проклятый разрисованный дом, грозящий ему большими неприятностями…

Увиденное из окна «Порше» с тонированными стеклами впечатлило Артема Викторовича настолько (в особенности кукиш), что он не выдержал и схватился за сотовый телефон, чтобы немедленно и в деталях рассказать этому ублюдку, этому козлу Клюеву, что именно он с ним собственноручно сделает, как только… Но в этот момент телефон сам зазвонил у него в руке (простой негромкий звонок – он однажды где-то услышал, что солидному человеку не полагается развлекаться глупыми мелодиями, а себя Новиков считал невероятно респектабельным), и, взглянув на определившийся номер, Новиков похолодел: уже узнали! Черт бы побрал этих журналистов!

– Здорово живешь, Артем Викторович! Все развлекаешься? – Судя по голосу, невидимый собеседник усмехался одновременно снисходительно и презрительно, точь-в-точь как это делал сам Артем Викторович, если приходилось разговаривать с теми, кто ниже и зависим, чтобы эту униженность и зависимость лишний раз ненавязчиво подчеркнуть. – Что за цирк ты там устроил с этим домом? Стариков обижаешь, известного в городе художника избил. Пожар устроил.

– Это не я, Александр Юрьевич! – Детская фраза прозвучала нелепо, и Новиков тут же устыдился. – То есть я хотел сказать, что это провокация. И происки… накануне выборов.

– Ну-ну, – опять усмехнулась трубка. – Это ты журналистам лапшу на уши вешай. Может, и поверят. Хотя вряд ли. Слишком заезженная штука. Слушай, Артем Викторович, – голос стал серьезным, в нем отчетливо зазвучали металлические нотки. – Мы в твой бизнес не лезем. Партвзносы платишь – и молодец. Мы не дети и все понимаем. Но такие дела надо делать по-тихому. Как говорится, не пойман – не вор. А если поймают – будешь вором. Вор должен сидеть в тюрьме, а не в законодательном собрании. Поэтому, как ты сам понимаешь, из списков на выборы мы тебя сразу уберем, причем показательно, другим ворам в назидание. Чтоб не нагло воровали, а с оглядкой, чтоб не попадались. Потому как в стране идет борьба с коррупцией и прочим криминалом, а ты уж совсем какими-то подростковыми делишками занялся – драки, поджоги. Несерьезно. В общем, ты меня понял. Реши как-то по-тихому. Понял? – Собеседник спросил Новикова точно так же, как он недавно спрашивал тупую девицу, имени которой так и не вспомнил. – Ну и молодец.

И, не прощаясь, отключился. Новиков посмотрел на трубку, тоже нажал «отбой» и с силой постучал себя трубкой по голове. Ощущение было такое, что его выдрали, как нагадившего щенка. Звонивший был московским куратором их местной партийной организации, а Новиков недавно и за вполне приемлемые деньги стал вторым секретарем Политсовета Свердловского регионального отделения партии «Любимая Россия». По партийным спискам в ближайшее время Новиков намеревался пройти в областную думу, а там – чем черт не шутит – и дальше идти, в большую политику. Не все же ему на стройках горбатиться, всем отстегивать, кланяться, психовать и платить, платить, платить… В общем, была у него такая мечта – рядом с Жириновским посидеть. А у депутатов, кстати сказать, на их «свечных заводиках» и бизнес процветает куда пышнее, чем у простых, никуда не избранных смертных, пусть даже и таких хватких и расторопных, как он, Новиков. И именно в тот момент, когда все было на мази, надо же ему было связаться с этим домом, с которым, как обещал мерзавец Клюев, не будет никаких проблем! Ну ничего, этот Клюев будет у него землю есть!

* * *

Длинный и трудный день подходил к концу. Жильцы дома номер 148 собрались в кают-компании, как однажды назвал гостиную Елизаветы Владимировны Пустовалов. Повестка круглого стола – а стол в гостиной был как раз таки круглым – была обширной. Надлежало: 1. Подвести промежуточные итоги. 2. Наметить перспективы. 3. Подсчитать потери. 4. Отметить героев и, наконец, 5. Отпраздновать пополнение рядов защитников дома в лице маминого сына Паши, вернувшегося из мест, не столь отдаленных. На последнем пункте особенно настаивала Галина, она же, после пожара волшебным образом начисто избавившись от боли в пояснице, напекла несметное количество пирогов, упоительный запах которых наполнил, казалось, весь дом.

За большим столом, накрытым нарядной скатертью, с большим электрическим самоваром в центре (его и вовсе доставали только по самым торжественным случаям), было тесно. Галина, неразлучный с ней Паша и заглянувший под вечер Колесов, сразу одуревший от запаха пирогов и растерявший часть своей заносчивости, уместились на диванчике. Герману Ивановичу, как-то незаметно для окружающих присвоившему себе статус главы заговора, пришлось отдать кресло. Левушка и Женя на пару оккупировали второе кресло из двух имевшихся и сидели тихо, тесно прижавшись друг к другу, отчего Герман Иванович заметно нервничал и бросал на них тревожные взгляды. Чтобы контролировать их поведение, ему приходилось все время изгибаться и отклоняться то вперед, то назад, потому что Ба предусмотрительно поставила свой стул между креслами. Пустовалов, несмотря на свою худобу, за столом уже ни за что не уместился бы, но он и не претендовал на место под лампой. Для него от Германа Ивановича принесли раскладушку, и он лежал, укутанный до самого носа пледом, в Левушкиных шерстяных носках (за неимением собственных) и мохнатом шарфе, который одолжила ему Женя. Шарф был длинный, обмотав его раз пять вокруг шеи, Пустовалов стал похож на водолаза и совершенно утратил возможность двигаться. Впрочем, двигаться он тоже не имел ни малейшего желания, и даже пироги не лезли ему в горло: зимняя ночь, проведенная на пленере с баллончиком краски в руках, не прошла для него даром – он простудился.

Левушка пытался подсунуть ему градусник, но Ба отвергла эту затею, приложила руку ко лбу больного и определила: 38,7. Предложенный Левушкой антигриппин в шипучих таблетках тоже был ею отвергнут со словами: «Вы молодые – вот и ешьте его сами, а у нас здоровья не хватит». Алексей Николаевич был напоен чаем с малиновым вареньем, от него, соперничая с запахом пирогов, исходил стойкий запах скипидарной мази, которой Левушка, по указанию Ба, щедро намазал тощую пустоваловскую грудь, костлявую спину и пятки. Горло Пустовалову пришлось прополоскать эвкалиптом и смазать йодом, после чего он слабым голосом заявил, что «ему уже совсем хорошо». Но уходить из кают-компании категорически отказался, несмотря на все уговоры – тогда и возникла раскладушка.

За всеми этими хлопотами едва не пропустили первый вечерний выпуск новостей.

– Во-во-во! – басом заорал Паша так, что Ба выронила чашку, в которую собиралась накапать валерьянку для Германа Ивановича – в томительном ожидании своего появления на экране он совсем извелся. Одно дело – уснуть вечером и проснуться знаменитым, а каково, скажите на милость, дергаться, ожидая момента славы на протяжении всего дня?!

И вот он грянул! На двух каналах новости шли одновременно, поэтому телевизор приходилось переключать, и все шишки обрушились на голову бедного Левушки, который щелкал кнопками пульта, по общему мнению, то не вовремя, то недостаточно быстро. Но в итоге, затаив дыхание и усилием воли удерживаясь от комментариев, ухитрились посмотреть оба сюжета. Герман Иванович всем безоговорочно понравился. Понравилось и то, как завершился один из репортажей.