Подросток стащил капюшон с головы. Его длинные волосы, забранные в хвост, давно пора было вымыть. На щеках едва начинал пробиваться пушок. На вид ему было никак не больше пятнадцати.

– Привет.

– Привет, – ответил Коул.

– Вы куда?

– А куда тебе надо?

Мальчишка посмотрел на Эви, неодобрительно поджавшую губы, потом снова на Коула.

– Все равно.

Коул повернулся и завел двигатель.

– Ну, если все равно, тогда давай с нами. Сент-Луис тебя устроит?

– Вполне.

– Подожди минуту. – Эви тронула Коула за руку, потом обернулась назад. – Твои родители знают, где ты? – требовательно спросила она у подростка.

Глаза мальчишки от удивления полезли на лоб.

– Я серьезно спрашиваю.

– Скучать по мне они не будут, – с явным отвращением ответил он.

– Как ты можешь так говорить?

– Знаю, вот и говорю, – вспыхнул мальчишка.

– Сколько тебе лет?

– Достаточно.

– Ну что, все? – произнес Коул, желая положить конец этому допросу.

– Нет, не все.

Коул вывел машину на шоссе.

На протяжении следующих десяти миль Эви бормотала проклятия сквозь зубы – что-то насчет ослиного упрямства и наивности. У первого же знака, разрешающего остановку, она не выдержала.

– Остановитесь здесь.

Коул ничего не ответил. Знак приближался. Эви набрала побольше воздуха в грудь, приготовившись устроить скандал. Коул включил сигнал поворота.

– Пора бы заправиться, – объявил он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Они подъехали к заправочной станции, при которой был небольшой магазинчик. Эви распахнула дверь прежде, чем машина окончательно остановилась.

– Коул, мне нужно с вами поговорить. – Коул дернул за рычаг. Капот открылся. Коул толкнул дверь и обошел машину спереди.

Эви ждала его, скрестив руки и в нетерпении притопывая ногой.

– Я не хочу, чтобы он ехал с нами, – решительно заявила она.

– Поздно.

– Я ему не доверяю.

– Почему? Потому, что он грязный? Или потому, что он молод?

– Потому, что он врет.

Коул отыскал защелку и поднял крышку капота, отгородив таким образом их от посторонних глаз.

– А что такого он сказал?

Эви возмущенно взмахнула рукой.

– Вы сами слышали. Он сказал, что родители не будут по нему скучать. Если это – не отъявленная ложь…

Лицо Коула потемнело.

– Это вполне может быть правдой. – Пустота в его глазах была пугающей.

Эви поежилась. Опасения, терзавшие ее с тех пор, как они выехали из Грэйсленда, ожили с новой силой: она его не понимала. Если говорить честно, она знала Коула не лучше, чем этого подобранного на обочине подростка. Но, к лучшему или к худшему, а им приходилось находиться рядом, совсем близко. И они едва не сблизились еще больше – там, в комнате мотеля.

Она решила настоять на своем.

– Мне это не нравится.

– Ну, давайте, вы будете вести машину, а я сяду на место пассажира и буду следить за каждым его движением, – нашел выход из положения Коул. – Это вас устроит?

Эви почувствовала, что закипает от его насмешливого тона.

– Осторожность не повредит. Он может быть наркоманом.

– Он не наркоман. – Коул обошел Эви и протер форсунку бумажной салфеткой. – Я сменю масло.

– Не увиливайте от темы.

– У нас есть машина. У него нет ничего, кроме этого рюкзака. Вам что, так хочется, чтобы он ночевал в канаве?

– Для этого существуют приюты.

– Вы хоть один видите? – фыркнул Коул. Вокруг были одни поля.

Коул протер свечу, зажигания и засунул шланг в отверстие, над которым было написано «Масло».

– Эви, попробуйте на минуту взглянуть на мир его глазами. Целый день он может ехать в машине с людьми, которые не станут его грабить, обдирать, которые не смотрят на него как на добычу. Он будет в безопасности.

На какое-то мгновение Эви смягчилась. Потом дверь машины открылась, и нескладный подросток направился в сторону магазинчика.

– Я мигом, – пробурчал мальчишка. – Я вас не задержу.

Эви прикусила губу и подождала, пока подросток не отошел настолько, что уже не мог слышать их разговор.

– А мы в безопасности в его присутствии? Ведь он может быть вором или хулиганом.

– Не думаю.

– Но вы, же ничего о нем не знаете. – Коул стер грязь с рук.

– Эви, он – это я.

4

– Он кто? – с изумлением переспросила Эви.

Голос Коула стал хриплым.

– Он – это я. В шестнадцать лет я ушел из Монтаны и автостопом проехал через всю страну. Бывали дни, когда я считал бы, что мне чертовски повезло, если бы меня подобрала машина вроде этой.

Коул провел салфеткой по картеру и показал ее Эви.

– Со вчерашнего дня разошлось полкварты. С новыми машинами это бывает. Вам придется за этим присматривать.

Эви долго смотрела на Коула, потом перевела взгляд на здание автозаправки. Мальчишка бродил по магазинчику.

– Лучше вы присматривайте за машиной, а я присмотрю за ним.

Коул вздохнул. Эви относилась к этому подростку как к преступнику. Она «ловко» прошлась вслед за ним по рядам и встала у кассы. По поникшим плечам и опущенной голове Коул угадал стыд и обиду, вспыхнувшие в их попутчике. Ну и зачем, спрашивается, ходить за ним хвостом? Если мальчишка вытащит пистолет и попытается ограбить магазин, что Эви сможет сделать? Написать об этом статью в журнале, что ли?

Коул косо посмотрел на сверкающую машину. Он помнил, каково это – быть голодным до спазм в желудке. Он завидовал всем, у кого хватало храбрости схватить то, что им хочется, и убежать. Но сам он был слишком порядочным и твердо решил, что не будет таким, как его отец.

Коул поднял голову. Он двинулся к комнате отдыха и по дороге заметил, что Эви платит за сандвич. Это показалось Коулу странным – ведь Эви поела, когда они выезжали из Мемфиса.

Эви протянула сандвич мальчишке. Тяжесть, сдавливавшая Коулу грудь, исчезла. При всей ее подозрительности Эви не была плохим человеком. Просто она плохо знала жизнь.

Когда Коул вышел из туалета, машина стояла у заправки уже с заведенным двигателем.

– Вы готовы? – окликнула его Эви.

Как Коул и предполагал, она заняла место водителя. Коул сел рядом.

– Так что, – спросил он у подростка, когда машина выехала на автостраду, – тебе надо в Сент-Луис?

Мальчишка пожал плечами. Он скорчился в углу заднего сиденья, отгородившись от остальных папкой с картами и собственными проблемами, и смотрел на падающий дождь.

– Меня это устраивает.

– Забери сандвич.

– Да, спасибо, – пробормотал мальчишка, завернул недоеденный сандвич в вощеную бумагу и спрятал в сумку.

– На здоровье, – улыбнулась Эви и посмотрела вперед.

Коул протянул руку и поднял щиток. День был пасмурным, и защищаться от солнца не имело смысла.

Эви косо посмотрела на Коула. Она явно пользовалась зеркалом заднего обзора, чтобы присматривать за их пассажиром.

Каждый из сидящих в машине это понимал. Коул слегка развернулся назад.

– Как тебя зовут?

Мальчишка подумал.

– Брэд… Нет, Люк. Люк.

– Люк так Люк. Эта дорога довольно неприятная…

– А что, бывают приятные дороги?

Он устало улыбнулся.

– Как насчет того, чтобы поспать? Мы разбудим тебя, когда въедем в город.

– Как скажете…

Мальчишка закутался в куртку, свернулся клубком и через минуту уже спал. Коул поймал станцию, передающую легкую музыку.

Эви зачем-то опять опустила солнцезащитный щиток и взглянула на Коула.

– Не могли бы мы теперь поговорить? – пробормотала она.

– Я не мог оставить его на дороге под таким дождем.

– Я не об этом.

Коул вздрогнул и уставился на дорогу.

– Я понимаю, что вы ненамного откровеннее, чем этот Люк. Если, конечно, его действительно так зовут.

– Может, и не так.

– Но вы сказали, что он был честен.

– Если бы он назвал свое настоящее имя, его могли бы выследить и отослать домой.

– С вами тоже так случалось?

Пауза.

– В первый раз. Отец так избил меня, что я неделю не мог встать.

Эви замолчала, пытаясь осмыслить услышанное.

– Я не знала…

Коул был благодарен за то, что она не принялась жалеть его.

– Вы расскажете мне об этом? – тихо спросила Эви.

Коул смотрел на мелькающие за окном холмы. Эта часть страны была ему хорошо знакома. Но тогда все дороги казались ему одинаково чужими.

– Моя семья была не такой, как ваша.

– Но я ничего вам не рассказывала о своей семье, – возразила Эви.

– О ней можно судить по вам. Ваши родители не могут быть неприятными людьми.

Смешок Эви вызвал у Коула удивление.

– Это похоже на комплимент.

– Могу поспорить, ваши родители всегда были вместе.

– Еще со школы, – подтвердила она.

– А занимались ли они сексом до того, как поженились? – неожиданно спросил Коул.

– Вот чего не знаю, того не знаю.

– Могу также поспорить, что они вас поддерживают, регулярно общаются с вами, помогают вам деньгами, если возникает такая необходимость.

– Последний раз я обращалась к родителям за деньгами спустя месяц после окончания колледжа, когда у моей машины полетела коробка передач. Впрочем, эти деньги я вернула. С процентами.

– Уверен, что они знали, что вы вернете долг. А ведь вы у них единственная дочь, верно?

– Я не принцесса. По крайней мере, мне так кажется.

– Вы именно принцесса. – Эви нахмурилась.

– Немножко, но есть, – сказал Коул. – У вас такой вид, словно вы имеете право требовать от окружающего мира, чтобы он соответствовал вашим ожиданиям.

– К сожалению, моя работа быстро приучила меня не ожидать слишком многого.

– Но все-таки вы не видите ничего странного в разговорах о том, как изменить мир, сделать его лучше, жить в соответствии со своим долгом.

Эви покачала головой. На лице у нее отразились волнение и гордость.

– Моя семья далека от совершенства, Коул. Отец тратит слишком много денег на свою лодку, а мама просто помешана на поддержании чистоты в доме. А ее колледж! Она читает там курс лекций. И уж если она садится готовиться к занятиям – горе тому, кто помешает ей! – Эви прикрыла глаза. – Мои родители – вовсе не идеальная семья из «мыльной оперы».

Они проехали еще несколько миль в молчании. Эви нерешительно взглянула на Коула.

– Мы говорили о вашей семье… – Коул глубоко вздохнул.

– Неужели они были такими уж плохими?

– Ну, нельзя сказать, что мы были совсем уж на плохом счету…

Коул пожал плечами и посмотрел на мальчишку, проверяя, не проснулся ли тот.

– Нашу семью можно считать довольно обеспеченной. Отец был фермером, разводил рогатый скот.

– Был? Он что, умер? – перебила его Эви.

– Да. Уже давно. А что касается моей матери, все ее время было посвящено тому, чтобы прислуживать отцу. Она умерла в девяносто первом. – Грустный рассказ Коула был недолог.

– Мне очень жаль.

– А мне нет. Я был очень рад, что она пережила отца. Я всегда боялся, что он ее убьет.

Эви трудно было вообразить себе подобные жестокие отношения в семье.

– Почему же она не ушла от него?

– Я думаю, из-за ее отца. Они были очень бедными и жили в хижине с земляным полом и с удобствами во дворе. В школу моя мать ездила на хромом пони. Когда она вышла замуж за моего отца, у которого было четыре тысячи акров земли, она думала, что ей необыкновенно повезло. А что он ее бил – так ведь за все надо платить. И она терпела…

– Я не понимаю подобного образа мыслей, – возмутилась Эви.

– А может, дело и не в этом. Может, она просто его любила.

– Но как, же это могло быть?

– Да так, как, бывает, любят женщины – слепой, безрассудной любовью. Даже когда он умер, она предпочитала помнить о нем, а не обо мне.

– Не может быть, чтобы вы действительно так думали, – покачала головой Эви.

Коул перевел дыхание, словно приготовившись к долгому рассказу.

– Я начал убегать из дому, когда мне было тринадцать лет. Я убегал раз за разом, уходил в горы, куда глаза глядят, лишь бы подальше от домашних побоев. А ей тогда доставалось то, что причиталось мне. Она меня защищала.

– Но каждая мать защищает своего ребенка!

– Этот «ребенок» был почти шести футов росту. Я убежал. Я оставил ее наедине с ним.

Коул ожидал услышать от Эви слова осуждения, но не услышал.

– Неужели никто не мог вмешаться?

– Мы жили на ранчо, очень замкнуто. Рабочие не пошли бы против отца – они могли потерять работу. А больше об обстановке в нашей семье никто не знал, разве что мамина сестра. Туда-то я и направлялся в первый раз – к тете Эгги в Небраску. Меня перехватили у шоссе И-80. Как я уже говорил, после этого я неделю не мог встать. Отец сильно избил маму за то, что она пыталась защитить меня. Потом мы даже подшучивали друг над другом, когда вдвоем хромали по дому, будто инвалиды войны.