– Я не вас имел в виду! У вас прелестные платьица, а шляпки – последний крик моды, – начал несчастный Дольфус и неосмотрительной первой фразой подписал себе приговор.

– Вот ты и попался; я думала, все вы у нас – джентльмены, не только приятной внешности, но и отменного воспитания. А ты вечно насмехаешься над девочками, которые небогато одеваются, что недостойно мужчины, – так моя мама говорит.

Джози решила, что нанесла крайне болезненный укол элегантному юноше, который поклонялся множеству святынь, но только нарядных.

– Так тебе и надо, старина! Она совершенно права. Вот я никогда не трачу время на разговоры об одежде и прочих глупостях, – заявил Тюфяк, мужественно пытаясь не зевнуть и нащупывая в кармане очередную конфетку, чтобы подкрепить силы.

– Ты тратишь кучу времени на разговоры о еде, а для мужчины это даже хуже. Когда-нибудь ты женишься на поварихе и откроешь собственный ресторан, – рассмеялась Джози, не упустив случая подразнить своего собеседника.

Это страшное предсказание на несколько секунд лишило Тюфяка дара речи; но вмешался Долли и, мудро сменив тему, перенес военные действия в лагерь противника.

– Вы просили нас посодействовать вашему воспитанию? Позволь тебе сообщить, что юные дамы из хорошего общества не переходят на личности и не читают нотаций. Это делают только маленькие девочки, еще не усвоившие утонченных манер, – им это занятие кажется остроумным; но должен тебя предупредить, что так вести себя некрасиво.

Джози ответила не сразу, ей понадобилось оправиться от удара – ведь ее назвали «маленькой девочкой», хотя совсем недавно с должной пышностью был отпразднован ее четырнадцатый день рождения; Бесс же произнесла высокомерным тоном, прозвучавшим куда более презрительно, чем дерзость Джо:

– Совершенно верно; но мы всю свою жизнь прожили в кругу образованных людей и не привыкли к светской болтовне – в отличие от ваших юных дам. Нас научили вести разумные разговоры и помогать друг другу, отмечая вслух недостатки, а значит, мы не сможем развлечь вас сплетнями.

Мальчики редко обижались на упреки принцессы, так что Долли сохранил благодушие, Джози же воскликнула, продолжив колкость кузины, которая показалась ей крайне плодотворной:

– Нашим мальчикам нравится, когда мы с ними разговариваем, и они благодушно реагируют на наши намеки. Им не кажется, что они знают все на свете и в свои восемнадцать лет достигли совершенства – что, как я заметила, свойственно студентам Гарварда, особенно совсем юным.

Джози страшно гордилась этим ответным выпадом, а Долли не сумел скрыть, что задет: это прозвучало в его обиженном тоне, сказалось в презрительном взгляде на разгоряченных, запыленных и шумливых игроков на бейсбольном поле:

– Здешних ваших юнцов необходимо воспитывать и приобщать к культуре – вы на это способны; я рад, что у них есть такая возможность. А наши студенты по большей части – из лучших семей страны, наставления девочек им не требуются.

– Жаль, что у вас мало таких «юнцов», как наши. Они ценят то, что способен дать им колледж, и собираются в дальнейшем использовать в деле свои знания, а не прожигают жизнь, предаваясь удовольствиям и бегая от работы. Слышала я ваши «мужские» разговоры, слышала, как ваши отцы говорят, что зря тратили время и деньги только ради того, чтобы вы могли сказать, что окончили колледж. Что до девушек, вам пойдет на пользу, если в Гарвард будут принимать и их тоже – они будут подстегивать вас, лентяев, как мы подстегиваем здесь!

– Если вы такого низкого о нас мнения, почему вы носите наши цвета?[418] – осведомился Долли, который, увы, сознавал, что далеко не полностью использует возможности, предоставленные ему его alma mater[419], однако считал себя обязанным встать на ее защиту.

– Вовсе нет: шляпка у меня пурпурная, а не алая. Много ты понимаешь в цветах! – фыркнула Джози.

– Я знаю одно: быстро тебе придется улепетывать от сердитой коровы, если ты помашешь этой красной штукой у нее перед носом, – огрызнулся Долли.

– То-то я испугаюсь. А ваши утонченные барышни сумели бы убежать от коровы? Или вы сами?

И Джози, которой не терпелось похвастаться своим последним достижением, промчалась до ближайших ворот, ухватилась за верхнюю перекладину и птичкой перепорхнула на другую сторону.

Бесс покачала головой, Тюфяк томно зааплодировал; Долли же было не вытерпеть, что его в чем-то обошла девочка, поэтому он перекувырнулся в воздухе и приземлился на ноги рядом с Джози, хладнокровно поинтересовавшись:

– А так ты можешь?

– Пока нет, но со временем научусь.

Поскольку вид у его соперницы сделался несколько обескураженный, Долли смягчился и любезно продемонстрировал еще несколько подвигов того же толка, понятия не имея, что попал в коварную западню: дело в том, что темно-красная краска, которой были покрыты ворота, не привыкла, чтобы ее хватали руками, и оставила полосы у него на плечах. Когда, прокрутив сальто спиной вперед, он подошел к девочкам и улыбнулся – его приветствовали уничижительной ремаркой:

– Хочешь знать, что такое пурпурный цвет, – посмотри на свою спину: краска въелась на совесть и, боюсь, уже не отстирается.

– Ах, да чтоб ее! – воскликнул Долли, пытаясь совершить невозможное – разглядеть свою спину; от этой безнадежной попытки пришлось отказаться.

– Нам, пожалуй, пора, Дольф, – умиротворяюще произнес Тюфяк, который счел, что им лучше уйти, пока не началась очередная перепалка, ибо его сторона явно проигрывала.

– Прошу вас, не надо спешить; посидите отдохните – вам это необходимо, ведь вы всю неделю занимались тяжким умственным трудом. А нам пора заняться греческим. Идем, Бесс. Всего вам доброго, джентльмены.

С этой любезной ремаркой Джози зашагала прочь, воинственно сдвинув шляпку на затылок и неся ракетку на плече, точно знамя победителя; последнее слово осталось за ней, и она решила, что самое время с честью покинуть поле боя.

Долли отвесил Бесс изысканнейший поклон, однако с оттенком холодности; Тюфяк вальяжно развалился на траве, задрав вверх ноги, и дремотно пробормотал:

– Малышка Джо сегодня явно не в духе. Вздремну-ка я еще – слишком жарко, чтобы бегать.

– Ты прав. Хотел бы я знать, правду ли сказала наша Драконша по поводу этих паршивых пятен. – Долли присел и попытался оттереть их носовым платком. – Спишь? – осведомился он, посвятив несколько минут этому веселому занятию, – ему было обидно, что приятель его наслаждается жизнью, пока сам он испытывает такие муки.

– Нет. Думаю о том, что Джози, пожалуй, права насчет «бегать от работы». Позор, что мы так мало занимаемся, хотя должны трудиться, как Мортон, Торри и прочие в этом духе[420]. Я-то и вовсе не хотел учиться в колледже, меня папаша туда отправил. Толку с того и ему, и мне! – отвечал Тюфяк со стоном: учебу он действительно терпеть не мог, а заниматься ею предстояло еще два долгих года.

– Ну, колледж, знаешь ли, это престижно. А учиться совсем не обязательно. В смысле, могу же я, если захочу, просто радоваться жизни, без всяких утонченных умственных занятий. Впрочем, между нами говоря, было бы здорово, если бы у нас учились и девушки. Тогда учеба и вовсе побоку! А раз уж приходится грызть гранит науки, было бы куда веселее делать это за компанию с юными милашками. Согласен?

– Мне бы сейчас сразу трех милашек: одна пусть обмахивает веером, другая целует, а третья принесет стакан холодного лимонада! – вздохнул Тюфяк, бросив тоскливый взор в сторону дома.

– А рутбир[421] устроит? – прозвучало у него за спиной.

Долли вскочил на ноги, а Тюфяк перекатился на спину, точно перепуганная черепаха.

На перекладине забора сидела миссис Джо, на плече у нее висел ремень, к которому было привязано два кувшина, в руках она держала несколько оловянных кружек, а на голове ее красовалась старомодная панама.

– Знаю я, что мальчики доведут себя до простуды ледяной водой, вот и решила принести им моего доброго и полезного пива. Пили как рыбы. Но со мной был Сайлас, так что запасы пока не исчерпаны. Отведаете?

– С удовольствием, большое спасибо. Давайте нальем.

Долли подержал кружку, а Тюфячок радостно ее наполнил; оба были от души признательны, но при этом перепугались – не слышала ли она их разговора до того, как сбылось их горячее желание.

Оказалось, что слышала, потому что, пока они пили за ее здоровье, она присела между ними – со своими кувшинами и кружками она сильно напоминала маркитантку средних лет.

– По душе мне, что вы хотели бы видеть девушек у себя в колледже; но надеюсь, что до их там появления вы научитесь обсуждать их в более уважительном тоне: иначе именно этот урок они и преподадут вам первым делом.

– Право же, мэм, я просто шутил… – начал было Тюфяк, торопливо хлебая пиво.

– И я тоже. На самом деле я… я их очень уважаю, – с запинкой добавил Долли, совершенно ошарашенный: он испугался, что ему сейчас прочтут очередное нравоучение.

– Сомнительное уважение. Фривольных девушек можно называть «милашками» и тому подобными словами, но девушки, стремящиеся к знаниям, предпочитают, чтобы к ним относились как к разумным существам, а не как к куклам, с которыми можно только любезничать. Да, я собираюсь читать вам нотации, такая уж у меня работа. Так что вставайте и мужественно примите свою участь.

Миссис Джо рассмеялась, хотя и говорила серьезно; дело в том, что по ряду признаков и намеков она за последнюю зиму поняла, что мальчики ее начали «учиться жизни», причем в форме, которая вызывала у нее сильнейшее неодобрение. Оба оказались вдали от дома, им хватало денег на бесполезные траты, оба были неопытны, любознательны и доверчивы – как и большинство юношей их возраста. Книгами они не интересовались, а значит, у них не было безотказного средства, которое спасает от бед более усердных студентов; один любил праздность и удобства и настолько привык потворствовать своим телесным прихотям, что приучил к тому же и свои чувства; другой был тщеславен, как и все юноши приятной внешности, и склонен к высокомерию: это заставляло его постоянно искать одобрения товарищей, и ради него он был готов на все. Именно по причине этих свойств характера оба были особенно подвержены соблазнам, которые постоянно одолевают слабовольных любителей удовольствий. Миссис Джо хорошо изучила особенности своих воспитанников и после отъезда в колледж не раз походя обращалась к ним со словами предостережения, однако до последнего момента они, судя по всему, не понимали ее дружеских намеков; теперь ей стало ясно, что ее поймут, и она решила высказаться напрямую: дело в том, что долгий опыт общения с мальчиками научил ее одновременно и прямолинейности и ловкости в разговорах об опасностях, которые обычно принято замалчивать до тех пор, когда поздно уже что-либо предпринимать, остаются лишь сожаления да упреки.

– Я стану говорить с вами по-матерински, ибо ваши матушки далеко, а в определенных случаях лучший совет способна дать именно мать – если она исполняет свой долг, – торжественно начала миссис Джо из-под полей своей панамы.

«Ну вот! Вляпались по самые уши!» – подумал Долли со скрытым отчаянием; Тюфяк же после этого первого выпада решил подкрепить свои силы еще одной кружкой пива.

– От корневого пива вреда не будет, а вот иные напитки употреблять не следует, Джордж. Чревоугодие – твой старый порок; еще несколько раз помучаешься со здоровьем – и станешь мудрее. Пьянство же – вещь более серьезная, из нее проистекают беды, которые способны разрушить не одно только тело. Я слышала, как ты рассуждаешь о винах так, будто неплохо в них разбираешься и испытываешь к ним бóльшую тягу, чем пристало молодому человеку; кроме того, до моих ушей несколько раз долетали шутки, которые меня насторожили. Умоляю тебя, не приобретай этой опасной привычки «для забавы», как ты это называешь, или потому, что это модно, или потому, что копируешь других. Прекрати немедленно и усвой единственное неопровержимое правило: во всем необходима умеренность.

– Я вам клянусь, пью я только вино, а еще принимаю железо. Матушка говорит, что мне необходимо укрепляющее средство, дабы восполнить расход мозговых тканей на учебу, – запротестовал Тюфяк и опустил кружку, будто она обожгла ему пальцы.

– Сытная говядина и овсянка восстановят ткани куда эффективнее, чем подобные укрепляющие. Тебе нужно побольше работать и попроще питаться – мне очень бы хотелось оставить тебя на несколько месяцев здесь, подальше от соблазнов. Я устроила бы тебе лечебное голодание, скоро ты уже бегал бы не пыхтя и мог бы обходиться без четырех-пяти приемов пищи в день. Ты глянь, какая безобразная рука! Просто позор!

И миссис Джо подхватила его пухлый кулак, с глубокими ямочками на каждом суставе, которым Тюфяк в отчаянии пытался ухватить пряжку ремня, куда более объемистого, чем подобает юноше его лет.

– Ничего не могу поделать – у нас у всех лишний вес. Семейная предрасположенность, – защищался Тюфяк.