Алина Кускова - Мансарда для влюбленных

– Немой, – предположила Пелагея.

– Лучший свидетель – это мертвый свидетель, – зловеще прошептала Ольга и изобразила жертву, закатив глаза и высунув на бок рта язык.

Пелагея испугалась. Но чувства, как это обычно бывает у русских девушек, все же взяли верх над рассудком. Она принялась шептать, что Иван не такой, что он хороший, а она еще ни разу в жизни в мужчинах не ошибалась. Был у нее один комбайнер, так Пелагея сразу поняла, что тот женат и скрывает от нее пятерых детей. Те названивали ему каждый вечер на мобильный телефон. А этот совершенно одинок, и глаза у него возбужденные, как у Марфушки в период течки. На что Оля ей ответила, что, вполне возможно, он возбуждается по другому поводу, более кровожадному. Спорили недолго, все же решили проверить, чем в доме занимается Иванов. Оля считала, что он чистит пистолет, Пелагея предполагала, что варит себе борщ. Кто же ему, одинокому, сварит?

Они на цыпочках подкрались к ближайшей двери, Оля прижалась к стене, держась за свое бьющееся сердце, а Пелагея оперлась о дверь и приложила к ней ухо. Отважная она была девушка, которая, согласно пословице, и коня на скаку остановит, и в дом горящий войдет. Была! Потому как только Пеги приложила к двери ухо, она сразу же распахнулась. И на пороге показался Иванов. Только Оля его не видела, она стояла за углом. И он ее не видел, что спасло девушку. Зато Пеги тот заметил сразу. Трудно было не заметить человека, свалившегося к твоим ногам.

– Пелагея?! – завопил Иванов нормальным русским языком и помог той подняться. – Как я рад, что вы зашли! Проходите, проходите, гостьей будете, посмотрите, как я тут устроился. – Он схватил Пелагею за руку и втянул в дом.

Ольга обомлела, такого поворота судьбы она не ожидала, на это они с Пелагеей не рассчитывали! Потерять вторую подругу, можно сказать, почти близкого человека! Ее нужно спасти! Но как? Ольга слишком слаба для того, чтобы в одиночку сражаться с наемным убийцей. Что же такого сделал на своей родине Марио, раз за ним так охотятся?! Вендетта?! Да, вендетта, Оля отомстит за своих подруг. Только это нужно сделать с чьей-то помощью. Позвать Феликса Ивановича?! Но пока ему все объяснишь, они могут опоздать. Этот лже-Иванов сделает с Пелагеей такое! Что же, интересно, он с ней сделает?

О чем Оля только думает? Нужно подумать о Земляникине. Но тот развел коров по дворам и отправился в город за продуктами. Остается Баланчин. Но у него Муза. А у Оли беда. Пусть выбирает.

И она понеслась к дому художника.

Заметив коттедж издали, Оля сбавила шаг, а возле ворот остановилась. Что она делает? Не лучше ли вызвать правоохранительные органы и дождаться их? Не лучше. Ждать нельзя. Но почему именно Баланчин?! А почему бы не Баланчин? На вид он вполне крепкий мужчина, полный сил и энергии. В некотором роде даже храбрый, связался с такой стервозной Музой. К тому же он явно неравнодушен к Ольге, и, чего уж там, она к нему тоже неравнодушна. Ради нее, если он действительно к ней неравнодушен, Баланчин пойдет на расправу с лже-Ивановым. Оля заодно и проверит, на что художник способен ради нее.

Вряд ли он способен на мокруху, хотя в их случае она была бы предпочтительнее других кардинальных мер. Но поговорить по-мужски с похитителем Пелагеи должен.

А если Баланчин плюнет на нее и никуда не пойдет? Не зря же она нагадала себе на ромашках всякую ерунду. Точно, ерунда. Если он не пойдет, то только потому, что за него уцепится вреднючая Муза и никуда его не пустит. Она заранее ищет ему оправдания? Тогда стоит ли стучать в закрытую дверь?

Раздираемая сомнениями Ольга подняла руку, собираясь дотянуться до звонка, но внезапно ворота открылись, и из них выехала машина Баланчина. Ольга отпрыгнула в сторону. Не везет, так не везет. Сквозь тонированные стекла было не видно, сидит ли рядом с ним Муза, но Оля понадеялась на худший вариант, вздохнула и пошла прочь.

– Оля?! – крикнул ей вслед Баланчин и остановил машину. – Ты ко мне?

В любом другом случае она ответила бы: «Размечтался!» – но сегодня был как раз тот случай, когда следовало признаться. Пелагея не сможет долго томиться в застенках наемного палача. По крайней мере, живой. Оля повернула к нему расстроенное лицо и онемела. Слова застряли у нее в горле. «Это из-за моей природной вредности, – тоскливо подумала она и кисло улыбнулась. – Когда я буду тонуть, а Баланчин подплывет ко мне и поинтересуется самочувствием, я скажу, что все прекрасно. Вернее, утону молча. Из вредности. Что делать?»

– У тебя что-то случилось?! – догадался тот к великому счастью Ольги.

Дмитрий выскочил из машины, где, как оказалось, сидел один, и бросился к ней.

– У тебя неприятности, – он схватил ее за руки и посмотрел в покрасневшие глаза. – Феликс Иванович принялся за ремонт раритета?! Не переживай, Муза завтра же уедет, и он займется твоей машиной.

Оля горестно хмыкнула, мол, какой к черту раритет!

– Случилась беда с подругой?! – мучался догадками Баланчин, не отпуская ее рук, которые крепко сжимал. – Я так и знал! Жаждущая приключений натура не довела ее до добра!

Оля в очередной раз горестно хмыкнула и закатила глаза, прекрасно понимая, что долго так продолжаться не может. Приятно, безусловно, что он так крепко держит ее за руки и беспокоится о ней, но сейчас Муза выглянет в окно, и все закончится. Или, что еще хуже, убийца надругается над Пелагеей. Как же все-таки приятно, когда есть на кого опереться в трудной жизненной ситуации!

– Поедем сейчас же! – заявил Баланчин и подтолкнул Ольгу к машине.

Она села рядом с ним и рукой указала направление движения.

Говорить с ним все-таки придется. Что за ступор на нее нашел? Оля посмотрела на его мужественный профиль, сам предложил ей поехать выручать подругу. Правда, не ту и не от того. Но предложил же.

– Марио? Дом итальянца! – догадался Баланчин, Оля собрала силы и угукнула ему в ответ. – Сейчас я поговорю с этим мафиози! – Баланчин в пылу праведного гнева попытался закатать рукава у майки. – Я ему покажу, где итальянцы зимуют!

Оля вновь кисло улыбнулась, на большее она была не способна. Начать ему рассказывать? Слишком поздно, они уже у дома Марио. Он раскрыл дверцу, Оля вышла из машины и медленно поплелась следом за взвинченным до предела собственными предположениями Баланчиным. Может быть, это даже лучше – ничего ему не объяснять? Пусть сам все увидит и поймет. А если лже-Иванов увидит его первым?! И уничтожит опасного свидетеля?! Ведь лучший свидетель…

– Нет! – взвизгнула Оля в тот момент, когда Баланчин схватился за ручку входной двери.

– Да! – возразил он и снова попытался закатать несуществующие рукава майки. – Ах ты, сволочь!

И Оля услышала грохот упавшего тела.

Ей стало страшно. Она остановилась перед дверью и представила, как негодяй накинулся на ее героя и свалил того с ног. Что он делает с ним сейчас? Протыкает длинным кинжалом? Что же она стоит?!

– Нет! – крикнула Оля и забежала в дом.

Она не поняла, что случилось. Как и Пелагея, сидевшая за столом, который был накрыт для чаепития. Сначала в дом ворвался художник и, неприлично ругаясь, врезал ее кавалеру между глаз. После него с криком влетела Муравьева, споткнулась о ее кавалера и свалилась рядом с ним. Потом снова ругался Баланчин и поднимал Муравьеву, нехорошо вспоминая при этом Марио. После этого художник попросил Пелагею усадить два полуживых тела на диван и привести в чувства. А сам он кинулся искать Анжелу и еще кого-то. Пелагея с опаской подошла к Ольге и послушала ее дыхание. После чего всхлипнула и приложила ухо к сердцу Иванова. Оба дышали, что ее чрезвычайно обрадовало.

– Где этот негодяй?! Его нет в доме, – закричал Баланчин, остановившись посредине комнаты.

– Извините, Дмитрий Аркадьевич, – вмешалась Пелагея, – вашего негодяя здесь точно нет, тут одни свои. В смысле не негодяи, конечно. Хотя вам, по всей вероятности, виднее.

– Нет? – утих как-то Баланчин, наклоняясь над Ольгой. – Как ты, Оленька?! Эта сволочь подставила тебе подножку своим телом?! Хочешь, я его сейчас убью?

– Нет! – испугалась Пелагея, прижимая Иванова к своей груди. – Это моя сволочь, и не смейте никого убивать. Я и не знала, что вы, господин Баланчин, такой кровожадный.

– Пеги, – очнулась Оля, – ты цела? Он не успел тебя четвертовать!

– Мы с ним, между прочим, – Пелагея погладила наемника по голове, – собирались четвертовать вафельный торт. И выпить чаю за знакомство! А тут налетели вы и испортили весь тет-а-тет. Иванушка мне был готов рассказать всю правду, зачем его послали в Малые Чернушки. Может быть, он хотел мне рассказать, что никакой он не наемный убийца! Уже успел сказать, что он добропорядочный российский гражданин, приехавший любоваться сельской глубинкой. Что всю свою сознательную жизнь он только и делал, что мечтал сюда попасть. Увидеть опушку, деревню, корову и меня. Это судьба! Только и всего. А мы тут надумали всякой всячины.

Оля потрогала лоб, на котором образовалась шишка, Баланчин мигом отреагировал на ее жест и подал холодную металлическую кружку. Она приложила ее ко лбу, физически немного полегчало. Но морально…

– Зачем вы его ударили?! – с надрывом поинтересовалась она.

– Не знаю, – пожал плечами тот, – я думал, что это Марио! В потемках плохо видно.

– Смотреть нужно было лучше, – фыркнула Ольга. Она повернулась к лежавшему без сознания незнакомцу и пригляделась. – Может быть, действительно, никакой он не убийца. Очень симпатичный к тому же. – Она поймала на себе ревнивый взгляд Баланчина и пояснила. – У него правильные черты лица славянского типа.

– Точно! – тут же подхватила ее мысль Пелагея. – Типа, славянский. Я же говорю, зря вы его убили.

– Он дышит, – презрительно бросил Баланчин. – Ничего страшного с ним не случилось. Жаль, конечно, что мне не попался Марио…

– Да вы просто маньяк! – заявила Пелагея, принимаясь хлестать Иванушку по щекам. – Чем вам Марио не угодил? – Иванушка слабо застонал, и она повеселела.

– Марио? – переспросил Баланчин, переводя взгляд с нее на Ольгу. – Так он обидел Анжелу. Оля сама просила меня за нее заступиться.

– Я вас не просила, – пробубнила та. Действительно получалось, что она ни о чем его не просила. Он сам проявил непозволительную в данном случае инициативу. Чуть не убил хорошего русского парня.

– Не просила?! – повторил Баланчин, сдвинул брови и направился к двери. – Ничего не понимаю.

– Где вам понять! – крикнула ему вслед Ольга. – Вам бы кулаками махать налево и направо!

– Что?! – взревел тот. – Да вы, да ты… Как ты можешь?! – и хлопнул дверью.

– Как я могу? – простонала Оля. – Ну, как я могу?! Только так и могу, и никак иначе.

– Беги за ним, – посоветовала Пелагея, – объясни, если сможешь.

– В том-то и дело, что не смогу, – вздохнула Ольга и убрала от своей шишки кружку. – Я же не тащила его сюда для того, чтобы он избивал ни в чем не повинных людей! – Она встала и посмотрела на пару.

Пелагея сидела на диване, держа очухивающуюся голову Ивана в своих объятиях. Трогательная сцена из жизни влюбленных, чье хрупкое счастье разрушила тяжелая мужская рука. И она была рукой Баланчина. Разве Оля этого хотела? Она хотела, чтобы тот во всем разобрался и спас Пелагею. Правда, спасать ее было вовсе не обязательно. Она, как ни странно, была вполне счастлива в гостях. И ничего странного в этом нет. Хороший парень приехал в деревню полюбоваться коровами и закатами, встретил случайно Пелагею, влюбился, а тут прибежал Баланчин и врезал ему между глаз. Некрасиво получилось. Нужно будет у этого Иванова попросить за Баланчина прощения. Придется ему что-то соврать, мол, приревновал, обознался.

Любой русский мужик это поймет и не станет держать на обидчика зла. Не хватает только того, чтобы Иван Иванович полез драться к Баланчину. Хорошенькая будет картина! Достойная кисти великих живописцев, таких, как Баланчин. В чем-то Оля виновата, она этого не отрицает, но в самой малости. Она и поправит положение. В крайнем случае, можно сказать Ивану, что Баланчин ему приснился.

– Вы очень красивая пара, – сказала она, умилительно глядя на Пелагею с Иваном.

– Правда?! – обрадовалась та и потрясла Иванова за плечи.

Он встрепенулся, наконец-то очнулся и радостно завопил на чистом, насколько это поняли девушки, итальянском языке:

– Бонжорно, синьоры! Бонжорно, синьориты!

Пелагея на мгновение замерла, в ее мозгу пронеслись слова песни разведчиков, глаза увлажнились, руки опустились… И голова лже-Иванова упала на подлокотник дивана. Послышался его слабый вскрик и полное погружение в очередное забытье.

– Сволочь, – всхлипнула Пелагея, – а так красиво рассказывал!

Скромная обстановка дома Марчелло Туескова сотрясалась от проклятий. Сам он мало чего понимал в этой иностранной тарабарщине и с кислым выражением лица сидел за пустым столом. Перед приходом очередного гостя – типа в лакированных ботинках – стол был полон. Отварная картошечка, соленые огурчики, тонко порезанное сало и во главе стола – непочатая бутыль самогона. Праздник души и тела. Ничего не понимающий в русских праздниках иностранец влетел в незапертую дверь тайфуном, какие Туесков видел по телевизору. Те, как и непрошеный гость, налетали неожиданно, сметали все на своем пути и исчезали. Гость не исчезал. Резким движением властной руки, сбросив со стола праздничную сервировку вместе с продуктами и – ужас какой! – с бутылью, он принялся метаться по комнате как раненый тигр, хищно глядя на сотоварищей.