«В 1949 году, занимая пост советника посла Нидерландов в Токио, я случайно наткнулся у одного старьевщика на серию старинных клише. Речь шла об эротическом альбоме периода династии Мин, озаглавленном „Расположение сил в Блистательной Битве на Цветущем поле“. Эти материалы вели свое происхождение из старинного феодального дома Западной Японии, который в XVIII веке поддерживал тесные связи с китайскими торговцами. Подобные альбомы в наше время являются большой редкостью, и поскольку их художественная ценность может быть сравнима лишь с их общественной значимостью, я счел своим долгом сделать находку доступной другим исследователям. Первой моей мыслью было отпечатать ограниченный тираж этих клише и опубликовать их с коротким предисловием, где я обрисовал бы историю китайского эротического искусства».

Ван Гулик особо подчеркивает крайнюю целомудренность и, следовательно, цензуру, которая свирепствовала в Китае в период правления маньчжурской династии (1644–1912). Он осознает, как и другие, до него, что наткнулся на настоящий клад:

«Если на Западе отсутствуют какие бы то ни было письменные свидетельства о сексуальной жизни в Китае, так это в большой степени оттого, что наблюдатели, принимая во внимание все эти строгие ограничения, с трудом могли собрать на месте надлежащие данные. Я не нашел ни одной западной публикации на эту тему, которая представляла бы серьезный интерес, что же касается всякого барахла, в нем недостатка нет».

Наконец, он замечает, и это, безусловно, представляет для нас большой интерес, что до тринадцатого века в этой теме — разделение полов — не было ничего запретного, и о сексуальных отношениях писали и говорили совершенно свободно.

Марко Поло, который говорил по-турецки и по-монгольски, но не по-китайски, наблюдал все эти проблемы «извне». Но и он слышал о куртизанках из города Кинсай (сегодня Ханчжоу, бывшая столица Китая во времена династии Южный Сун, знаменитые сады, Пагода шести Гармоний, построенная в 970 году):

«Эти дамы в высшей степени сведущи и превосходны в искусстве обольщения и ласк, они знают слова, которые находят отклик у мужчины, кто бы он ни был; так что иностранцы, однажды испытавшие с ними оргазм, уже больше не владеют собой и до такой степени покорены их нежностью и очарованием, что, возвратившись к себе, они говорят, что были в „Кинсае“, то есть в небесном городе, и с нетерпением ждут момента, когда доведется им вновь туда вернуться».

Разумеется, Клара не больше разбирается в творениях Майстера Экхарта, чем Дора в древнем Китае. Но так же верно и то, что их тела знают и умеют гораздо больше, чем сами они способны выразить словами. Вот в чем суть. Клара играет на рояле, словно совершает некое мистическое действо, Дора, будучи адвокатом международного уровня, подает себя, словно роскошная куртизанка. То, чем в действительности является человеческое тело, не имеет ничего общего с мужчиной или женщиной, которым оно принадлежит. Совпадения крайне редки. Все противоречит друг другу, начиная с самих «нанимателей». Возьмите реалистические романы: они сводятся к поверхностной информации, любой из них этим и довольствуется, пена, приблизительность, шлак, всякого рода ограничения, рамки, сомнения, фрустрация, маленькие слуховые окошки. Это может выглядеть, как сама реальность, тягостная, грубая, глухая реальность, не правда ли. Вот я выписываю, почти наугад, заметки по поводу одного романа конца двадцатого века:

«Разложение это смерть в сопровождении времени, смерть еще живая, это то, как смерть физически касается жизни. В ту двойную партию, которую играют литература и убийство, вмешивается — и вполне вписывается — жестокость, не имеющая больше ничего общего ни с обычным преступлением, ни с высшим совершенством: здесь идет борьба с памятью, той памятью, которую литература размещает на огромном кладбище, где все больше крестов над могилами и все больше каменных стел, посвященных жизни».

Дора:

— Правосудие исходит из того, и не без основания, что каждый человек виновен. Моя же задача доказать, что каждый невиновен.

— Прямо-таки каждый?

— Ну да.

— Вполне в евангелистском духе.

— Что?

— Дьявол действует и обвиняет. Параклет защищает.

— Параклет?

— От греческого paraklètos, адвокат. Святой Дух собственной персоной. Третий игрок, наименее известный. Защитник, Утешитель.

— Ну-у!


Клара:

— Почему «китайская игра»?

— Двадцать восьмая стратагема: «Подняться на крышу и убрать лестницу».

— А-а.

— Или вот:

«Увидеть сияние солнца в струях дождя,

Напиться из родника в языках пламени».

— Ну-у!


Следовательно, играют они обе. Одна своими слухом и пальцами, другая своими хитростью и голосом. Такова их природа. Что касается Франсуа, то он давно уже замкнулся в своей страсти, ставшей стратегией, он не говорит ни о работе, ни о результатах, можно подумать, что единственная его деятельность — ничегонеделанье. «Не делать ничего, однако это самое „ничего“ так и не будет сделано»: еще одна старинная китайская головоломка. Это не показывается, не доказывается, но, в данном случае, ясный день — тайник куда более надежный, чем сумрак. «Все показать — значит, все затемнить», таково условие игры. Можно сгустить краски, можно холодно утверждать: «Среди стратегов прежних времен лучшим генералом являлся тот, кто был способен позволить истребить половину своей армии».

Этот принцип применим, прежде всего, к вам самим. Вы и есть армия.

Я же с самого начала просто пытаюсь описать иной способ быть и жить.

Скромный проект: однажды, после грозы, найти том на развале у букиниста.


Читатель, или читательница, открывает эту книгу, перелистывает ее, дает перевести, смутно понимает, что автор, должно быть, являлся участником заговора, имеющего разрушительные цели, и что личность его установить непросто. События, о которых идет речь, уже далеки, о них сохранились лишь весьма противоречивые воспоминания, большинство историков относит их к числу «мятежей без последствий». Рассказчик начинает со стремления покончить с собой, не делает этого, встречает женщину, которая переворачивает все его существование. Дора молодая красивая вдова, адвокат, чей муж, скоропостижно скончавшийся, владел обширной библиотекой. Старинные книги, редкие рукописи, коллекционные экземпляры. О, вот оригинальное издание Сирано де Бержерака, этого киногероя, персонажа французского фольклора той эпохи. Вы знаете, этот тип, у которого был чудовищный нос, младший сын гасконского дворянина, бретер и бесстыдный лгун, тайно влюбленный в Роксану, был убит. Есть еще известная пианистка Клара, весьма таинственный персонаж, а еще Франсуа, последний, возможно, является китайским шпионом.

В целом автор довольно критично настроен к обществу своего времени, но, в сущности, общество, за исключением кое-каких преобразований технического порядка, всегда одно и то же. Многочисленные аллюзии на тему Китая, что, скорее, даже забавно для западного автора этого периода. Что он хочет? Чего ищет? Похоже, рассказчик ведет подпольную жизнь, устроенную довольно свободно, особенно в любовном плане. Поскольку думает он о многих вещах одновременно, рассказ его зачастую напоминает полотно в стиле кубизма. Порой нить повествования теряется, но потом непременно находится.

Некоторые пассажи весьма невразумительны и, похоже, навеяны другими книгами. Вот этот, к примеру, явно автобиографического характера:

«Слабость или сила, вот и ты, все-таки сила. Ты не знаешь ни куда ты идешь, ни почему идешь, входи повсюду, отвечай на все. Тебя не убьют, вернее, убьют не больше, чем если бы ты уже был трупом. Утром у меня был настолько потерянный взгляд, вид настолько измученный, что те, кого я встретил, должно быть, меня не увидели».

Как сказал бы литературный критик пекинского издания «Таймс»: «Кажется, я это где-то уже читал».

Столь же невразумительным представляется китайское выражение «золотой кузнечик линяет». Автор (или рассказчик) напрасно объясняет нам, что речь идет о старинной формуле алхимиков, а именно о том «моменте, когда адепт, чье тело стало легким и летучим, освобождается от своей телесной оболочки, чтобы радоваться, устремляясь в бесконечность», мы плохо себе представляем, о чем это он, если только это не очередное закодированное послание. В начале третьего тысячелетия подобного рода аллюзии выглядят, по меньшей мере, странно. «Золотой кузнечик», ну и что?

Подобное же недоумение вызывают эти фразы, представленные как творчество некоего мыслителя двадцатого века:

«Изумление открывает те двери, что прежде были закрыты».

«Ожидание безмятежное и доверчивое».

«В воображении все становится уединенным и неспешным».

«Счастливая мысль находит свой путь».

Что все это означает? Ожидали получить роман, а в итоге имеем якобы подлинные высказывания главной героини, вроде: «Никто из этих людей не осознает, что истина, единственное чудо, это мгновение, уже оставшееся позади в тот момент, когда ты произносишь слово „мгновение“».

Над чем тут смеяться?

И все же следует признать, эта книга обладает некоторым очарованием. Вы ее держите в руках, она держит вас. Быть может, это и есть результат некоей особой очень старой китайской технологии:

«Когда открываешь ее, эта книга заполняет пространство во всех его направлениях, когда закрываешь, она сжимается и прячется в свою тайну.

Ее вкус неисчерпаем,

здесь все верно и истинно.

Хороший читатель,

исследуя ее для своего удовольствия, находит к ней путь;

отныне, до конца своих дней, он будет ею пользоваться,

но ему так никогда и не удастся дойти до конца».

Как мы видим, скромность этих китайцев не мучила. Кто знает, не таят ли они, за своими улыбками, наивысшие притязания?

Что же касается автора, не преувеличивает ли он, когда безапелляционно утверждает; «Это потрясающе, оно здесь, прямо на свету, и никто этого не видит»?

Оно — это что?


В исторических отсылках также нет недостатка здесь, в этом странном повествовании, в котором рассказчик уходит, приходит, занимается любовью, порой подвержен головокружению, прекрасно ладит с двумя яркими женщинами, переходит от восторженности к депрессии, редактирует статьи для одного научного издательства, читает, слушает музыку, прогуливается, спит, пытается оторваться от преследования в лице тех, кого он именует всемирным наблюдением Леймарше-Финансье. Следует отметить параноидальный и, вполне вероятно, извращенный характер подобного поведения. Значит ли это, что подобный индивид, явный анархист при всей своей маскировке, отрицает эру Технического прогресса? Да нет же, напротив, текущий процесс, похоже, способствует его планам, как если бы разного рода опустошения, имеющие место все чаще и чаще, делали бы в его глазах красоту — более ярко выраженной, мгновение — более наполненным. Как если бы конец некоей истории и некоего мира открывал другую историю и другой мир. Эстетская позиция, скажут некоторые, пожимая плечами. Не факт. Возможно, начинание это более гибельно и вредоносно, чем кажется. Да, нелепо, да, никаким успехом и не пахнет, но внимание: этот тип, похоже, весьма настойчив, кто знает, какой азиатский витамин укрепляет его силы. Впрочем, лучше об этом не говорить вообще.

Смотрите, как он рассказывает (опять эти китайские дела!) про то, как посещает «границы страны сновидений». Он утверждает, будто оказывается там перед двумя стелами с вертикально сделанными надписями. Первая: «Когда ложь становится истиной, истина — не более чем мираж». Вторая: «Когда небытие становится реальностью, сама реальность опрокидывается в небытие».

Довольно странное испытание. Как и эти беспрестанные намеки на войну (какую?), о которой мы постепенно понимаем, что она касается, без сомнения, повседневных отношений и событий. Что означает, к примеру, искусство «невидимых перестановок», иначе говоря, плавный переход одного образа в другой? Читаем: «За кажущейся неподвижностью армии могут скрываться сложные перегруппировки войск, которые позволяют генералу практически незаметно передвигать свои подразделения в пределах диспозиции, лишая противника возможности предусмотреть направление очередного удара».

Ну да, и что? Один к одному определение романа.

А вот еще: «Убирать балки, менять опоры таким образом, чтобы дом не шелохнулся».

Или еще, пассаж из «О тайных фракциях», в основе — четыре целых числа (Небо, Земля, Ветер, Облака), четыре фракции (Дракон, Тигр, Птица, Змея), кроме того, одна фракция лишняя, но какая? Так ли важно нам знать, что ось Восток-Запад называется Небесным равновесием, в то время как ось Север-Юг управляет Землей? Нам вполне хватает и метеосводок. Может, нас вновь хотят погрузить в концепцию Природы, которую мы давно уже забыли? К чему вся эта агитация?