Они дошли уже до середины поляны. Шли молча, в одном ритме, с тихим счастьем в сердцах. Марджори так никогда и не смогла понять, что это было — что она увидела краешком глаза и что заставило ее взглянуть в сторону фонтана. Уже вглядываясь прямо туда, она все еще ничего не видела: пятно белого цвета или, скорее, желто-белого, только чуть-чуть отличающееся от пены на бурлящей воде, еле заметное в тусклом свете фонаря. Потом она заметила, что поверхность воды в фонтане как-то неровно рябила. Она сказала:
— Там что-то есть, в фонтане. Какой-то идиот уронил туда что-то большое… О Боже! — Она впилась ногтями в ладонь Ноэля. Желтый цвет был от желтого пляжного костюма, и ей показалось, что она видит, как этот костюм колышется под струями воды.
— В чем дело? — спросил Ноэль. Он посмотрел в том же направлении, что и она, и сказал пугающе напряженным голосом, разорвавшим тишину:
— О ГОСПОДИ!
Она побежала, и он побежал.
Самсон-Аарон лежал вверх лицом в длинном и широком бассейне. Его глаза и рот были открыты. Струи фонтана падали на лицо, и черты его казались смазанными. Тело его слегка выступало из воды, потому что бассейн был всего лишь пару футов глубиной. Но голова была скрыта под водой. Ноэль схватил его за плечи и придал ему сидячее положение прямо в воде, так, чтобы спиной он опирался на край бассейна. Голова Самсона-Аарона безжизненно упала набок. Глаза невидяще закатились.
— Дядя! Дядя! Боже мой, дядя! — Руки ее обвили его тело, проникая под мокрую насквозь одежду. Ее губы дотронулись до мокрого лица. — Ноэль, он холодный, он ужасно холодный!
— Я позову врача! — Ноэль побежал в темноту, вода с него текла ручьем. Марджори согнулась над большим, неловко лежащим телом, не обращая внимания на то, что платье ее погрузилось в воду. — Дядя, дядя! Господи, Самсон-Аарон! Дядя! Дядя! — Она прислонила его голову к своей груди. — Дядя, это Марджори. — Она горько плакала. — Вернись, дядя! Дядя!
20. Покончено с грязной посудой
Он не реагировал. Она нащупала пульс. В какой-то момент она всерьез запаниковала — ей показалось, что пульса нет. Но потом она услышала как будто слабое биение. Она не могла бы наверняка сказать, дышал он или нет. Его широкая грудь не поднималась и не опускалась — ну, разве что чуть-чуть. Но она заметила, что его губы теплые — гораздо теплее, чем лицо. Слезы все еще текли по ее щекам, но первое потрясение прошло. Она была почти спокойна, когда со стороны мужской половины лагеря послышался шум: голоса, топот бегущих ног. Виден был свет и проблески от фонарей. Она с обостренной ясностью замечала все вокруг — и запах примятой травы, и свет от луны, мерцавшей почти у нее над головой, и звезды, и зеркально лунную поверхность озера, и громкие всплески струй в фонтане. Все было такое знакомое, такое обычное — все, кроме того, что Самсон-Аарон, насквозь мокрый, сидел в фонтане по пояс в воде, тяжело привалившись к ее груди.
Доктор, плотный, почти полностью лысый молодой человек, прибежал в пижаме, с черным чемоданчиком в руках. За ним мчались два официанта, раздетые, в одном нижнем белье. Волосы у всех троих были взъерошены, и они выглядели заспанными и очень испуганными.
— Давайте вытащим его из воды, — сказал доктор, схватив дядину руку.
— С ним будет все в порядке? — спросила Марджори, приблизив свое лицо к лицу доктора.
— Как давно это случилось, вы не знаете? — спросил он вместо ответа, быстро и тщательно подготавливая все для укола.
— Может быть, сделать искусственное дыхание? — предложил один из официантов.
— Верно, давайте, — сказал доктор.
Марджори старательно пыталась вспомнить время, которое они с Ноэлем провели на террасе.
— Может быть, около двадцати минут назад он ушел с вечера. Может, чуть больше или меньше — нет, не больше! Даже двадцати минут еще не прошло.
Доктор закатал дяде левый рукав и сделал укол. Ноэль подбежал вместе с Гричем и еще несколькими людьми из персонала в тот момент, когда официанты делали дяде искусственное дыхание. Доктор склонился над лицом Самсона-Аарона, повернутым в сторону, безжизненным, с закрытыми глазами и слегка приоткрытым ртом, с прилипшими мокрыми волосами. Все молчали.
— Остановитесь. Вода не выходит изо рта, а воздух проходит свободно. Он не утонул.
— Доктор, как он? Что это, доктор? Что мы можем сделать? — произнесла Марджори.
Доктор взглянул на нее, и с его лица исчезло бесстрастное выражение, свойственное людям его профессии. Он был просто крайне напуганным полным молодым человеком.
— Марджори, все очень плохо.
Сердце у нее заколотилось от волнения. Она спросила:
— Он умер?
— Я могу попытаться сделать инъекцию адреналина прямо в сердце. Понимаешь, у него остановилось сердце.
— Сделайте все, что можете, доктор! — Она произнесла эти слова спокойно, она чувствовала себя центральной фигурой в этом скорбном круге людей, драматической фигурой в сцене. И еще она чувствовала, как ею начинает овладевать невыносимый смертельный ужас.
Доктор готовил инъекцию. В движениях его чувствовалась скованность. Марджори отвернулась, когда официанты приподняли дядю и обнажили ему грудь для укола. Она прикрыла глаза и привалилась всем телом к Ноэлю. Он поддерживал ее напряженной рукой.
Она услышала, как Грич спросил:
— Что еще мы можем сделать, доктор? Может быть, позвонить в больницу в Тетерсвилле? Они сделают все, что я им скажу.
— Если он сейчас очнется, ему понадобится прежде всего кислородная подушка, и… мне кажется, с ним очень плохо. Через минуту я скажу точно.
— А пока мы можем позвонить и сказать им, чтобы они были готовы.
— Хорошо, мистер Грич, — согласился доктор.
Грич поручил одной из девушек позвонить в госпиталь.
— Марджори, — позвал доктор. Она посмотрела на него. Он поднялся со своего места рядом с дядей и сейчас укладывал инструменты в чемоданчик. — Он когда-нибудь жаловался на боли в груди? Тошноту? Что-нибудь случалось у него с сердцем?
Она монотонно ответила на множество вопросов. Дядя, как и прежде, мокрый и неподвижный лежал на траве. К ней постепенно приходило понимание, что он и вправду умер.
— Его мучила жажда. Это было последнее, что он сказал. Ему ужасно хотелось пить, — проговорила Марджори.
Доктор посмотрел на Грича. Потом еще раз склонился над дядей, внимательно посмотрел на него. Затем выпрямился и снял стетоскоп.
— Марджори, мне очень жаль, но твой дядя умер. Наверняка это сердечный приступ. Он не утонул.
Она кивнула.
— Я понимаю. Спасибо, доктор. — Затем, обращаясь к Ноэлю, сказала: — Мне необходимо сделать множество звонков. — Потом снова посмотрела на дядю. Слезы наполнили горящие сухие глаза. Чувствуя излишнюю мелодраматичность того, что она сейчас делает, Марджори тем не менее не могла удержаться. Она упала на колени рядом с дядей, обвила его руками. — Дядя, дядя, о Боже, о мой Боже! Самсон-Аарон умер! Что произошло, доктор? Как это случилось?
Доктор посмотрел на нее, и она с удивлением увидела слезы у него на глазах.
— Мардж, я не могу сказать, я не знаю. И никто никогда не узнает. Он единственный, кто мог бы это сделать, Мардж, понимаешь? А он уже никогда не расскажет. — Она внимательно вглядывалась в лицо доктора, а слезы текли по щекам, и руки продолжали обнимать дядю. Доктор продолжал: — Может быть, он почувствовал себя плохо в тот момент, когда проходил по лужайке, понимаешь, и присел на край фонтана, чтобы переждать приступ. А может быть, — ведь ты говорила, что он хотел пить, — может быть, он наклонился, чтобы набрать в ладонь воды и напиться, а в этот момент голова закружилась, и он упал. В любом случае он, должно быть, умер мгновенно, иначе он бы выбрался оттуда. Он ведь был очень сильным человеком. Это счастливая смерть, Мардж. Всего за несколько секунд. Он не успел по-настоящему осознать. Вот он жив — и вот он уже мертв…
— В фонтане. О Боже, в фонтане! — прошептала Марджори. Она прижалась лицом к груди дяди, к холодной коже и влажным курчавым волосам и зарыдала.
Укол был очень болезненным. Доктор пообещал Марджори, что успокаивающее лекарство не подействует, как снотворное, и он оказался прав. Через несколько минут странное теплое чувство облегчения проникло в нее и растеклось по рукам и ногам. Дрожь, сотрясавшая ее тело, исчезла. Ноэль сидел рядом, у нее в ногах, смотрел на нее и курил.
— Дай и мне сигарету, — сказала она. Она села и поднесла сигарету к спичке. — Извини меня.
— Ради Бога, — сказал Ноэль, — ты держалась превосходно, тебе незачем извиняться. Все это чертовски тяжело.
— Куда его положили?
— В изолятор.
— Я пойду. Я хочу посмотреть на него. Потом нужно будет позвонить.
— Послушай, почему бы тебе не полежать хоть немного? Кто-нибудь позвонит вместо тебя. Так будет лучше.
— Нет. Пойдем. — Она встала, оправила измятое мокрое платье.
Вытянутая, покрытая простыней фигура на кровати выглядела почему-то, как в кино. Грич стоял рядом с доктором, который присел возле кровати и что-то быстро писал на медицинском бланке. Небольшая комната с желтыми оштукатуренными стенами была освещена одной-единственной лампочкой, свисавшей с потолка на черном проводе. Здесь стоял сильный запах лекарств, но Марджори почувствовала еще какой-то запах, совершенно незнакомый ей и довольно приятный, хотя и страшный одновременно. Это был тот самый запах, который в книжках обычно называли «запахом смерти». Доктор взглянул на нее снизу вверх. Она сказала:
— Я хотела бы взглянуть на него.
— Не стоит, Марджори, — сказал Грич.
— Все нормально, можно, — возразил доктор и откинул край простыни.
Только теперь Марджори действительно осознала, что дядя мертв. Его лицо уже не было лицом живого человека. Оно было зеленоватого цвета, с застывшей навсегда улыбкой. Руки спокойно лежали одна на другой поверх влажного пляжного костюма, и многочисленные порезы на пальцах были не ярко-красного, а скорее синевато-красного цвета. Внезапно, как будто в забытьи, она услышала его живой голос: «Покончено с грязной посудой». Горестно покачав головой, она сказала доктору:
— Он умер.
— Да, — грустно повторил доктор. — Он умер.
В памяти всплыл давнишний урок Закона Божия. Она взяла одну из холодных застывших рук в свои и произнесла на иврите:
— Слушай, Израиль. Я Господь Бог твой! — Она обернулась к остальным, все еще сжимая руку дяди: — Странно, что мне захотелось это сказать. Вряд ли он хоть раз в жизни произнес эти слова. — Она опустила руку дяди и накрыла тело простыней.
Грич вытер слезы.
— Марджори, все, что я могу сделать для тебя…
— Спасибо, мистер Грич, сейчас мне нужно позвонить маме.
Ноэль проводил ее в канцелярию. Часы на стене, которые так громко тикали, показывали без двадцати четыре. Сонной телефонистке понадобилось пятнадцать минут, чтобы дозвониться до матери. Это время она просидела с Ноэлем за столом, освещенным настольной лампой, куря и разговаривая о книге, которую он давал ей почитать несколько дней назад. Тепло и спокойствие разливалось по телу, видимо, благодаря успокаивающему. Она чувствовала себя готовой к испытанию, которое предстояло ей пережить в последующие дни. Она обдумывала, какое платье выбрать из своего гардероба, чтобы оно было достаточно темным и простым для похорон.
Голос матери звучал пронзительно и очень испуганно.
— Да-да, девушка, говорю же вам, это миссис Моргенштерн, алло, алло, кто меня спрашивает, кто это?
— Привет, мам, это я.
— Марджори, алло, Марджори! Что случилось, дорогая, ради Бога, сейчас ведь четыре утра!
— Мне очень жаль, мам, ужасно сообщать тебе об этом, но дядя…
Наступило молчание. Затем внезапно севшим, ледяным голосом мать спросила:
— Как он?
— Все кончено, мама.
Она услышала вздох и сдавленный вскрик. Потом миссис Моргенштерн, плача, сказала на иврите:
— Благословен будь, Судья истинный! — И снова пауза. — Что случилось? Как это было?
— Сердце.
— Сердце?
— Да.
— Когда? Как? Господи!
— Только что, мамочка. Это случилось только что. Мамочка, приезжай. Приезжай сюда.
— Ты позвонила Джеффри?
— Я не знаю его номера.
— Я сама ему позвоню. Я позвоню всем. Как ты? С тобой все в порядке? Боже мой, Самсон-Аарон! Я ведь ему говорила… Самсон-Аарон… Марджори, с тобой точно все в порядке?
— Я в порядке, мама.
— Марджори, не позволяй им его трогать или что-то делать с ним, слышишь? Абсолютно ничего. Побудь с ним. Мы должны забрать его домой.
"Марджори" отзывы
Отзывы читателей о книге "Марджори". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Марджори" друзьям в соцсетях.