— Ну-ка, поведай мне о временах вашей буйной юности.


— А вот не буду.


— Почему это?


— Потому что, когда я тебе в последний раз рассказывал о временах своей, как ты выражаешься, «буйной юности»… и ты, кстати, просила сама рассказать и обещала не обижаться… а вместо этого я потом месяц спал на диване!


— Кто тебе виноват, что ты был такой развратник? — нимало не смутившись, пожала плечами Надя. — Ты меня шокировал! А тебе полезно месяц потомиться без секса.


— Кто сказал?!


— Я сказала, — усмехнулась Надя. — Ладно, не переживай, о себе можешь скромно умолчать. Что там с Ником?


— Да ты знаешь… Не могу сказать, что на него прямо уж так вешались. Но и без внимания Ник обычно не оставался. Не писаные красавицы, конечно, но Колька вообще не слишком разборчив в плане женской красоты.


— Натуральный Звероящер, — прокомментировала Надя.


— Угу. Самое удивительное, что этот Звероящер умудрялся каким-то непонятным образом будить практически во всех девушках неконтролируемый инстинкт гнездования.


— Это как?


— Ну да, ты не в курсе, у сестер Соловьевых он же априори отсутствует, — ухмыльнулся Вик, ловко увернувшись от брошенного полотенца.


— Это ты, типа, жалуешься?


— Это я, типа, восхищаюсь. И, вообще, я всем доволен, и не обо мне речь. Просто вот видел неоднократно, как это происходит. Спустя некоторое количество времени после знакомства с нашим дорогим доктором девушки начинают беспокоиться, как у Коленьки повязан шарфик, и не застудит ли мальчик горлышко. И все ли пуговки на месте на рубашке, а если вдруг нет, то тут же рвутся пришивать. Вечно ему таскали всякую снедь из дому, пирожки там, булочки домашние и прочее — это он мне сам про своих сокурсниц рассказывал. Норовили затащить домой и познакомить с папой. Хотя на этапе знакомства с папой Ник обычно растворялся в синей дымке.


— Интересный эффект…


— И не говори. Колька по какому-то непонятному парадоксу вызывает у большинства дам желание срочно забиться к нему под крыло, быстренько окольцевать и вить с ним гнездо. Не знаю, что в нем такое. Причем, сам он ни малейшей склонности к витью гнезда не имеет и никогда не скрывал этого, что характерно. А девчонкам это все было до одного места — все равно так и норовили…


— Что значит — нет склонности к витью гнезда? Наш доктор собирается всю жизнь бобылем прожить?


— Почему все жизнь? У него же план составлен — что и в каком возрасте он делает. Институт, ординатура, работа, потом аттестация, получение категории, потом снова работа, снова аттестация, получение другой категории. Где-то там еще у него в планах была работа на кафедре и защита кандидатской — но я не уверен уже.


— А где там у него женитьба в этих планах? После пенсии?


— По-моему, между получением второй и первой категории. В общем, после тридцати когда-то. Не сомневаюсь, что у него и перечень требований имеется к будущей супруге. Включая санитарные нормы и допуски.


— Нда. Случай запущенный. Слушай, вот я не уверена, что Любка захочет проверять, как у Николеньки повязан шарфик и все ли пуговки пришиты, а так же ждать его первой категории.


— Да, ты права. Это просто совпадение, а мы тут напридумывали черт знает чего.

Надя кивает, но уверенности в ее взгляде нет.


Люба не хотела никакого празднования дня рождения. Вообще никакого. Но ее не спросили. Закадычная еще со школьных времен подружка Маринка, попробовав сначала попенять и усовестить строптивую именинницу, потом просто взяла дело в свои изящные, но крепкие ручки. Любу поставили перед фактом: еда из ресторана заказана, гости приглашены, от тебя, Любаша, требуется одно — быть ослепительной. Это Люба умела. Но категорически не хотела, да только выбора ей не оставили. Даже родители оценили Маринкину затею, и на вечер пятницы любезно освободили квартиру, уехав нянчить Ванечку, пока Любина сестра с мужем выгуливают новое Надино кольцо в ресторане.


Звонить сестрам и поздравлять с днем рождения оказалось неожиданно трудным. Чужое благополучие: теплое семейное счастье Нади, смешливая беззаботность Сони вызывали чувство собственной ущербности. И снова остро хотелось жалеть себя. Но не сегодня же. Сегодня гости, праздник, день рождения. Будь он неладен! А она сама хочет сейчас к жару горелки, к чуду живого стекла, становящимся послушным под твоей рукой и дыханием. Егор говорил ей, что она такими темпами скоро станет настоящим мастером. Люба отмахивалась, но единственное место, где она теперь жила по-настоящему, была именно мастерская Берковича. У Любы действительно получалось. Она не понимала, как это происходит, но в какой-то неуловимый момент Люба просто начинала видетьв капле стекла фигуру. Пока ее поделки были совсем простенькие, но Егор утверждал, что в них есть, как он это называл, импульс.


Кстати, подлый Беркович ее предал. Подарил набор инструментов — победитовый нож, узкий стальной пинцет, широкий пинцет с медными наконечниками. Очень нужный подарок, кто бы спорил. А вот в гости прийти отказался, сославшись на то, что никого там не знает. Люба не стала настаивать — боялась тронуть то хрупкое равновесие, в которое пришли ее отношения с Егором. Он ей был сейчас просто необходим — как друг, как наставник. Но все же жаль, что не принял приглашение. Хоть было бы с кем поговорить.


Ник с отвращением смотрел на свое отражение в зеркальной поверхности стенного шкафа в родительской спальне. Костюмы он ненавидел люто. Сам себе в костюме казался медведем, облаченным в попону. Но за каким-то бесом решил, что должен прийти к ней именно в костюме. Ну не вручать же браслет за две тысячи евро в джинсах и толстовке? Посмотрел на галстук в руке. Нет, это уже перебор! В галстуке он вообще выглядит как полный идиот.


— А кто это у нас такой красивыыый? А кто это у нас такой нарядныыый? — в комнату заглянула Варвара. — Вах, какой красавчик! Хоть сейчас в гроб клади!


— Зачем в гроб?


— Да выражение лица похоронное. Галстук завязать?


— Не надо! — Ник сунул предмет вопроса в карман. — И без галстука дурак дураком.


— Вот зря ты так, — Варя смахнула невидимую пылинку с плеча темно-серого пиджака. — Тебе очень идет, между прочим. Умеешь носить костюм, в отличие от папы. Она оценит. Да-да, — Варя усмехнулась на удивленный взгляд брата. — Я знаю, куда ты собираешься. Тоже мне, секрет Полишинеля.


— Какие вы проницательные… с Полишинелем.


— А то! Мы не только проницательные, мы еще добрые и щедрые! Поэтому держи, — сестра протягивает ему автомобильные ключи с резиновой Нюшей-брелоком на колечке. — Или ты там планируешь выпивать?


— Не планирую, поэтому — спасибо.


— На здоровье. Не забудь букет купить по дороге, Ромео.


— Без сопливых разберемся.


Выбор букета вогнал Ника примерно в такой же ступор, что и приобретение браслета. Много, разные. Но все какие-то… Пестро и аляписто. Ему не нравится, он не представляет, как это подарит Любе.


— Выбрали что-то? — к нему незаметно подошла продавщица — дама средних лет в стильных очках в черной оправе.


— Нет, — вздохнул Ник. — Все не нравится.


— Ну, так давайте сделаем так, чтобы вам нравилось, — усмехнулась его собеседница. — Кому цветы? По какому поводу?


— На день рождения. Девушке.


— Это просто девушка? Или… особая девушка?


Интересно, их где-то специально учат этот вопрос задавать?


— Особая, — буркнул Ник.


— Какие бы вы хотели подарить ей цветы?


— Не знаю, — он чувствовал себя дураком. — Красивые. Но чтобы не так вот… ярко. Чтобы было… — Ник с досады прищелкнул пальцами.


Продавщица понимающе усмехнулась.


— А вы знаете, что цветы имеют значение? Каждый цветок что-то значит.


— В каком смысле?


— В прямом. Вот, например, — она ловко достает из вазона пышную темно-красную розу. — Алая роза — символ любви. Роза вообще символизирует любовь. Красный цвет — цвет страсти. Подарить букет красных роз — это все равно, что признаться в любви.


Ерунда какая-то. Он вспоминает почему-то Любу в тот день, когда он ее уволок от этого Марка. И букет бордовых роз в ее руках. Нет, чушь. Красные розы он ей дарить не будет!


— А есть цветок, — Ник не верит, что он тут стоит и ведет дискуссию о смысле цветов, — который означает… ну, извинение?


— Есть, — слегка улыбается дама. — Знаете, существует какое-то странное предубеждение против желтого цвета. Что желтый цвет — это цвет предательства, неверности или разлуки. Это неправда! Желтый — цвет солнца. Например, букет желтых роз говорит о том, что вы раскаиваетесь и хотите начать все сначала. Ну и сама по себе роза — это символ любви. Смотрите, какие роскошные розы, — она поддела двумя пальцами цветок из дальнего вазона. — Свежие, а как пахнут, — под нос Нику сунули роскошный полураспустившийся бутон сочного желтого цвета. Ник послушно вдохнул и едва успел отвернуться и прикрыть рот ладонью.


— Простите, — он наконец-то прочихался. — Иногда чихаю на сильные запахи цветочные. Но она действительно… — Еще одно оглушительно «апчхи!». — Да что ж такое, извините, — полез в карман за носовым платком. — Давайте желтые, пока я не расчихался окончательно.


— Количество? В какую сумму хотите уложиться?


— Не важно. На ваше усмотрение. А можно еще чем-то… синим украсить?


— Есть отличный синий гиацинт. Тогда я вам советую — двадцать одна желтая роза, гиацинты и немного зелени крупной. Будет очень необычно, но красиво.


— Да, — кивнул, еще раз чихнув. — Только я на улице подожду, хорошо?


— Люба! — крикнула в глубину квартиры Соловьевых открывшая Нику дверь высокая тонкая блондинка. — Тут пришел импозантный и плечистый мужчина с роскошным букетом. Явно по твою душу. А вы, — это уже ему, — проходите.

Он едва успел шагнуть через порог и тут увидел ее.


Никогда он не видел Любу такой. Очень яркий макияж — так называемый вечерний, но Ник таких слов не знает, разумеется. Глаза кажутся особенно большими и совершенно бездонными. Похоже, она немного похудела. Снова экстремально укоротила волосы. Идеальная линия скулы, совершенный маленький подбородок, беззащитная натянутость шеи и стеклянная хрупкость тонких ключиц, открытых широким вырезом платья. Платье на ней… не видел раньше ничего подобного. Ни на ней, ни вообще. Черное, облегающее, короткое, без рукавов. Простое, но идеально на ней сидящее. Черные чулки, черные шпильки. Она другая. Она потрясающая.

А ведь он знает, что там, под этим обманчиво простым платьем. Возможно, на ней то черное прозрачное белье с белыми атласными ленточками. Или другое какое-то. Но это все не важно. Важно, что он знает, что там, под всем этим. Нежная кожа. Точно подходящая под его ладони грудь с отзывчивыми сосками. И такая же идеально подходящая под его лапищи попа — круглая, упругая. Ножки — стройные, изящные. Которые особенно офигенно смотрятся на его пояснице. Неужели он действительно был в постели с этой девушкой — сейчас, как никогда, ослепительной в сиянии своей красоты? Неужели трогал, гладил, целовал это тело, что сейчас упаковано в провокационное черное платье? Да, трогал! Везде, где хотел, и она позволяла ему все-все… И, черт, о чем он думает?! Любина подружка глядит на них, молчащих и смотрящих друг на друга, с откровенным любопытством. Он резко выдохнул.


— Поздравляю с днем рождения, Люба.


Протянул букет, ожидая любой реакции. Вот честно — любой.


Она приняла букет. Церемонно склонила голову.


— Спасибо, Николай. Удивил, честно говоря. Вот это сюрприз. Не… не ожидала тебя. Ну, ты раздевайся, проходи, нашу квартиру знаешь, все в гостиной. А я пойду, цветы в вазу поставлю.


Закрыть за собой дверь, прижаться к ней спиной. Ей нужно несколько минут. Букет ароматных роскошных желтых роз и синих гиацинтов печально понурил голову в ее правой руке. А в левую руку, в район большого пальца, впились ее зубы. Не сметь плакать! Не сметь портить макияж! Дыши, Любовь Станиславовна, дыши. Вот так, вот молодец. Спину выпрями, плечи разверни. Букет в вазу, выкинешь потом. Нельзя показать ему, как тебе больно.