Она расстегнула шорты, спустила их на пол и отбросила ногой в угол. Расстегнула третью пуговицу на рубашке, потом четвертую… Повернулась к Коулу спиной и стянула ее через голову. Потом сразу натянула ночную рубашку. Все, что успел увидеть Коул, – это ее зад, обтянутый крошечными трусиками.

Но тут она заметила, что Коул смотрит в зеркало, висящее наискосок.

Она поспешно откинула одеяло, легла на кровать и натянула одеяло до подмышек.

Коул что-то положил на ночной столик.

– Приемник мне не понадобится. Я ложусь спать.

– Ладно.

Он положил ключи от машины рядом с пепельницей.

– Когда будешь выходить, можешь погасить свет.

– Сейчас, – ответил Коул, продолжая выгружать содержимое своих карманов. Он выложил на стол часы и кучку мелочи.

– Ты что делаешь? – удивленно воскликнула Эви.

– Ложусь спать. – Эви разинула рот.

– Ты что, хочешь сказать, что у нас один номер на двоих?

– Именно так.

– Что, в городе большое родео? Или какая-нибудь международная конференция?

– Понятия не имею. Просто я заказал только один номер.

Сердце у Эви подпрыгнуло. Он поймал ее, словно бычка лассо!

Коул снял рубашку, снял джинсы, повесил их на спинку стула. Раздевшись донага и с таким видом, словно так и должно быть, он подошел к двери и выключил свет.

Эви слышала, как он запирал дверь. Потом шаги по ковру. Коул отдернул занавески, и комната осветилась светом уличных огней.

– Чтобы видно было, – пояснил Коул. Эви смотрела на его силуэт. В темноте он казался огромным, почти угрожающим.

– Я не могу спать, когда так светло! Коул послушно задернул занавески.

Так было еще хуже. В темноте все звуки казались громче. Вдобавок у нее шумело в ушах. Эви прислушалась. Рядом слышалось короткое, отрывистое дыхание. Чье – его или ее собственное? Она и сама этого не знала.

– Нет, я передумала. Отдерни занавеску. – Он остановился в нескольких дюймах от постели.

– Ну, пожалуйста!

И Эви замерла в ожидании. Занавеска снова отдернулась.

– Так лучше?

– Вроде да…

Матрас прогнулся – Коул лег рядом. Оба лежали неподвижно и молчали.

– Эви…

– Коул, пожалуйста…

– Что «пожалуйста»?

Эви зажмурилась. Если бы Коул действительно любил ее, он не стал бы разговаривать таким нерешительным тоном!

– Я не хочу думать об этом. Только не сейчас! Я и так слишком много думаю. А сейчас – не время. И не место.

Коул фыркнул.

– Ну, если сейчас не время…

– Коул, пожалуйста!

Наступило долгое молчание. В тишине слышалось лишь тиканье его дорожного будильника.

– Мне уйти?

– Не надо! – ответила Эви, не успев подумать, стоит ли это говорить. Слово – не воробей…

Темнота окутывала их, как материнское чрево. Их голоса растворялись во тьме.

– Ты на меня не сердишься за сегодняшнее? – спросил Коул.

– Что, разве это ты устроил этот смерч? – со смешком произнесла Эви.

– Но мы занимались любовью. В грязи, под дождем…

– А ты слышал, чтобы я на что-то жаловалась?

– Я вообще ничего не слышал. Ты же все время молчишь… – И Коул снова умолк.

Надо ли говорить ему, что слышала она!

Его рука коснулась ее руки, пальцы их сплелись. Другая его рука коснулась ее бедра. Через несколько мгновений он выпустил пальцы Эви и принялся гладить ее предплечье. Потом повернулся на бок, нашел на ощупь нежную шею, погладил ее. Потом нащупал под рубашкой ее грудь…

– Не будем говорить об этом сегодня, – прошептал он.

На нее нахлынула сладкая печаль. Она опять совершает чудовищную ошибку – отдается мужчине, так и не набравшись мужества поговорить с ним начистоту. А ведь, может быть, он ее совсем не любит! Она отдается ему, не думая, что ждет ее впереди, более беззащитная, чем когда бы то ни было…

Эви потянулась к нему. Ее маленькая, прохладная рука коснулась его бицепса. Она сдавила его мускулы, удивляясь их силе. Бицепс был напряжен и слегка дернулся у нее под пальцами.

– Что, демонстрируешь силу?

Коул услышал по ее голосу, что она улыбается, и мгновенно расслабился. Он придвинулся ближе, прижался к ее бедру, коснулся губами ее губ.

– Сегодня я вел себя не самым лучшим образом…

Она рассмеялась глубоким грудным смехом.

– Это было замечательно! Так хорошо мне не было ни с кем и никогда!

9

Эви снилось, что они едут по шоссе. Шумит дорога, машина вибрирует… И она вся до кончиков пальцев наполнена восхитительным ощущением сексуального удовлетворения. Ее рука сжимает гладкую, полированную рукоятку тормоза, в открытое окно врывается свежий ветер, волосы у нее развеваются, лицо горит, сердце колотится…

Она открыла глаза. Оказывается, это Коул дул ей в щеку перед тем, как поцеловать.

– Привет!

Эви застонала. Коул был уже одет. Солнце ярко светило в окно.

Она заслонилась рукой от солнечных лучей.

– Убирайся!

– Вчера вечером ты этого не говорила…

Она не нуждалась в том, чтобы Коул напоминал ей об этом. Они больше не говорили о любви. Зато делали все остальное.

– Ты что, собрался меня шантажировать?

Коул рассмеялся смешком удовлетворенного самца и отошел. Эви захотелось запустить в него подушкой. Но ее охватила приятная лень, и она, казалось, не могла пошевелить пальцем.

Всю ночь они занимались любовью – нежно, не спеша. Это были мягкие ласки, подчинявшиеся медленному ритму. Коул снова и снова целовал ее, показывая ей свое искусство в любви, которого не успел продемонстрировать тогда, во время бури.

Эви сонно улыбнулась, вспоминая об этом. Она никогда не думала, что Коул может быть так нежен. Но в этой нежности все равно чувствовалось нетерпение, сдержанная, но горячая страсть. Она вспомнила кульминацию этих длительных объятий, и по ее телу прошла сладкая судорога. Она перевернулась на бок, уткнулась носом в подушку и вдохнула крепкий мужской запах Коула.

– Завтрак, мэм!

Эви приоткрыла один глаз. Перед носом у нее очутился поднос с завтраком. Она ощутила аппетитный запах яичницы с беконом. Эви перевернулась на живот и приподнялась на локтях.

– Как? Уже?

– Оладьи, сок, тосты, яичница. Чего желаете?

Прежде всего, она хотела Коула Крика, и желательно в голом виде. Эви откинула со лба прядь волос, которая лезла ей в глаза.

– Слушай, принеси халат, пожалуйста.

– В ванной, кажется, висит халат. Сейчас принесу.

Она села в кровати, поставила поднос себе на колени и улыбнулась при виде еще одного сюрприза, о котором Коул не упомянул: алой розы в высокой вазочке.

Он принес ей махровый халат и уселся на кровать в ногах. Включил телевизор и принялся переключать программы, ища прогноз погоды.

– Куда моей госпоже будет угодно направиться сегодня? – с видом покорного слуги поинтересовался он.

– На запад, молодой человек!

– В Нью-Мексико?

– Да, а потом в Аризону. Я хочу посмотреть на Большой Каньон.

– К тому времени, как мы туда доберемся, уже стемнеет. Я не думаю, что его подсвечивают…

– Ну, задержимся на денек. К тому же… – Эви стерла с губы приставшее масло и порозовела, увидев, как Коул невольно облизнул губы в ответ. – К тому же мне еще надо напечатать статью про смерч. Если в журнале подсуетятся, они успеют разрекламировать ее к тому времени, как выйдет очередной номер.

Коул понял намек и передал ей портативный компьютер.

– Дело, конечно, прежде всего!

– Ты хочешь сказать, что я только и умею, что работать? – обиделась Эви.

– Ну, что ты! Ты умеешь и многое другое. Вчера я в этом убедился, – поспешил успокоить ее Коул.

Он потянулся к ней. Теперь он уже сам стер полоску джема с ее нижней губы. Она машинально высунула язык и коснулась мозолистого пальца Коула.

Эви решила отложить работу еще на час, и завтрак успел остыть…


Выйдя из душа, она обнаружила, что Коул стоит посреди комнаты и переодевается.

– Ну как тебе тренажерный зал?

– Великолепно! Я еще никогда не был в такой отличной форме! – бодро воскликнул он.

– Мужские гормоны творят чудеса!

Коул согнул руку и напряг бицепс, упершись лбом в кулак, приняв позу профессионального культуриста.

– Ну, как?

– Великолепно! Вылитый Арнольд. Это надо было бы сфотографировать.

– Как твоя статья?

– Продвигается.

– Так же удачно, как мы? – вкрадчиво спросил он.

Эви вздрогнула. Коул подошел к ней сзади и положил руки ей на плечи. Он распахнул ее халат и принялся мягко покусывать ее плечи и шею.

– Я тебя не напугал?

– Это было даже приятно… – пролепетала Эви. Поразительно, как его близость действует на нее! И почему это она тает от одного прикосновения его губ?

Она завела руку назад и взъерошила волосы Коула, наслаждаясь его лаской. Под кожей вспыхнул огонек, растекся по груди, потом спустился ниже, к животу, к горячему местечку между ног. Эви наслаждалась этим медленно расползающимся жаром.

Внезапно Коул замер, держа ее за плечи.

– В чем дело? – томно спросила Эви.

Коул ничего не ответил. Восхитительное ощущение ослабело.

– Коул!

– Неужели это дело моих рук?

Голос у него был какой-то испуганный. Это заставило Эви обернуться. Коул уронил руки и растерянно смотрел на ее нежную кожу, местами усеянную синяками. Эви подняла халат, набросила его себе на плечи и с опаской подошла к зеркалу. На груди и на плечах у нее красовалась россыпь мелких синяков.

Эви поспешно прикрыла их рукой, как будто это могло заставить Коула забыть об этом зрелище.

– Я сделал тебе больно…

– Это, наверно, во время бури. Похоже, мы немного забылись…

– Почему «мы»?

– Коул, мне не было больно.

Он с силой отвел ее руку и развернул Эви к зеркалу.

– Посмотри, ты же вся в синяках!

– Но это, же от поцелуев…

Он сдернул халат с ее плеч – грубовато, злясь не на нее, а на самого себя.

– А это что, на руке? А где еще? Большущий синяк красовался у нее на бедре, но это от камня, который выступил на склоне, размытом дождем. Коул вовсе не собирался толкать ее на этот камень – это вышло нечаянно. Коул же не знал, что он там торчит… Ну, да, ну, синяки…

– Ты ведь не нарочно…

Его ледяной взгляд мог бы остудить и кипящую лаву.

– Где-то я это уже слышал…

– Коул!

Он отошел к кровати и принялся, как попало запихивать свои вещи в сумку.

– Терпеть не могу, когда женщины страдают во имя любви!

– Да знаю, знаю. Но одно дело – нарочно ударить женщину, а другое дело – любовная игра…

– «Он не нарочно!» – саркастически повторил Коул. – «Это вышло случайно!» «Он просто не мог сдержаться!»

– Прекрати!

Коул рывком застегнул набитую сумку.

– Нам пора ехать.

– Мы никуда не поедем, пока не разберемся с этим.

– Тогда мы застрянем в Амарилло очень надолго, Эви. Это старая история, за несколько дней с нею не разберешься…

* * *

Странно, что больнее всего задевают какие-то мелочи. Эви ехала на запад, к границе между Техасом и Нью-Мексико, и мучилась оттого, что для Коула история их отношений – это, оказывается, всего лишь «несколько дней». А для Эви это была целая эпоха в ее жизни, и она знала, что память об этом сохранится в ее душе надолго, гораздо дольше, чем понадобится времени на то, чтобы зажили эти несчастные синяки.

И еще странно, насколько по-разному люди воспринимают одни и те же явления. Она ведь тоже видела эти синяки, когда принимала душ. Но для нее это было сладостное напоминание о ласках Коула, как бы символ пылкой страсти, страсти, которой до сих пор Эви никогда не испытывала. А для Коула это было мрачное напоминание о прошлом.

Как только они пересекли границу штата, спор вспыхнул с новой силой.

– У меня просто такая нежная кожа! – заявила Эви уверенным тоном.

– Не смей оправдываться! – воскликнул Коул.

Эви поразило, с какой горячностью Коул бросился защищать ее – от нее же самой. Она сбавила тон.

– Коул, пойми, синяки у меня появляются даже от пристального взгляда. Обычно я даже не помню, где я успела посадить себе синяк.

– На этот раз это было по моей вине, – упрямо твердил он.

– Но больше это не повторится? Ты это имел в виду?

– Только не говори, что ты любишь, когда тебе делают больно!

Эви еще никогда не встречала мужчины с такой уязвимой совестью! Он решительно во всем винит себя и только себя. Ну что ему можно возразить?

– Но это, же ты любя!

– Ну да, конечно. Скажи «люблю» и можешь делать все, что угодно, так, что ли? – вскипел Коул.

– Но ведь ты что-то говорил о том, что любишь…

Коул пронзил Эви яростным взглядом.