Мэг Кэбот - Маленький скандал

— Это вашу кошку я видел там вместе с вами, мисс Мей-хью? — хрипло спросил он. — Извините, но на этот раз подобная ложь не сработает. Я ясно видел его, поэтому не вздумайте отрицать очевидное.

Она смотрела на него и не могла понять, почему он ведет себя как ревнивый муж.

— Вам следовало дать мне знать, что вы не можете обходиться без мужчин, мисс Мейхью, — загремел он. — Хоть я и не обладаю сногсшибательной красотой лорда Палмера, все же я несколько более удобен для вас, так как моя комната, как вам известно, находится всего в нескольких ярдах по коридору от вашей.

Ситуация начала проясняться. Лорд Уингейт полагал, что в саду был Фредди, а не Дэниел Крэйвен. Он увидел, что Кейт разговаривает с блондином, и решил…

О Господи!

У Кейт было достаточно времени, чтобы подумать: «Но он настолько возбужден, что даже если я скажу ему правду, разве он мне поверит?» И прежде чем она успела вымолвить хоть слово, лорд Уингейт, издав звук, больше похожий на стон, притянул Кейт к себе и впился губами в ее губы.

Кейт провела много времени, даже больше, чем ей хотелось бы, представляя себе этот самый момент. Но теперь она оказалась совсем не подготовлена к тому, что произошло. Она не знала, что жесткие баки маркиза будут царапать нежную кожу на ее лице. К тому же не предполагала, что его губы окажутся такими твердыми и требовательными. И когда, отвечая этой требовательности, Кейт приоткрыла свои губы, чтобы он мог делать с ними все, что ему так хотелось делать, его язык проник ей в рот. Это было удивительное ощущение.

И конечно же, в ее мечтах маркиз никогда не сжимал ее столь крепко, угрожая раздавить на своей твердой груди. Его руки никогда не гладили ее по спине и бокам, лаская ее через тонкую ткань пеньюара. И никогда, ни разу его руки не касались ее груди.

Однако мечты — это одно. Реальность же порой бывает намного предпочтительнее.

В тот момент, когда рука маркиза коснулась одной из ее грудей, глаза Кейт широко распахнулись. Что это он с ней делает?

Ответ, конечно, был очевиден или должен был быть таковым даже для самого непонятливого из людей. Он любил ее — грубо, страстно, но любил.

А ей это нравилось. Ей это очень даже нравилось.

Кейт и прежде целовали. Но не так, конечно. И вообще все, что ей когда-либо доводилось испытывать, не было похоже на это. Однако она никогда не позволяла мужчине дотрагиваться до себя так, как это делал маркиз… Ей никогда не хотелось, чтобы мужчина дотрагивался до нее так. А теперь она, потеряв стыд, желала, чтобы он прикасался к ней именно так. И что же, как только его пальцы добрались до ее груди, она привстала на цыпочки и забросила руки как можно дальше ему за шею, чтобы глубже вдавить соски в его ладони. А стоило его языку пробраться в ее рот, как она уже встречала его своим языком. Какая девушка позволит мужчине делать такое с собой? Какой девушке это понравится?

Кейт Мейхью это нравилось.

Как хорошо, думала Кейт. А потом она уже просто была не в состоянии думать, потому что его пальцы, трогавшие ее грудь, стали двигаться, и внезапно пеньюар Кейт превратился в прозрачную кучку на полу. И вслед за этим уже обе руки маркиза легли ей на груди. А учитывая то, что он в то же время еще и целовал ее так страстно, так настойчиво, исследуя своим языком каждый уголок ее рта, Кейт обнаружила, что ей трудно дышать и даже просто стоять, так как он был настолько высок, что ей все время приходилось тянуться вверх, чтобы не прерывать поцелуя…

Но как раз здесь-то, как оказалось, и не было никакой проблемы, потому что лорд Уингейт, явно поняв ее затруднительное положение, неожиданно наклонился и, взяв ее ягодицы в ладони, поднял ее и прижал к себе. И Кейт оставалось лишь обнять ногами его талию — ведь именно это она однажды проделывала в своем сне.

Только во сне в такой ситуации она проснулась еще до того, как коснулась очень твердого предмета, рвущегося из его брюк. Теперь же ей казалось совершенно естественным прижаться к нему, и она с готовностью сделала это. И тогда он вновь издал звук, который был чем-то средним между стоном и всхлипом. Она восприняла это как приглашение и прижалась к нему еще теснее.

Конечно, она не могла видеть, куда он ее несет, поскольку его грудь закрывала ей весь обзор. Но когда Кейт ощутила под собой что-то гладкое и твердое, она поняла, что он посадил ее на край стола. Это не то место, подумалось ей, где они занимались любовью в ее снах, но она уже начала осознавать, что сны бледнеют в сравнении с действительностью.

Особенно когда маркиз, по-прежнему целуя ее — похоже, он не собирался вообще отрываться от ее губ, — стянул с нее ночную рубашку.

А затем, к ее большому разочарованию, он перестал ее целовать и отодвинулся от нее. В комнате хватало лунного света, чтобы она могла увидеть, как он просто стоит и смотрит на нее, держа в опущенной руке ее ночную рубашку. Наверное, ей полагалось бы прикрыть наготу, ведь она, в конце концов, совершенно голая. Но она подумала, что однажды видела его без одежды и ей следует удостоить его такой же чести.

Кроме того, ей очень нравилось, как он смотрит на нее, и она откинулась на руках, предоставив ему смотреть на нее, сколько он пожелает, и наконец еще один стон вырвался из его груди. Он бросил ночную рубашку на пол и, приблизившись, впился губами в ее грудь.

Этого Кейт не ожидала и от изумления чуть не соскользнула со стола… Такого она еще никогда не испытывала. Знакомое уже саднящее ощущение между ног пришло как расплата в тот момент, когда он начал ласкать языком сначала один сосок, потом другой. Зарыв пальцы в черные волосы маркиза, Кейт закрыла глаза и начала отклонять голову назад, пока ее волосы не упали на поверхность стола. В самом деле, это было поистине восхитительно…

Но все это было ничто в сравнении с тем, когда пальцы маркиза оказались у нее между ног. Она опять едва не свалилась со стола. Но он подложил ей под шею ладонь и теперь удерживал ее, целуя в шею и массируя пальцами то местечко, которое Кейт трогала несколько дней назад. Ее настолько поразило его знакомство с этим местом, что ей в голову даже пришла мысль о том, что она каким-то невероятным образом передала ему свое желание, и она уже открыла было рот, чтобы сообщить ему об этом, но он снова прижался к ее губам, и тогда она решила, что все это не столь уж и важно.

А важно было то, что она гладит эти плечи, которыми так долго восхищалась. Она потянулась и просунула пальцы ему под сорочку. Его тело было таким же сильным и твердым, как она и представляла, но там, где оно не было покрыто жесткими волосами, кожа была гладкой, почти такой же, как и у нее. Он, кажется, понял ее любопытство и с готовностью сорвал с себя сюртук и рубашку, причем так нетерпеливо, что затрещала ткань.

Но маркиз не обратил на это внимания, он обнял ее и привлек к себе, чтобы снова слиться с ней в очередном лишающем рассудка поцелуе. Теперь между ног Кейт ощущала уже не пальцы, а его напрягшуюся плоть. Она чувствовала этот предмет, рвущийся на свободу, через ткань брюк и думала, что самое правильное — это его освободить. Только она не имела ни малейшего представления о том, как мужчины расстегивают свои брюки. Она положила пальцы на его живот, пытаясь найти какое-нибудь отверстие, но явно сделала ему больно, так как он отскочил от нее, словно она его укусила.

Кейт не видела выражения его лица, потому что он стоял спиной к лунному свету, сочившемуся сквозь окна и высокую дверь. Его глаза оказались в тени, черты лица тонули в темноте. Но чтобы увидеть, как двигаются его руки, света было достаточно. И вот брюки чудесным образом оказались на полу, и когда он снова подошел к ней, та часть его, которая взывала к свободе, была свободна… и опалила своим жаром внутреннюю поверхность бедра Кейт.

А потом та боль, которую Кейт уже доводилось испытывать — то чувство пустоты, которое она ощутила, когда впервые увидела маркиза во сне, — вдруг обрела смысл. Конечно же, боль возникла потому, что она жаждала, чтобы он наполнил ее. И если ее пальцы, которыми она дотронулась до той части его тела, которая столь требовательно прижималась к ней, не обманывали ее, то он был вполне способен выполнить эту работу. Он должен быть способен заполнить ее собой.

На самом деле там, может быть… несколько больше, чем ей нужно. Она подумала, а нет ли способа, чтобы он сделал себя немного… меньше.

Но когда она приподняла голову, чтобы спросить его об этом, его губы снова накрыли ее губы, не позволив ей вымолвить ни слова. И тут, к великому изумлению Кейт, он вдруг начал расти у нее в руке. Она не предполагала, что это возможно, так как и прежде он казался невероятно большим, но это, несомненно, происходило. Горячая плоть, которую охватывали ее пальцы, в самом деле росла. А потом, прежде чем она поняла, что происходит, ладони маркиза вновь оказались под ее ягодицами и подвинули ее к самому краю стола, прямо к его напрягшейся плоти. Он продолжал целовать ее, его язык исследовал ее рот точно так же, как другая часть его тела исследовала пространство у нее между ног. И в течение нескольких секунд Кейт радовалась его тяжести, его мощности, пьянящему чувству того, что наконец, наконец он наполняет ее…

До тех пор, пока слепящая вспышка боли не заставила ее со стоном оторваться от его губ и вонзить ногти в его плечи, которыми она так восхищалась. Ей пришлось закусить губу, чтобы сдержать крик.

Но было уже слишком поздно. Ее сломали. Она была в этом уверена, как и в том, что она сидит на столе. Он переломил ее пополам, и теперь она, видимо, умирает. Она вцепилась в него, чувствуя, как слезы сбегают из уголков глаз. Она умрет прямо сейчас в его объятиях.

Что ж, она, похоже, сама хотела этого.

Но прошла секунда, боль немного отступила, и маркиз прошептал, обдавая ее ухо теплом:

— Мисс Мейхью.

Это почему-то очень рассмешило ее. Хотя было трудно смеяться, когда он таким образом наполнял ее.

— Мне кажется, что с этого момента вам лучше называть меня Кейт.

— Ладно, Кейт. — Он поднял голову, чтобы посмотреть на нее. Должно быть, он заметил слезы, так как взял ее лицо в ладони и большим пальцем вытер их. — Прекрасная Кейт, — прошептал он, снова склоняя голову, пока они не соприкоснулись лбами.

Потом просто «Кейт», но уже с нотками отчаяния в голосе. А потом, словно не в силах удержаться, словно пытаясь остановить себя, но не имея сил контролировать свою страсть, он еще глубже погрузился в нее…

И больше не было боли. Кейт это поняла сразу, как только его руки, по-прежнему державшие ее лицо, приблизили ее губы к его губам, чтобы не допустить никакого протеста с ее стороны. А она и не протестовала, даже когда его губы и язык начали новое наступление на ее рассудок. Потому что больше не было боли. В самом деле, было приятно ощущать его внутри. Очень приятно. Это было так, будто он был чем-то, чего ей недоставало всю жизнь, и теперь, когда он был внутри, внезапно сделало ее целой.

Может быть, она вовсе и не умрет.

Нет, решила она через мгновение, когда он начал двигаться — сначала медленно, а затем все настойчивее внутри ее, точно не умрет. Если только она уже не умерла незаметно для себя самой и теперь не поднимается к небесам по какой-нибудь небесной лестнице.

Вдруг Кейт показалось, что небесная лестница, по которой она взбиралась наверх, взорвалась мириадами золотых брызг и она стала падать…

…Но это было прекрасное, томительное падение, вместе с кусочками лестницы, сверкающими подобно звездам, которые, медленно кружась в воздухе, осыпаются на нее, целуют ее тело, будто к ней прикасаются тысячи ангельских крыльев…

А потом она открыла глаза и увидела себя на столе в библиотеке лорда Уингейта, и он, тяжело дыша, обессиленный, лежал на ней.

«О нет!» — пронеслось у нее в голове.

— Конечно же, — заявил лорд Уингейт, повернув голову на подушке, — ты немедленно прекратишь быть компаньонкой Изабель.

Кейт посмотрела на темно-синий полог у себя над головой. Он казался очень далеким. Потолки в спальне лорда Уингейта были слишком высокими, и балдахин над его кроватью был поднят почти к самому потолку в отличие от балдахина в комнате Кейт, который был не выше, чем потолок в обычном городском доме.

— Да? — спросила Кейт. — Но почему?

Этот вопрос она задавала себе в течение уже нескольких часов, с того самого момента, когда поняла, что натворила. Однако на этот раз «почему» не означало: «Почему я позволила этому случиться?»

— Ну разве ты не хочешь, чтобы у тебя были свободные вечера? — Лорд Уингейт лениво растягивал слова. — Чтобы проводить их со мной?

— О, конечно! — ответила она.

— Мне так много хочется показать тебе.

Он лежал подле нее, подперев голову рукой. Другой рукой он не прекращал ласкать гладкую белую кожу у нее на спине. Он непрерывно прикасался к ней — перебирал пальцами ее волосы, гладил лицо, держал за руку — с того момента, когда поднял лицо от ее шеи, к которой припал, изнемогая от страсти, и проговорил шепотом, но вполне внятно: «Моя».