— Ты! — говорил он, раскачиваясь и нависая над ней. — Ты — шлюха! Ты меня не обманешь! — Он поводил толстым красным пальцем возле ее лица. — Все вы шлюхи! А я, как Господь Бог, знаю все!

«Одной мне детей не вырастить», — думала Ниночка и провожала его в спальню. Даже Маргарита Сергеевна мало что знала о жизни дочери в последние годы.

Был у мужа один верный друг — Ник. Ниночка уже и не помнила, с каких это пор они перешли на эти имена, похожие на собачьи клички. Только мужа теперь звали по фамилии — Филимонов. «Открывай, я Фила привез», — говорил ей Ник в домофон, когда после очередного кутежа ее муж уже не мог самостоятельно дойти до квартиры.

— Запомни, ты! — говорил по утрам ее муж. — Мы — деловые люди и должны уметь расслабляться!

А Ник, который накануне привозил его с так называемого расслабления, молча выпивал кофе, усаживал Фила в машину и увозил на работу. Ник не был женат.

— Ты можешь сказать мне, чем ты обязан моему мужу? Почему ты с ним возишься? — однажды утром спросила Ниночка, увидев, как Ник поливает холодным душем ее мужа, будто великовозрастного ребенка.

— Я был ранен, идти не мог, — сказал ей Ник, — он меня не бросил.

— Понятно, — сказала Нина и больше вопросов не задавала. Но она была наблюдательна и скоро поняла, что, несмотря на то что Фил числился главным, Ник практически вел все дела. А Фил подводил под свое поведение философскую базу.

— Ты! — говорил он. — Раньше ты думала, что твое замечательное образование чего-то стоит. Ну и куда ты теперь с этим образованием? Главное в человеке — ум, сметливость и деловая хватка!

«Не поддамся!» — думала Ниночка и упорно гнула свою линию. Линия эта заключалась в том, что детям она старалась привить культурные навыки. Когда они были совсем маленькие, она включала в детской Моцарта. Годика через три ни Моцарта, ни Шуберта уже не было слышно из-за громкого тарахтения паровозиков, гудения игрушечных автомобильных клаксонов и непрекращающихся звуков нескончаемой пушечной канонады. За стол близнецы садились вооруженные до зубов.

«Это дикость!» — внушала им Ниночка и разоружала их хоть на короткое время, «Тра-та-та!» — палили друг в друга близняшки из двух указательных пальцев. «Но они вырастут и поймут! Мы будем ходить с ними в театр и Консерваторию! Будем читать вслух прекрасные книги!» Когда близнецы выросли, в доме появились «Коммандос», ужастики, «Случайный свидетель» и реслинг.

«Что ж, у меня осталось еще мое "я"», — думала Ниночка и пыталась вечерами закрыться в кухне, потому что в комнате невозможно было сосредоточиться из-за телевизора: визга тормозов, звуков ударов, взрывов и криков насилуемых женщин. Ниночка любила читать. Ведущим языком в ее образовании был английский. Высшим наслаждением для нее было читать сначала первоисточник, а потом сравнивать между собой разные варианты этого первоисточника в переводах Маршака, Пастернака и Щепкиной-Куперник. Последний раз ей попался в руки «Ворон» Эдгара По. Ниночка мыла посуду и под звуки непрекращающейся теле- и видеоканонады нараспев произносила стихотворные строки, наслаждаясь их музыкальным звучанием.

— Что это наша мать каждый вечер бубнит? — спросил один близняшка другого.

— Про ворону какую-то, — снисходительно сказал брат, и они стали смотреть боевик дальше.

А на следующий день возникла срочная необходимость отметить отмену урока математики салютом с балкона, поэтому к тому времени, как Ниночка вернулась из магазина, весь двор был замусорен остатками классической поэзии, и переводы «Ворона» Бальмонта, Брюсова и Мережковского лежали в грязи в виде смятых крыльев белых бумажных голубей. А потом надо было делать ремонт в этой старой квартире, и как-то так получилось, что переводов больше она не читала. Когда же Ниночка очнулась у зеркала в новой мраморной ванной, близнецы уже оканчивали школу, а самой ей исполнилось тридцать семь лет.

«Интересно, все мужья такие скоты или только мне так «повезло»?» — размышляла Ниночка, снимая с мужниных пиджаков длинные волосы незнакомых блондинок и засовывая в стиральную машину испачканные помадой рубашки.

— Послушай, — как-то сказала она мужу после того, как он отсутствовал дома три ночи. — Я ведь тоже могу начать развлекаться!

Он сгреб ее в охапку и две минуты держал за горло, пока она не посинела.

— Ты! Я тебя убью. Поняла? — Он ушел из квартиры, хлопнув дверью. Она потом кашляла два часа. Как раз через две недели после того разговора она случайно встретила своего однокурсника Сережу.

— Ниночка! Как давно мы не виделись!

Она хорошо выглядела в этот день. В легкой шубке, только от парикмахера. Он взял ее за руку, и они гуляли по заснеженным улицам целых четыре часа. Сережа жил с родителями. С женой он расстался.

— Она была такая пошлая! — рассказывал он. — Ее интересовало только одно — деньги. Нам с ней совершенно не о чем было разговаривать!

Зато с Ниночкой темы для разговоров были неисчерпаемы. Сережа много читал. Правда, вид у него был очень потрепанный, но это лишь оттого, думала Ниночка, что некому за ним присмотреть.

— Я всегда тебя любил, — однажды сказал Сережа. Разговор был на даче. На чьей-то старой даче в поселке, усаженном елями. Домик был старый, без камина, с большой русской печкой. На веранде стояли чьи-то лыжи, в прихожей — разнокалиберные корзинки для сбора грибов и ягод, стеклянные банки, лопата для уборки снега. На плите шумел чужой чайник, они сидели у стола, покрытого старой клеенкой, и Ниночке тогда до слез захотелось, чтобы это была их общая дача, их общий чайник и чтобы впереди была еще целая жизнь. Но за занавесками уже синело небо, предупреждая, что сумерки на носу и нужно скорее ехать в город, чтобы успеть вернуться, не вызвав подозрений. Вот тогда и прозвучал этот вопрос прямо в лоб:

— Не понимаю, как ты можешь так жить? Умная, красивая, образованная! Быть в прислугах, в рабынях у ничтожества! И растить таких же детей!

— Я живу как все. Не будь слишком жестоким, — сказала она.

Идиллия продолжалась полгода. Ниночка и Сережа гуляли по улицам, наблюдали приход весны, сидели на бульварах на единичных уцелевших скамейках, а однажды умудрились покормить хлебом какого-то лебедя, чудом оставшегося в живых на Чистых прудах.

Ниночка еду теперь готовила ночью. На день близнецам оставляла записки, что есть и в какой последовательности. Жила все время в напряжении, что кто-нибудь наконец спросит, где она пропадает целыми днями, и готовила правдоподобные ответы, но, казалось, ее отсутствия никто и не замечал. Близнецы были даже рады, что никто не стесняет их буйства. Как они учились, она и не спрашивала. Вразумительного ответа все равно добиться было нельзя. С тем, что учиться дальше шалопаям придется за деньги, она смирилась давно. А муж по-прежнему приходил поздно. Но теперь она и не искала его расположения. И редкие знаки внимания с его стороны были ей неприятны до тошноты.

«Неужели так все будет и дальше? — спрашивала она себя. — Неужели пройдет еще десять — пятнадцать лет и наступит старость?» И она старалась получить от внезапно вспыхнувшей старой любви все, что можно. В мае они с Сережей поехали подальше, в Новый Иерусалим. Поездка оказалась волшебной. Сам монастырь стоял словно город из сказки. В Гефсиманском саду благоухало. Птицы пели, приехавшие на экскурсию школьники веселились и жевали жвачку. Лошадки, запряженные в хозяйственные повозки, весело потряхивали гривами и ржали. Над распускающимся шиповником жужжали пчелы, и Ниночка, потянувшись к цветку, уколола палец.

— Любовь моя, приди в зеленый дол. Где сонный вяз шумит листвой, — продекламировал Сережа, высасывая ей ранку.

— И где шиповник, льющий аромат, опять расцвел, — докончила Ниночка цитату из Китса, и оба засмеялись от счастья, оттого, что так хорошо понимают друг друга.

На обратной дороге у Сережи сломалась машина. Она ломалась у него постоянно, так как это была старая, еще отцовская «единичка», и пришлось заехать в сервис. Мужики долго смеялись над Сережиным драндулетом и говорили, что проще и дешевле выкинуть его на помойку. Сережа отшучивался. Потом пришлось ехать в автомагазин за нужной деталью, потому что Сережа не хотел переплачивать мастерам. Ниночка предлагала заплатить, но он не позволил. В общем, промучившись около сервиса полтора часа, она поняла, что машины им в этот день не дождаться.

— Деньги огребают лопатами, а шевелиться не хотят! — возмущался Сережа всю дорогу, пока они ехали на метро.

Домой она приехала еле-еле к одиннадцати вечера. И как назло муж уже, оказывается, целый час ждал ее дома и был на взводе.

— Все вы, бабы, суки! — глубокомысленно заявил муж с порога, увидев ее усталое лицо. Как всегда в последнее время, он был сильно пьян. — Вас надо каждый день для острастки пороть ремнем, а не брюлики вам покупать!

«Ну, это не обо мне, — подумала Ниночка. — Мне он бриллианты не покупал давно».

— Кофе мне приготовь! — бросил муж. — Принеси в ванную!

Она молола кофе и слышала, как шумела в ванной вода. Потом там все стихло. «Как бы он не заснул, — подумала Ниночка. — А то еще утонет!»

Вода для кофе вскипела.

— Кофе нести? — крикнула она в направлении ванной. Ответа не было. Она пошла посмотреть. Дверь в ванную комнату была не закрыта.

Муж лежал в ванне и действительно спал. Лицо его, распарившееся в горячей воде, было багровым и злым, перекошенный рот чуть приоткрыт. Живот возвышался над поверхностью воды, как огромная гора, темные волосы на груди и под мышками влажно блестели. Ниночке стало противно. Страшная, непонятная ненависть захватила ее существо. «Как я могла жить с этим чудовищем столько лет?! Почему я терпела?» — спрашивала она себя, с ужасом и страхом глядя на мужа безумно расширившимися глазами. Откуда-то из подсознания выплыла мысль о популярном детективе — лейтенанте Коломбо. Последний раз, когда она сидела у матери, по телевизору шла очередная серия с участием этого гения психологии. Он как раз расследовал убийство в ванне.

Но она не захотела обдумывать ничего. «Он не человек больше, — подумала Ниночка о муже, — он просто жрущее и пьющее животное. Его надо убить, как мерзкого паука. Как это ни было бы противно».

Ниночка сглотнула слюну, подавив рвотный рефлекс, подошла ближе и, зажмурив глаза, чуть потянула на себя ноги спящего. Вода была очень горячая. Ниночка по локоть намочила рукава кофты. Она вцепилась в его ноги и держала крепко.

«Сейчас проснется и убьет меня!» — думала она, но не разжимала рук. Фил медленно сползал ниже в ванну. Вода стала захлестывать его подбородок. Но он не просыпался.

«Сильно пьян. Это хорошо!» — подумала Ниночка и чуть надавила на грудь. Прикосновение к скользкому, мокрому телу было настолько противно, что она еле удерживалась, чтобы не закричать от омерзения. Но она ненавидела это тело. Муж в эту минуту уже не был для нее человеком. Он был уродливой, безобразной тушен, которая давила, душила ее многие годы и которую теперь она должна была подавить сама. Это была борьба не на жизнь, а на смерть.

Лампы в виде тюльпанов горели ослепительно ярко, сверкала позолота, из угла криво ухмылялась мраморная Афродита, но Ниночка ничего этого не замечала. Она давила.

Все тело и голова Фила были уже под водой. Из носа и изо рта выскакивали струйками крупные пузыри. Наконец и они исчезли. Она слегка ослабила руки. Тело не поднялось, а свободно плавало, погруженное в воду в огромной мраморной ванне. Ниночка отошла. С рукавов ее кофточки капало. Она удивилась, что это была вода, а не кровь. Не думая, действуя как автомат, она переоделась в халат и, больше не смотря на Фила, привычно подтерла пол и стала звонить матери. Свет в ванной она гасить не стала.


Ниночку не забрали. Следователю она сказала, что муж пришел пьяным и стал принимать ванну. Обнаружила она его уже мертвым и вызвала милицию. Тело увезли на вскрытие, Ниночке сказали явиться на следующий день. Близнецы в этот вечер так загуляли по случаю последнего звонка, что домой ночевать не явились. Ниночка все рассказала матери и всю ночь проплакала у нее на груди. Потом, под утро, она будто очнулась, взяла тетрадку и составила подробный список указаний, что кому делать в случае ее ареста.

— Если было так плохо, зачем же ты с ним жила? — недоумевала Маргарита Сергеевна.

Ниночка и сама не знала, как ответить на этот вопрос.

— А куда мне было деваться? — сказала она, чтобы не показаться невежливой. — Кому я нужна? Домохозяйка, без опыта, без стажа работы.

На следующий день Ниночка пошла, как было велено, в бюро судебно-медицинской экспертизы. Ей казалось, что арестовать ее должны прямо там. Поэтому с собой она тащила довольно тяжелую сумку. Она думала, что посмотреть на нее соберутся как минимум все врачи, студенты и санитары. В коридоре была очередь из таких же посетителей, как она. Ниночка опустилась на стул. Очередь двигалась быстро. Лаборантка посмотрела запись в журнале, выписала справку о смерти и отдала Ниночке.