— Не отпускай, — она привстает на носочки, утыкается ему губами в ухо и обнимает за шею. — Держи крепче и не отпускай. Пожалуйста, не отпускай…


— Не отпущу, — он обхватывает ее обеими руками. — Никогда не отпущу.


Они стоят так — вне времени. Только они двое, слушая дыхание, ощущая тепло друг друга. Сейчас им достаточно и этого. А потом…


— Ник, сколько сейчас?… — голос ее чуть хрипловат.


Он убирает одну руку из-за ее спины, поворачивает к себе запястье. Усмехается.


— Меньше минуты до Нового года. Что, пора?


— Пора, — кивает она.


И он целует ее в соленый от слез рот. И они снова, второй год подряд, встречают смену календаря вот так — целуясь. А потом, уже после, в наступившем Новом году они чистят и делят на дольки так и не выпущенную им из рук мандаринку. И кормят друг друга — то смеясь, то снова начиная целоваться сладкими от мандаринового сока губами. А потом Ник вдруг становится серьезным.


— Любава… Скажи мне — почему? Почему ты пришла тогда? Почему поцеловала? Зачем?


— Не знаю, — она тоже перестает улыбаться. — Если ты думаешь, что я… что я знаю ответ — ты ошибаешься. Я не планировала. Я ничего к тебе не чувствовала тогда — это правда, и не буду сочинять о мгновенно вспыхнувшей любви. — Она шмыгнула носом. — Просто… я не знаю… ты, наверное, будешь смеяться, но теперь мне кажется — будто в спину меня кто-то толкнул тогда. К тебе. А я не жалею. Даже в эти месяцы… когда я думала, что ты не… — она еще раз шмыгнула носом, — ты не любишь меня… я все равно ни о чем не жалела!


— Солнышко мое… — он снова прижал ее к себе. — Мне страшно становится… что этого могло не случиться. И жил бы я так до сих пор. И не знал бы, какая ты на самом деле…


— Какая?


— Фантастическая. Я никогда не смогу тебя это объяснить. И я просто нереально счастлив, что ты тогда, год назад… Я люблю тебя!


— И я тебя, — наверное, в сотый раз за эти немногие, но такие насыщенные минуты.


— Люба… а у нас там когда секс по расписанию? Через полчаса примерно?

Люба хихикнула. Вот за что она отдельно любит этого мужчину — так это за прямоту!


— Ага. Но я предлагаю не ждать так долго.


— Кто-то снова торопится…


— Мы оба, — она обнимает его за шею и прижимается крепко. — Давай, бери меня уже на руки и тащи в мою комнату. Дорогу помнишь?


— Помню. Погоди, воспитанный человек только ботинки и пальто скинет. И… Вот, теперь можно.

Подхватывает ее под попу, она привычно обнимает его ногами за талию. Если новогодний сценарий хорош, зачем от него отклоняться?


Руки не могут насытиться ею. Гладкая нежная кожа — пальцы и губы словно узнают ее заново. А Люба нетерпелива, ей мало прикосновений, и он не может ей противиться долго, не сегодня, слишком долго был без нее…


Падает в нее, тонет в ней — томительно-узкой, идеально-горячей. Задыхается ее стоном, лишается головы под ее пальцами на своей шее.


Плавится под ним, растворяется в нем, проникает под кожу и остается там. Наконец-то чувствует себе полной, заполненной, цельной. Потому что — с ним.


Год назад они были очень разговорчивы в постели. Сейчас за них говорят тела, одно на двоих дыхание, и лишь короткое хриплое «Люблю» — чье? Ее? Его? Неважно. Их.


— Знаешь… Я так часто мечтала об этом… Все это время, когда мы не… А ты?


— Да. Я тоже.


Люба лежит, прижавшись щекой к его груди. Прямо под ее ухом стучит его сердце — стучит еще быстро, рвано, постепенно замедляя свой ритм после того, что было только что.


А потом она приподнимается на локте. Его лицо слабо освещается разноцветными бликами гирлянды на окне.


— Ник, о чем ты сейчас подумал?


— А почему ты спрашиваешь?


— У тебя дыхание изменилось. И сердце… иначе стучать стало.


— Глупости.


— О чем подумал?!


— А… неважно.


— Коля!


— Хорошо, — он вздыхает. — Только ты не сердись, ладно?


— Ооо… Мое любимое. Началось. Говори.


Он прижал ее к себе.


— Люб, правда. Не сердись. И не обижайся. Но… Знаешь, я ведь был у тебя первым. И единственным. Какое-то время. Теперь… теперь это не так. Я не единственный у тебя.


— Тааак…


— Дослушай меня! Я знаю, что виноват сам! Когда… не ответил тебе на твое признание. Ты… — он еще раз вздохнул, — ты имела право… так поступить. Если считала, что ты мне безразлична. Если я… ну… в общем, я тебя не виню, правда. Просто это очень… больно. Я один виноват, что потерял это! Но легче мне от этого не становится. Люб, ты не виновата, но… ты спросила… Я ответил тебе. Честно. Мне плохо… очень плохо и очень больно от того, что я больше не единственный мужчина в твоей жизни. Я знаю, что это моя вина и… Я справлюсь с этим. Переживу. Обещаю. Но пока… пока вот так.


Какое-то время она молчит. На лице ее пляшут многоцветные отсветы от гирлянды. А потом произносит негромко:


— Знаешь… вот согласно всем законам педагогики — не надо бы тебе ничего говорить сейчас… Чтобы ты пострадал и помучился этак с полгодика — в отместку, так сказать. Но я ведь так не сделаю…


— Ты о чем? — спрашивает он совсем тихо.


— Да не было ничего. У меня с Марком. Кроме того поцелуя, который ты видел. И то противно было… до невозможности, — она передергивает плечами. — Марк явился без приглашения, весь вечер мне проходу не давал, на кухню за мной увязался, приставать начал. А потом я услышала шаги и… и поняла, что это ты. И так захотелось вдруг… сделать тебе больно. Очень больно. Прости. Прости. А с Марком больше и не было ничего — все на твоих глазах было, ничего, кроме этого. Так что ты по-прежнему единственный и неповторимый… Ой! Перестань. Прекрати! Ты мне шею сломаешь! Задушишь! Колька, остановись!


Но он не может остановиться — стискивает в своих медвежьих объятьях, целует беспорядочно и шепчет «Моя! Моя! Только моя». Люба понимает, что сопротивление бесполезно и покорно пережидает вспышку собственнической радости Звероящера — ей и приятно, и немного досадно одновременно.


— Послушай, — ей наконец-то дают возможность свободно дышать и говорить, — Коля, ты ненормальный! Ты меня чуть не придушил. А если я тебя обманула? Это же всего лишь слова — как и в тот раз.


— Нет! — он обхватывает пальцами ее лицо, вглядывается в глаза в переменчивом свете новогодних огоньков. Качает головой. — Ты не обманываешь. Тогда — могла обмануть. Сейчас — нет. Ты моя. Только моя. Знаешь… — его голос звучит с какой-то странной убежденностью. — Наверное, где-то в глубине души я это всегда знал. Ты же любишь меня. Ты не могла… с другим. Я вот не смог. И ты не смогла.


— Не смогла, — соглашается она. — И не хотела. Ударить побольнее хотела, это правда. Прости меня.


— Я это заслужил, — он говорит это совершенно искренне. — Главное, что ты — моя. Только моя. Моя Любава. Моя любовь.


Она утыкается лицом ему в шею. Он такой… такой… это его «моя» просто выбивает ее из состояния равновесия.


— Скажи мне — когда это стало так важно? Что ты первый и единственный? Только не говори мне, что ты всегда мечтал о девственнице — не поверю. Я помню, в каком ты был шоке год назад!


— Так заметно было? — усмехается Ник.


— Весьма.


— Ну… ты права. Был даже момент, когда я подумывал… как бы выкрутиться без потерь из той… хм… ситуации.


— Слинять хотел?!


— Ну, не то, чтобы слинять… Но…


— Что же тебя остановило, благородный рыцарь?


— Ты, — ответил честно. — Когда ты рядом, голая — это чертовски мощный аргумент. В пользу того, чтобы тебя… ну…


— Ну-ну… И что же дальше? Ты как-то не проникся оказанной честью, насколько я помню.


— Факт, — вздыхает он. — Сначала — да.


— А потом?


— А потом… потом… Знаешь, я не помню точно, когда именно… Но помню сам момент. Мы с тобой лежали в постели. После секса. Мне кажется, это было у Дэна. Так вот, мы лежали, было так… офигенно. Ты что-то говорила, рассказывала, смеялась. А я вдруг, знаешь, как со стороны увидел. Вот я лежу в постели. Голый. У меня только что был офигенный секс. И рядом со мной девушка. Нереальная просто. Красивая. Умная. С чувством юмора. Такая… каких у меня просто и близко никогда не было. И при этом — никто никогда не прикасался к ней так, как я. У нее не было никого, кроме меня. И тут — все.


— Что — все? — подначивает его Люба.


— Переклинило меня, — вздыхает Ник. — Только я не сразу это понял. Но до меня вообще все долго доходит.


— Тут даже спорить не буду. Но… Коля, Коля… Ну нельзя на этом так зацикливаться. А если бы я не была… ну… если бы меня был уже опыт — ты бы меня не полюбил?


— Не знаю. Все сложилось так, как сложилось. Ты пришла ко мне. Подарила мне себя. Свела меня с ума. А теперь — мы в ответе за тех, кого приручили, Любовь Станиславовна.


— Чего так официально? Первый раз ты меня в постели по имени-отчеству.


— Любка, — он выдохнул, словно решаясь. — Выходи за меня замуж.

Вот тут она все-таки оторопела. Помолчала. Прокашлялась.


— Коля, ты торопишься…


— Не тороплюсь!


— Совершенно определенно торопишься.


— Почему?! — упрямо.


— Потому что… ну… не принято так… сразу…


— Ты еще скажи, что мы мало знакомы и должны получше узнать друг друга! Любка, что за детский сад?! Мы с тобой знаем друг друга с детства. Я люблю тебя. Ты любишь меня. Чего нам ждать? У моря погоды? Я не могу без тебя. Я чуть не сдох без тебя за эти месяцы. Я хочу засыпать с тобой. И просыпаться с тобой! И чтобы все знали, что ты моя! Чтобы ты носила мою фамилию! Чтобы… — он перевел дыхание. — Чего нам ждать? Ты нужна мне! Каждый день. Разве я тебе не нужен? Так же? Зачем нам чего-то ждать?


— Угу… — Люба ошарашена его бурным монологом. — Вот когда я тебе говорю, что люблю тебя, ты можешь себе позволить несколько месяцев раздумывать над ответом. А когда ты зовешь меня замуж — я должна дать ответ сиюминутно.


Ник засопел — смешно, по-детски.


— Ладно. Ты права. Имеешь право. Думай.


— Вот спасибо, облагодетельствовал.


— Только имей в виду — ты все равно никуда не денешься, — рано она начала праздновать победу. — Я тебя все равно возьму измором. Ты не представляешь, каким я могу быть занудным и настырным. Я буду тебя спрашивать каждый день: «Люба, ты не передумала? А ты думаешь над моим предложением? Часто думаешь? Ты согласна стать моей женой?». Я тебе надоем. Я тебя достану. И ты все равно согласишься.


Люба честно попыталась выдержать паузу, помучить Звероящера, как-то сдержаться. Но у нее ничего не вышло, и она рассмеялась.


— Ты меня УЖЕ достал! Ладно, черт с тобой. Я согласна. Ай! Все, ты мне ребро сломал!


— Люблю, — прошептал он ей на ухо, обнимая крепко. — Моя. Моя.


— Твоя, твоя. Но свадьба — летом!


— Хорошо, — безропотно соглашается счастливый только что получивший согласие жених. — Как раз за полгода квартиру в порядок приведем.


— Какую квартиру?!


— Нашу.


— А вот с этого места — поподробнее!


— Ну… зачем мне еще тебя замуж звать? Просто я один ипотеку не потяну…


— Коля! Ты купил квартиру?!


— Да. Однокомнатную, но, думаю, на первое время нам хватит, она довольно просторная. А там… посмотрим.


— Так! — Люба резко садится на кровати. — Мы еще не женаты. А ты… ты уже принимаешь важные решения, касающиеся нас обоих, единолично?!