— Да? А зачем?


— Понравился ты ей. Увидела у нас в альбоме на какой-то фотке и ныла — познакомь, познакомь… Не помнишь Марину?


— Помню, — улыбнулся он. — Так вот в чем дело было…


— Ну и что — было у вас что-нибудь потом?


— Неа, — он сел на кровать рядом. — Что-то я тогда застеснялся. Молодой был…


— Ты умеешь стесняться? Не верю! — рассмеялась Люба.


— Правильно делаешь. Сейчас не умею. А в шестнадцать умел.


— Эк тебя жизнь потрепала.


— Угу.


— Коля, только без глупостей!


— Каких это? — он невинно округлил глаза.


— Будто я не вижу, куда ты смотришь!


Он усмехнулся без капли смущения.


— А зачем там такой вырез, если смотреть нельзя? И потом — что, ты тут никакими глупостями не занималась, в этой комнате?


— А то ты не знаешь, что нет! — сказала и тут же покраснела. Чего-то ей пока не хватает, чтобы играть с Ником в одной лиге. Впрочем, он с ответом не торопился, будто тоже смутившись.


— Знаю, — ответил негромко. — Ну, просто можно же… ну, поцеловаться, пообжиматься, потискаться… Неужели не приводила сюда мальчишек?


— Нет, — ради разнообразия она решила гордо задрать нос. — А ты, что, водил к себе?


— А то!


— Ну и как? Что — и не застукали ни разу?


— Почему же, — Ник совершенно плутовски усмехнулся. — Палился пару раз. Один раз совсем по-крупному. После того случая и завязал с этим делом. Ну, массово, по крайней мере.


— Да ну?


— Угу. Это хорошо еще, что меня со спущенными штанами батя застукал, а не мать.


— Ну, просто герой-любовник, — рассмеялась Люба. А потом вдруг перестала смеяться под его пристальным взглядом. — Коля, только без глупостей, — повторила она, но без прежней убежденности.


— А я не могу без глупостей, — шепнул он ей. И в следующую секунду она уже оказалась верхом на его коленях.


Жадное соприкосновение истосковавшихся губ. Руки его мгновенно пробрались под ее трикотажную кофточку, он резко сдернул чашечки бюстгальтера вниз… Она не выдержала и застонала на сжимающее прикосновение его пальцев.


— Тихо! — приглушенно, но требовательно рыкнул он ей в губы. А потом и вовсе для надежности снова заткнул рот поцелуем.


Ей же было плевать на все. На то, что там за дверью родители, которые могут зайти в любой момент. На то, что это в принципе неприлично. Наверное, не стоило так затягивать с вступлением в нормальную половую жизнь. Потому что сейчас ей с непривычки просто сносит крышу. Но к этим выводам она пришла уже после, лежа вечером в постели. А в данный момент просто наслаждалась — тем, как он целовал ее, что делали его бесстыжие пальцы под ее одеждой… И пофигу на все!


Спустя какое-то время правая рука его опустилась вниз. С пуговицей он справился легко, застежка уже поддалась сложнее. А вот засунуть свою здоровенную лапищу в развал молнии на ее узких обтягивающих джинсах у него не получилось.


— Люба, привстань, — прохрипел он. Она послушно приподнялась, и его ладонь не без труда скользнула внутрь, сразу под трусики, и потом дальше, туда, где совсем влажно уже… Люба сдавленно охнула.


— Тише, тише… — он снова был вынужден применить заглушающий поцелуй. — Не шуми, малыш… Вот так… Вот так…


Она тяжело дышит в такт движениям его пальцев. Потом не может удержаться — начинает тихонько раскачиваться, подаваясь навстречу его ладони. Теперь уже его очередь стонать вперемежку с чем-то нецензурным. А ее очередь затыкать ему рот поцелуем. Это просто какое-то безумие, ненормальное, неконтролируемое, невозможное…


Где-то совсем рядом, за дверью, рассмеялся отец, что-то сказал маме, она ему ответила. Ник резко дернул руку из ее джинсов, и они отскочили друг от друга как два бильярдных шара после соударения — Люба к окну, Ник инстинктивно рванул к двери — припереть плечом, если что, дать ей время привести одежду в порядок. Чем Люба и занялась поспешно. И все равно, несмотря на быстро застегнутые джинсы, вид у нее такой, что сразу понятно, чем она только что занималась. Но в комнату, на их счастье, никто не зашел.


— Люб… — он шагнул к ней.


— Не подходи ко мне!


— Прости меня. Я дурак.


— Еще какой!


— Черт!.. — выдохнул он. Привычно попытался провести ладонью по волосам, а вместо этого вдруг недоуменно уставился на собственную руку. Пальцы влажно блестели, а на тыльной стороне ладони вспухла пара широких царапин.


— Коля, что это?!


— О молнию твою поцарапался.


Они какое-то время молча смотрели друг другу в глаза. Потом первая нервно усмехнулась она. Потом улыбнулся Ник. А потом они рассмеялись оба.


— Слушай, правда, извини меня. Я…


— Ладно тебе, — она водворяет на место сползшую лямку бюстгальтера. — Можно подумать, я сопротивлялась и отбивалась. Но больше так не делай!


— Не буду, — покорно соглашается он. А потом, со вздохом: — Слушай, поеду-ка я, наверное, домой. От греха… подальше. Да и поздно уже, мне до дому час добираться. А завтра рано на работу вставать.


— Хорошо.


— Завтра созвонимся?


— Договорились.


А потом она стоит у окна, прижавшись лбом к стеклу, и смотрит, как он идет по двору — под легким, начавшимся недавно снегом. Руки в карманах пуховика, широкие шаги. И какое-то странное тоскливое чувство внутри в ответ на его удаляющуюся в темноту фигуру.


Стукнула дверь комнаты, Люба обернулась.


— Удивила ты нас, дочь.


— Чем?


— Мы не думали с отцом, что ты с Николаем так плотно общаешься.


— Да так, — пожала плечами нарочито небрежно, — в кино просто сходили.


— Понятно, — невозмутимо ответила мама. Потом вздохнула. — Послушай, Любаша, не повторяй Надиных ошибок.


— Мам, ты о чем?


— Коля — это, конечно, не Витя. Но не нужно использовать хороших друзей в корыстных целях.


— Это в каких таких корыстных?


— Ох, доченька, я все понимаю, бывает непросто с парнями. Но, думаю, у тебя-то ума хватит с Марком разобраться и без привлечения Коли.


— Да?… — она удивлена словами матери. Вот, значит, как они это поняли.


— Да. Уверена. А Коля слишком хороший парень, чтобы использовать его как пешку. Сама разбирайся со своими парнями, без привлечения Коли. Сама, девочка моя, сама. Так правильнее.


— Ладно, — нет никакого желания спорить и объяснять. — Я поняла, мам.


И к лучшему, наверное, что мать так думает. И не знает, что тут на самом деле происходило, в этой комнате, полчаса назад. Пешка, ага. Эта пешка ей тут только что шах и мат объявляла. И в плен брала. Ой, нет, сейчас, в мамином присутствии, об этом лучше не вспоминать.

Глава девятая, полная последствий трудовых будней и сказанных сгоряча слов

— Привет, Ник.


— Привет, Люба.


— Как дела?


— Торпидно, — он подошел к окну в ординаторской. Снег идет — крупными хлопьями.


— Тор… что? Это как? — опешила она.


— Без ярко выраженных реакций со стороны организма. Вялотекуще, в общем.


— Понятно, — она немного помолчала, обдумывая услышанное. Потом решилась. — Слушай, тор… торпеда ты моя…


А потом она снова замолчала. Потому что притяжательное местоимение «моя» по отношению к Нику прозвучало очень странно. И дело было отнюдь не в женском роде. А в самом факте… «Мой», «моя»… Принадлежащий мне.


Ник тоже молчал — видимо, так же «мою торпеду» переваривал.


— Я сказать хотела… Точнее, предложить. В общем, у меня сегодня дома никого не будет. Часов до одиннадцати точно. А, может, и до двенадцати. Родители на каком-то приеме-фуршете. Ресторан и прочий разврат.


— Разврат? Разврат — это хорошо.


На самом деле, пять минут назад он мечтал только об одном — доползти до дому и отрубиться. День просто жуткий, устал — физически, но больше эмоционально. К тому же, не высыпался в последние дни. Что изменилось? Она позвонила. Нет, спать он хочет по-прежнему. Но отказаться от этой возможности — слишком большое расточительство, учитывая их ограниченные возможности к такого рода встречам.


— Разврат будет у родителей в ресторане. А я тебя приглашаю на чай.


— Обожаю чай. Я тогда после работы сразу к тебе.


— Договорились. Только ты… — немного замялась, но потом решила продемонстрировать свою взрослость и ответственность, — в аптеку зайди — к чаю купи… чего-нибудь.


— Угу. Куплю. Ты ж не знаешь, какие… хм… торты нужны.


Люба не выдержала и хихикнула. Почему-то с ним даже на самые сложные и деликатные темы говорить легко.


— Да что там знать-то? Все просто, по-моему. King size? Или как — XXL?


— Какие мы грамотные, просто удивительно. Давай, я лучше все-таки сам.


— Ну, раз ты стесняешься… — Ник на другом конце трубки хмыкнул. — Сам — так сам. До встречи.


Нажимает отбой. Спать он меньше хотеть не стал. Но настроение определенно улучшилось.


Она все успела — принять душ, освежить гладкость кожи в нужных местах и даже пять минут потратить на выбор белья. Да, определенно, вот это. Весьма закрытый по крою фасон компенсировался возмутительно прозрачным кружевным исполнением. А еще ей нравились вот эти белые атласные бантики по бокам. Оглядела себя в зеркало. Даже себе она нравится. Ник должен оценить! Хотя… он может и не заметить. Люба улыбнулась своему отражению. Ей кажется, что она его уже знает достаточно для того, чтобы предположить, что так вполне может случиться. Ник определенно может поторопиться и просто не оценить всей этой красоты. И что? А она даже и не расстроится. Главное, что она чувствует себя уверенно. Она безупречна. Бросив последний взгляд в зеркало, Люба потянулась за джинсами. А интересно, как бы отреагировал Ник, если бы она его встретила вот так… в одном этом черном прозрачном кружеве?

И хорошо, что она не решилась реализовывать эту идею. Потому что выглядел Ник как-то так, что… Она даже не решилась его поцеловать. И он тоже не поцеловал ее. Вроде бы улыбается, а в глазах, уголках губ словно притаилось что-то. Она даже не знала, что сказать после привычного: «Привет». И выдала вдруг неожиданное — неожиданное с учетом ее только что весьма игривого настроения.


— Ты голодный?


— Не откажусь, если предложат, — он как-то виновато улыбнулся. — День просто сумасшедший сегодня, ни присесть, ни поесть.


— Плов будешь?


— Ооо… — простонал Ник. Причем практически с той же интонацией, что и в совершенно… другой, горизонтальной ситуации. — Плооов… от Стаса Санычааа…


— Давай, раздевайся, — усмехнулась она.


А после они все же оказались в ее комнате, на ее кровати. Но совершенно не так, как она себе это представляла. Ник привалился к стене, устроил ее привычно на коленях, спиной к себе, обхватил поперек живота и уткнулся лбом ей в шею. Выдохнул тепло.


— Люб… ты меня сейчас убьешь… и права будешь сто раз… но этот плов меня подкосил.


— Кончил в процессе поглощения плова?


— Я не кончил. Я кончился.


— Я всегда знала, что не выдерживаю никакой конкуренции с папиным пловом.


— Да не в тебе дело! — он повернул голову и теперь прижимался к основанию ее шеи щекой. -

Просто день сегодня выдался тяжелый… очень.


Ладно. Она справится. Она переживет. Ничего страшного. Ей только что отказали. Надо называть вещи своими именами — ей именно отказали! — и надо учиться принимать это. Наверное, так случается со всеми когда-нибудь в первый раз, рано или поздно. Наверное, для этого даже могут быть веские причины. А сейчас главное — сохранить лицо.