Она резко захлопывает журнал, отправляется в кухню и пьет две чашки кофе одну за другой. Она где-то читала, что кофе повышает риск выкидыша.

А потом наступает вечер. Она по-прежнему не показывается, и Монс чувствует, что устал. Поехать домой и вернуться завтра или вообще не возвращаться?

Что он вообще себе вообразил? Что она в него влюбится? Впустит в свою жизнь вот так запросто?

Он что, забыл про свои ноги?

Женщины перестают воспринимать Монса как мужчину, стоит им увидеть его ноги. Вместо этого они видят в нем инвалида, которого нужно или жалеть, или игнорировать.

В лучшем случае они пытаются стать его другом, но это всегда кончается одним и тем же. Они исчезают, стоит Монсу намекнуть, что он хотел бы большего.

Он их не винит. Зачем им он, когда на свете столько здоровых красивых мужчин?

Конечно, у него музыкальный талант. Но он никакая не рок-звезда. У него заурядная внешность, обычное тело, хоть он иногда и упражняется с гантелями. У него нет чувства юмора. Он часто в плохом настроении, потому что принимает проблемы других людей слишком близко к сердцу. Конечно, у него хорошая семья, если не считать, что родители развелись, но у него нет друзей, и денег ему хватает только на еду и оплату счетов. Существуют тысячи причин, почему женщина его не выберет.

Он подходит к двери в подъезд, дергает ручку – дверь заперта. Читает имена на домофоне, находит ее, но боится звонить.

Что сказать? Привет, меня зовут Монс. Я уличный музыкант. Помнишь, ты купила мою кассету? Прости, я пошел за тобой, потому что люблю тебя. Мы можем поговорить?

Вместо этого он идет и садится на скамейку, где заснул вечным сном пьяница Нильс Ларссон.

Там он сидит весь вечер, разглядывая прохожих и изредка поднимая глаза на ее окно.

Беа засыпает на искалеченном диване. Правая рука свисает вниз, почти касаясь пола. Сон у нее неспокойный. Ей снится мама, из глаз которой течет деготь. И из носа, ушей и рта тоже. Беа хочет ей помочь, но не может сдвинуться с места, словно пригвожденная.

Монс вздрагивает, но не потому, что слышит, как Беа кричит во сне, а потому, что по улице проходит разодетый трансвестит на высоких каблуках.

Он не имеет ничего против трансвеститов, даже напротив, считает, что они делают нашу жизнь интересней, но у этой женщины столько горечи в глазах, что Монс просто не может не обратить на нее внимания.

Она ходит взад-вперед по улице. Или надо говорить он ? Монс не знает, как правильно. Но она ходит взад-вперед, пригнув голову и опустив плечи, словно хочет спрятаться. Но тогда зачем она так разоделась? Монс не знает что и думать.

Софии хочется, чтобы Мирья заметила ее из окна. И одновременно ей хочется никогда больше ее не видеть. Ей хочется простить Мирью, но слишком трудно забыть слова, брошенные ей в лицо.

Заткнись, придурок! Стефан! Стефан! Стефан!

София пинает гравий и возвращается домой, где снимает туфли и швыряет с такой силой об стену, что один каблук отваливается.

Задернув шторы, она смотрит телевизор и ест лапшу на ужин. Чувствует себя полным ничтожеством и мечтает, чтобы о ее жалкой жизни сняли сериал под названием «Женщина с членом».

Почему бы не пойти на 5-й канал завтра? Сказать: «Привет! Вот он я. Делайте со мной что угодно. Используйте. Унижайте. Эксплуатируйте. Мне уже все равно. Можете делать какие угодно снимки, даже интимные. Кстати, моя семья принадлежит к свободной церкви. Это ведь добавит пикантности репортажу, не правда ли?»

Наверняка ей посвятят целое реалити-шоу.

Дадут психотерапевта, личного тренера и диетолога, чтобы подготовить к жизни в роли женщины.

Она будет встречаться с красивыми мужчинами и женщинами, пока не найдет того, кто полюбит ее такой, какая он есть, невзирая на пол.

Фанаты будут забрасывать ее письмами. Письмами с излияниями любви. И письмами с угрозами.

Она станет богатой и знаменитой. Поедет в турне. Будет оставлять автографы на груди у фанатов и фанаток. Участвовать в дебатах по телевизору. О ней будут писать все бульварные газеты. Издательство предложит ей написать книгу о своей жизни, записать пластинку и сняться в фильме.

Она появится на обложке таких популярных журналов, как Slitz, Cafe, Moore.

Какой чудесный сценарий.

София выключает телевизор и разражается рыданиями.

До метро далеко, и, поскольку вечер выдался теплый, Монс решает заночевать на улице, прямо под звездами. В детстве они с братом всегда спали летними ночами на воздухе. Разбивали в саду палатку, брали с собой бутерброды и морс, читали комиксы при свете фонарика, лежали и болтали допоздна.

По утрам мама с папой приносили им завтрак на подносе, и они завтракали, завернувшись в пледы. Мама с папой часто касались друг друга. Мама обнимала папу за шею, папа целовал ее в щеку. Мама стряхивала крошки у него с подбородка. Папа клал руку маме на колено.

То, что они развелись спустя полгода после отъезда Томаса из дома, не значило, что они перестали любить друг друга или что у них появился другой. Нет, они просто устали от семьи. Устали от воспитания детей и хотели заняться собой. Никто из них снова не женился, и наверняка они скоро снова съедутся. По крайней мере, на это надеется брат.

Брат, который по-прежнему живет так, как будто ему двадцать лет. Меняет подружек как перчатки, при этом каждую знакомит с родителями. Круглые сутки тусит на вечеринках. У него столько друзей, что он уже потерял им счет. И при этом у него сильные и здоровые ноги. Он бегает и играет в футбол. И с деньгами нет проблем: работа маклера хорошо оплачивается. И у него неплохая квартира в Аспуддене, недалеко от центра.

Монс мог бы ненавидеть своего брата, потому что он получил все, а Монс – ничего. Но в Монсе нет ненависти. Может, если бы у Томаса был музыкальный талант, все было бы по-другому. Может, это было бы уже чересчур. Но, к счастью, у Томаса абсолютно нет слуха, что делает Монса единственным в их семье одаренным музыкантом.

Монс идет по направлению к яхт-клубу в надежде найти дыру в заборе. Обычно с этим проблем не бывает, как бы тщательно территория ни охранялась.

Как и ожидалось, кто-то уже проделал дыру в заборе до него.

Монс находит подходящую лодку с укрытым брезентом дном, располагается в ней, кладет гитару рядом и накрывается курткой, как одеялом. Лежит под звездами и восхищается Вселенной, думая, что в мире столько красоты, что ее просто невозможно всю охватить взглядом.

Беа стоит у стены в туннеле, замерзшая и напуганная. Она молит Бога, чтобы ктонибудь пришел и покончил с ее жалкой жизнью. Она молит Бога, чтобы кто-нибудь пришел и спас ее.

Она стоит здесь уже час, и за это время прошел только один человек – молодая женщина, напуганная еще больше самой Беа.

Она думает о папе. Хочет, чтобы он сейчас пришел, протянул ей руку и сказал, что отнесет ее домой.

Думает о маме, о том, как хорошо было бы вернуться домой к маме.

В отдалении раздаются шаги. У Беа перехватывает дыхание.

Мужчина средних лет, явно навеселе, жадным взглядом окидывает Беа:

– Какая хорошенькая!

Беа удирает со всех ног, решив никогда больше не возвращаться в этот туннель.

Холодильник зияет пустотой. Пусто и в морозилке. Она размышляет, не заказать ли еду на дом, чтобы не ходить в магазин, но от одной мысли о китайской еде или пицце на завтрак ее тошнит. Придется довольствоваться кофе. Это напоминает ей о том, что фотограф так и не перезвонил ей по поводу выставки. Может, снимки не продаются. Или их уже кто-то купил.

Отыскав бумажку с номером, она снова звонит, и снова на том конце никто не берет трубку. Беа оставляет сообщение на автоответчике. Потом одевается, спускается вниз в кафе и делает свой обычный заказ, потому что сегодня ей, как никогда, нужны привычные рамки существования.

Ее все еще трясет после вчерашней сцены в туннеле. Почему она бросилась бежать со всех ног, вместо того чтобы остаться и позволить этому случиться? Видимо, инстинкт самосохранения сильнее инстинкта саморазрушения. Раньше она этого не знала.

Только через некоторое время она замечает в кафе Монса. Он сидит за столиком в противоположном углу, пьет кофе и листает газету.

Сначала Беа не может вспомнить, почему его лицо кажется ей таким знакомым, но, увидев гитару, стоящую рядом у стены, сразу все вспоминает.

Монс сидит здесь с самого открытия в надежде, что она зайдет. Все тело ноет после ночи, проведенной на жестком дне яхты. Несмотря на съеденный бутерброд, Монс испытывает голод. Когда она наконец вошла в кафе, он весь вспотел от волнения. Он дал себе слово не начинать разговор первым. Пусть она сама сделает первый шаг. И теперь он чувствует на себе ее взгляд. Наверняка гадает, что он здесь делает. Монс переворачивает страницу и поднимает глаза, чтобы встретиться с ней взглядом.

Монс Андрен… I do not know, она сама подошла и спросила, чего такого он не знает. Он, наверно, решил, что у нее поехала крыша. Вот и смотрит на нее так странно.

После минутного колебания Беа поднимается, подходит к его столу и извиняется за свое странное поведение при их последней встрече.

– Странное? Мне такое и в голову не приходило, – улыбается он. – Ты живешь где-то рядом?

– Да, а ты?

– Я тут репетирую неподалеку.

Снова сомнение. Что делать? Вернуться за стол или составить ему компанию за завтраком? Беа сама не знает, чего хочет, но раз уж у нее больше нет Джека, то ничего не случится, если она выпьет кофе с Монсом.

– Можно присесть?

– Конечно.

Беа переставляет кофе и сэндвич на его стол и присаживается.

Отсюда, оказывается, открывается совсем другой вид. Она и не знала, что за этим кораблем можно увидеть еще один.

Постепенно разговор оживляется. Монс приятный собеседник. Пару раз ему даже удается ее рассмешить. И когда настает время уходить, Беа говорит, что надеется снова его увидеть.

– С удовольствием, – отвечает Монс.

Разумеется, они еще встретятся. Потому что Монс собирается сидеть в кафе каждый день с открытия до закрытия, лишь бы только ее увидеть.

Ночью Беа перезает через забор в соседний детский сад и закапывает шкатулку с сокровищами в песочницу. Зарывает глубоко, чтобы она досталась самому усердному малышу.

В шкатулке часы, монеты, украшения и безделушки. Беа сложила их в мешочек, который собственноручно расшила паетками. На ее губах улыбка. Разровняв песок, Беа уходит тем же путем.

У Виктора не осталось никаких сомнений: он умрет. Его жизнь кончена. Его клетки отказывают одна за другой, с каждой секундой приближая смерть. Он снова в больнице, потому что ему стало хуже.

Он только и делает, что стонет и молится, забыв про еду и пьесу. Пытается вырвать иглу капельницы из руки, потому что считает, что она только продлевает его мучения. Но медсестры в белых халатах возвращают ее на место, говоря «Нельзя», как будто он несмышленый ребенок. Он ругается с ними, обзывает нехорошими словами. Одну даже называет шлюхой, отчего медсестра вся в слезах убегает из палаты. Ему стыдно, но ему больше не на ком выместить злость, которая постепенно завладевает его телом и мыслями.

Присутствие Розы его страшно раздражает. Она не должна видеть его в таком состоянии. И раздражает, что она все время говорит, что нужно бороться. Неужели она не понимает, что у него больше нет сил на борьбу?

Почему бы ей просто не уйти и не оставить его в покое?

Визиты Мирьи тоже доводят его до отчаяния. Ему не хочется, чтобы дочь запомнила его жалким и беспомощным, на больничной койке, перепачканной его испражнениями.

– Вам придется остаться в больнице на пару дней, – говорит онколог, от которого пахнет кремом для кожи без косметических отдушек. Во время разговора у него подергивается правое веко.

– Мы пока приостановим химиотерапию, – говорит другой врач. От него ничем не пахнет. И у него проблемы с линзами.

Странная реакция, обсуждают они между собой. Но не удивительная, учитывая его возраст, избыточный вес и слабое сердце. Может, это в них причина.

– Что можно сделать? – вопрошает Роза.

– Единственное, что можно сделать, – это ждать, – в один голос отвечают врачи.

– Разве вы не можете сделать что-нибудь еще?

Они с недоумением смотрят на Розу и бормочут, что дали ему все возможные лекарства от боли, тошноты, судорог, усталости, головной боли, приступов паники и т. д.

– Может, это побочный эффект от всех этих лекарств, которые вы ему дали против побочных эффектов? – спрашивает Роза.

Они качают головами и отвечают, что это невозможно. По крайней мере, с точки зрения медицины.

– То есть вы просите меня ждать? – расстроенно говорит Роза.

Кивнув, они уходят. Им нужно заниматься другими пациентами, и их не волнует, что вот этот пациент – самый главный человек на свете для Розы.

Роза в бешенстве. Но она не знает, что можно сделать, и потому сидит на белом пластиковом стуле, жалобно поскрипывающем под ее весом. У нее нет сил даже на то, чтобы встать. Ее парализовало при одной мысли, что она может потерять Виктора. А именно это и произойдет, если ждать и ничего не делать. Никто не придет и не поможет.