– Сам господин Новиков от комментариев отказался, – многозначительно сообщил журналист, – но в его пресс-службе заявили, что он не имеет к этому дому, оказавшемуся в центре скандала, никакого отношения. Однако, как нам удалось узнать, первый этаж этого дома уже несколько лет принадлежит господину Новикову, до последнего времени там размещался зал игровых автоматов, а судьба расселенных им семь лет назад жильцов неизвестна. Что, конечно же, наводит на размышления.

– Им удалось узнать! – возмутился коварством журналистов Герман Иванович. – Это я, я сказал! А они это вырезали и делают вид…

– И хорошо, что вырезали, – перебил его Колесов. – Я бы вам очень не советовал бросаться такими обвинениями, да еще публично. Ведь если этот Новиков подаст на вас в суд за клевету, вы не сможете подтвердить свои обвинения. Так что скажите спасибо, Герман Иванович… Елизавета Владимировна, а можно мне еще вон того пирога, с грибами?

– Вообще, вы круто замутили, – поддержал своего адвоката Паша, тоже протягивая тарелку за добавкой. – Я с этим Новиковым начинал когда-то. Такой волчара! Да и бабок у него – до х… Ой, извините, – Паша смутился, залился девичьим румянцем и конец своего выступления скомкал. – Короче, это… Я бы с ним связываться не стал. Да.

– А мы не боимся! – неуверенно заявил Герман Иванович и огляделся по сторонам в поисках поддержки.

– Скажите, Елизавета Владимировна, а как вы установили заказчика? – потребовал адвокат, отчего-то не признававший руководящую роль Германа Ивановича. – На меня выходил Клюев из агентства… как его там? Вылетело из головы. Про Новикова речи не было, да обычно риелторы предпочитают держать язык за зубами, потому что такие клиенты требуют не афишировать их имя до завершения сделки.

– Это Женя, – подал голос Левушка. – Она с ним встретилась. Он ее в ресторан пригласил. Выпил и… вот.

– Понятно… – задумчиво пробормотал адвокат, разглядывая Женю – Выпил, и – вот. Кто бы мог подумать. Не так давно, помнится, вы были таким беспомощным созданием. И вдруг такая метаморфоза.

– Я очень хотела помочь! – с вызовом ответила Женя.

Левушка и Ба посмотрели на нее с нежностью.

– Но акцию протеста мы устроили бы в любом случае, – немедленно потянул на себя одеяло Герман Иванович, поняв, что перестает быть единственным героем дня. – Хотя, конечно, с тем, что узнала Женечка, все получилось гораздо эффектнее.

– Вы все молодцы! – успокаивающе произнесла Ба, доливая горячий чай в опустевшие кружки. – И вы, Герман Иванович, и Женя, и Лев, и Алексей Николаевич, конечно же! Без него у нас вообще бы ничего не получилось! Давайте выпьем за его здоровье, это самое главное сейчас.

Галантный Паша немедленно налил дамам вина, мужчинам – водочки. Слегка смутившись под вопросительным взглядом сына, Галина попросила налить ей клюквенного морса, как Пустовалову.

– Кстати, о здоровье, – спохватилась Ба. – Галя, ты-то как?

– Спасибо, не болит совсем, – ответила Галина, выскочив из-за стола, прошлась по комнате и даже отвесила поясной поклон всем присутствующим. – Завтра на работу пойду! Надоело колодой лежать. И соскучилась уже. Джон-то меня потерял, наверное.

– Получается, спасибо Льву, да, Паша? – вдруг засмеялся подобревший от чая и пирогов Колесов. – Он изобрел новый способ лечения радикулита – шоковая терапия при помощи стреляющего дивана. Нервным повторять не рекомендуется.

Левушка обиженно отвернулся – сколько можно его упрекать, он же объяснил, что это не нарочно! Женя тут же схватила его за руку и одарила веселящегося Колесова ненавидящим взглядом.

– А че? В натуре! Правильно Андрей Альфредович говорит, – басом захохотал Паша. – Маменция вон скачет, от водки отказывается, морс дует – такое вообще впервые вижу. Чтобы курить, говорит, в постели – больше ни в жизнь! Ты, Левка, молоток! Я ваще твой должник!

– А вы заметили, что Галина Павловна ни разу за весь день не употребила… своих любимых словечек? – наклонившись к Ба, прошептал Герман Иванович. – Это тоже последствия шоковой терапии?

– Вполне может быть, – так же тихо ответила ему Ба, внимательно посмотрев на Галину. – В войну, помнится, никаких гастритов и радикулитов в помине не было. Хотя насчет мата не могу сказать с уверенностью.

– …А главное – спасибо вам, Елизавета Владимировна, – продолжал свою речь Паша, и отвлекшиеся Ба и Герман Иванович отпрянули друг от друга, как ученики, получившие замечание на уроке. – Мне маменция про вас писала. Пока меня не было, она тут без присмотру такого накосорезила! Она ведь до вас и бухала, и не работала – гнали ее отовсюду. – Паша наклонился и любовно погладил «маменцию» по такому же, как у него самого, ежику, только не белобрысому, а сочного вишневого оттенка. – А вы ее в такое место хорошее устроили, лечили вот, и вообще… – Паша сбился, потом вдруг неожиданно, с трудом поднял свою огромную тушу с дивана, перегнулся через стол, бережно взял руку Ба и неуклюже ее поцеловал. Смутился и плюхнулся обратно, так что диван только крякнул.

Пока снова наливали и закусывали, Герман Иванович, воспользовавшись тем, что он сидел рядом с адвокатом, нагнувшись и для конспирации прикрыв рот ладошкой, спросил:

– Скажите, пожалуйста, а за что сидел… Павел? Это не праздное любопытство, поверьте. У меня в доме… юная девушка. Я несу за нее ответственность.

– Не волнуйтесь, – так же тихо и серьезно ответил Колесов. – В этом смысле Павел Анатольевич человек абсолютно порядочный. Отличный семьянин… был. А три года отсидел по статье двести двенадцатой Уголовного кодекса. – Колесов полюбовался на озадаченное лицо Германа Ивановича и с удовольствием пояснил: – Организация массовых беспорядков, сопровождавшихся насилием, погромами, поджогами, уничтожением имущества, применением огнестрельного оружия, взрывчатых веществ или взрывных устройств, а также оказанием вооруженного сопротивления представителю власти. Ну, захват Таганского оптового рынка. Четыре года назад громкое было дело, не припоминаете? Вообще-то, ему тогда пять лет дали, но мы общежитие работников колонии за свой счет отремонтировали, ему два года и скостили, вышел по УДО.

– Почему вышел? – переспросил побледневший Герман Иванович, косясь на Пашу, который увлеченно поглощал еду.

– УДО – это условно-досрочное освобождение, – любезно пояснил адвокат. – И не смотрите вы так на него. Ничего страшного. Бизнес есть бизнес. Он никого не убивал. В биографии вашего Новикова еще и не такое бывало. Но вы же не побоялись.

– Я… Я не то чтобы, – залепетал Герман Иванович, забыв про Пашу. – Я не знал… Боже мой…

– Андрей Альфредович, я вас попросить хочу, – вдруг громко, чтоб все слышали, сказал Паша. – Я вот вас при всех попросить хочу. Вы помогите им, если что. Ну, мало ли. Козел он, этот Новиков. С деньгами решим вопрос. Сколько скажете, я без вопросов, вы же знаете.

– Решим, Паша, решим, – улыбнулся Колесов, вставая. – Я знаю, что ты – без вопросов. А я – без проблем. Вы уж извините меня, мне пора. Давно не ел таких замечательных пирогов в такой отличной компании. Честное слово. Спасибо!

В прихожей адвокат и провожающие его лица – Левушка и Женя – столкнулись с участковым Ларькиным, пришедшим проверить порядок на вверенной ему территории, которая неожиданно попала в криминальные новости. А ведь он так старался этого избежать! Это еще завтрашние газеты не вышли… Ох, и дадут ему по шапке!

– Товарищ капитан, если вы по поводу Павла Анатольевича, то все в порядке, – немедленно уведомил его адвокат. – Справка есть. Кстати, ему бы помочь паспорт сделать побыстрее. Поможете?

– Какого еще Павла Анатольевича? – неприязненно пробурчал Ларькин, с утра пребывавший в скверном настроении. – Я по поводу пожара.

– Стало быть, действительно зря Павел Анатольевич подумал, что это его прошлой ночью так торжественно встречали, – серьезно кивнул адвокат. – Ну, раз вы не по этому вопросу, тогда я удаляюсь. Вот моя визитка… И вы уж тут их не обижайте. Звоните мне, если что. Заодно и насчет паспорта договоримся.

Ларькин повертел в руке визитку, как бы раздумывая, куда ее девать и не выкинуть ли вообще, потом прочитал фамилию адвоката, хмыкнул и аккуратно спрятал золотой бумажный прямоугольник во внутренний карман. Застав в гостиной всю честную компанию в сборе, Ларькин затеял было педагогическую беседу с главным виновником переполоха Левушкой и с Галиной как гражданкой антиобщественного поведения в быту, но в самом начале его прервал телефонный звонок. На определителе высветился номер Новикова, поэтому Ларькин свернул беседу и вышел в коридор.

– Ларькин? Ты в курсе, что Клюев исчез? – Судя по голосу, Новиков тоже был на взводе.

– Нет, – осторожно соврал Ларькин, хотя был «в курсе». Еще днем, едва узнав о пожаре и стрельбе в доме номер 148, он помчался в агентство «Новая квартира» с благородным намерением удавить Клюева своими руками. Ведь его же, скотину, особо предупреждали – чтоб никакого криминала! Но в агентстве царила тихая паника – шеф на работе не появлялся и вестей о себе не подавал, сейф открыт, содержимое исчезло, а чего и сколько там было – никто не знал. Допрошенная с пристрастием Ленка Жданова в конце концов сказала, что полчаса назад Клюев прислал ей эсэмэску: «Не ищите». И с тех пор его телефон заблокирован.

– Найди мне его, капитан, – душевно попросила трубка. – Из-под земли достань гада! Он с моими деньгами умотал. Кинул меня, как последнюю дешевку. А меня давно уже никто не кидал, слышишь, Ларькин? Найди, не пожалеешь. По своим каналам, а?

– Ну как я его найду? – усомнился Ларькин. – Деньги выгреб – и ищи его. Страна большая. Попробую, конечно. А вы, Артем Викторович, вот что… Вы с этим делом подождите пока, мой вам совет. Тут странная история, люди всякие замешаны. Адвокат ввязался, Колесов – знаете? Вот именно. Что-то тут не то. Дешевле отступиться.

– Иди на… – посоветовала трубка, и в ней раздались длинные гудки.

Ларькин внимательно послушал гудки и улыбнулся: дом ему нравился. И старуха, Воронова. И художник с его картинками на окнах и во дворе тоже нравился. Молодец, мужик, не стал тогда заявление писать… В комнату Ларькин решил не возвращаться – за стол его вряд ли пригласят, а торчать у всех бельмом на глазу и вовсе не хотелось, вон они все какие счастливые. Он аккуратно закрыл за собой дверь, решив завтра непременно заняться паспортом для Паши и позвонить Колесову – с такими, как он, лучше дружить, всегда пригодится.

Не дождавшись возвращения Ларькина, Левушка позвал Женю в свою комнату – показать настоящих живых морских звезд. У Германа Ивановича немедленно закралось подозрение, что они будут целоваться (забегая вперед, приходится признать, что подозрение было небеспочвенным). Он занервничал, но на этот раз никто не собирался его успокаивать. Паша был поглощен каким-то жутким фильмом – телевизор орал благим матом, стрелял и заполошно мигал, а Паша делал круглые глаза, вертел бритой головой, хлопал себя по коленкам и время от времени заливисто смеялся, что пугало Германа Ивановича больше всего. Ба затеяла длинную беседу с Галиной. Герман Иванович, заскучав, прислушался. Оказалось, интересно.

– Как Пашу посадили, – неторопливо, вполголоса рассказывала Галина, – дом-то был на жену записан. Большой дом, три этажа, участок тридцать соток, домик для охраны, баня там и все такое. Они хорошо жили, две внучки у меня. Я там огород развела, все свое было, свеженькое – огурцы, помидоры, капустка. Вот. А как посадили Пашу-то, жена дом продала, а мне говорит – идите, куда хотите, хоть на вокзал, а мне до вас дела нет. И уехала, не то в Москву, не то за границу, даже Паше не написала. И девочек забрала. Вот. Я и жила с год где попало. У знакомых. И так… Пашу беспокоить не хотела такими-то делами, да и чем он мне мог помочь? Ну, потом узнал он, как-то они там все узнают. Я же не знала, что у него еще деньги остались, думала, жена-то его все до копейки забрала, когда Пашу посадили. А он – молодец, на нее только дом записал, как чувствовал. Остальное он спрятал как-то, и Колесова следить за деньгами нанял, так он мне сказал. А Колесову сказал мне квартиру купить. Он и купил. Однокомнатную, хорошую. На Бардина. Вот. А я ее… ну, это… пропила. Приятели у меня были, пьянки-гулянки с досады на такую жизнь. Спьяну какие-то бумажки подписала – и привет. Опять без квартиры. Уж Альфредыч меня ругал-ругал! А Паша не ругал. Велел ему новую квартиру мне купить и за мной смотреть. Вот. Поэтому эту квартиру Альфредыч на себя записал – от греха, говорит, подальше, чтоб у вас соблазна не было, Галина Павловна. Он все вежливо так, по имени-отчеству. И он не то что невестка бывшая, он честный. Теперь, говорит, на вас обратно перепишу. Или на Пашу. В общем, как Паша скажет. Вот.