У нее есть номер одного из его мобильных, который носит с собой один мелкий воришка и, по совместительству, наркодилер, тусующийся под центральным мостом. Она позвонила из телефонной будки, оставила номер, и ей перезвонили. Они договорились о встрече. Ей пришлось ждать час, пока появится скупщик. Оба были одеты так, чтобы не привлекать к себе внимания. В туалете Беа продемонстрировала ему часть товара и услышала в ответ, что если она из полиции, то ей несдобровать. У него есть очень влиятельные друзья. Затем скупщик дал ей адрес, по которому нужно было прийти, когда у нее будет больше товара. Когда она пришла по адресу, ей снова пришлось ждать несколько часов, пока он не появился. Он назвал ей новый адрес, и история повторилась. Только на пятый раз они встретились в этой однушке.

Прошло уже шесть лет со времени их первой встречи. До этого Беа продавала краденое ненадежным типам в вонючих подвалах разных мастерских. Она находила их через знакомых и старалась не иметь дела с каждым больше трех раз. Ей все время приходилось переодеваться, все время бояться, что ее сдадут полиции.

Разумеется, и имея дело с Т. Бру, она не могла чувствовать себя в безопасности. Но Беа взвесила все «за» и «против» и решила, что это самый надежный выбор.

Даже если ее поймают, все, что ей грозит, – пара лет за решеткой, потому что остальное они просто не смогут доказать. А за эти два года ее квартира вырастет в цене, а к суммам на счетах в иностранных банках прибавятся проценты.

Беа выходит из дома и смотрит вверх. Так и есть. Он смотрит на нее сквозь шторы. Беа кивает, и штора опускается. Его трудно понять. Беа идет по направлению к центру. Сегодня суббота, и ей нужно сделать покупки, прежде чем нанести следующий по плану визит.

Беа выходит из электрички на станции Эльвшо и полкилометра идет пешком.

Полкилометра тоски и страха.

Она любит отца больше всего на свете, но ей так больно с ним встречаться.

Он мерит шагами дорожку между домом и калиткой, руки сцеплены за спиной, взгляд прикован к часам.

Дочь позвонила вчера вечером и сказала, что хочет прийти. И с тех пор он ее ждет. Он не выпил ни капли спиртного за весь день. Прибрался и купил вкусной еды. Нельзя же кормить единственную дочь консервами, на которых он живет. Ему хочется показать ей свое новое приобретение – «кадиллак», доставшийся ему всего за семьдесят девять тысяч, хотя стоит он, как минимум, в два раза больше. Наверняка она захочет заглянуть под капот. В детстве она была такой любопытной. Расспрашивала, как работает зажигание, почему нельзя заправить машину бензином и почему тот, кто изобрел первую машину, изобрел именно машину, а не что-нибудь другое.

Вот она. Наконец-то.

Он все время поражается тому, какая она маленькая. Ему кажется, что она должна быть больше.

В руках у нее куча пакетов. Дочь всегда приходит с подарками. Из любви к нему, но и из чувства вины. Она редко звонит ему и еще реже навещает. Не чаще одного раза в три месяца, хотя живет всего в получасе езды на электричке. Кроме того, у нее есть машина, но он ни разу не видел, чтобы она ею пользовалась.

Пару раз в год он приезжает в гости к дочери, и она кормит его ужином в своей пустынной столовой. Но он чувствует, что ей некомфортно видеть его у себя дома, чувствует себя чужаком, вторгнувшимся в ее пространство. Беа хочет быть там одна, в своем огромном жилище на пятом этаже.

Разумеется, он знает, чем она занимается и на какие деньги купила эту квартиру. Знает с тех пор, как нашел у нее в шкафу коробку из-под обуви, полную денежных купюр, когда ей было всего пятнадцать лет. Он знает, чем она занимается и почему. Тогда он опустился на ее кровать и заплакал, а потом напился и решил не говорить ей о своей находке.

Он притворяется, что она не воровка, а дочь притворяется, что он не алкоголик. Такова их негласная договоренность.

Они обнимаются. Беа кажется такой хрупкой в его объятиях. Отец под два метра ростом, широкий, как бочка, с круглым пивным животом. Когда-то светлые волосы поседели и поредели. На круглом лице острый нос. Уши тоже острые. И у него черные глаза и морщинка на лбу, которые Беа унаследовала.

Она у него с детства, эта морщинка. Бывало, что он пытался расправить ее пальцем, и тогда Беа смеялась и залезала ему на плечи. Он возил ее на закорках по саду, и дочь зарывалась пальцами ему в волосы с криком: «А ну пошла, лошадка!»

Он бегал по саду, Беа его погоняла, и в ту минуту они были одним целым, словно он был стеблем, а она – прекрасным цветком.

– Ты голодна?

Это заложено в подкорке: ребенка нужно накормить.

– Немного.

Они входят в дом. Отец отправляется в кухню, а Беа идет посмотреть дом.

Он нарезает говяжье филе толстыми ломтями, жарит в сковородке, солит и перчит. Варит картошку и горошек. Готовит соус из пакетика.

Все это выходит у него довольно неуклюже. Он уже отвык готовить еду. Он стоит у плиты гораздо дольше, чем нужно, а результат оставляет желать лучшего. Картошка слишком мягкая, горошек слишком твердый. Мясо пережарено и застревает в зубах.

Плеснув немного вина в соус, Каспер прячет бутылку и идет накрывать стол в саду. Ставит праздничный сервиз, салфетки. Как же он рад приезду дочери.

В спальне на левой стороне постели по-прежнему лежат мамина подушка и одеяло. В ее кабинете тоже все точно так же, как было при жизни. Отец даже не вынес мусорную корзину.

В папиной комнате все стены увешаны фотографиями счастливой семьи. Беа старается на них не смотреть. Ее цель – найти бутылки. После недолгих поисков она находит три штуки. Ей бы на таможенном контроле работать.

Зайдя в ванную комнату, она выливает содержимое бутылок в раковину. Открывает шкафчик и констатирует, что все мамины туалетные принадлежности, включая духи, крем, расческу, заколки, помаду и пачку тампонов, по-прежнему на месте.

Ничего не тронув, Беа выходит из ванной и идет в свою прежнюю детскую. Там она сидит какое-то время и скучает по папе.

После еды они пьют кофе с шоколадом и курят кубинские сигары, принесенные Беа. Из гостиной доносятся бойкие ритмы «Битлз», которые он слушает в последнее время. Магнитофон включен на полную громкость, окно приоткрыто. Не хватает только бокальчика десертного вина.

– Хочешь еще кофе?

Беа качает головой, догадываясь, что он задумал.

– Все равно поставлю, – отвечает отец и спешит в кухню, чтобы тайком опрокинуть стопку «Грэм Порт». Выпив, он ставит кофейник на плиту, потом размешивает ложку разрыхлителя для теста в воде и полощет рот, чтобы убрать запах спиртного: этому приему его научил другой алкоголик, с которым они вместе выпивали, пока он не решил, что слишком хорош для такой компании.

Он возвращается в гостиную и подливает кофе в чашки, несмотря на то что она отказалась, и отпивает горячую черную жидкость, пряча глаза от дочери, потому что она все знает.

Его выдал белый налет на рукаве рубашке. Беа этот прием тоже известен.

Они еще какое-то время болтают ни о чем, словно ходя вокруг да около бомбы, готовой взорваться в любой момент. Но никто не отваживается ее коснуться.

Чертов пьяница, тебе нужна помощь – общество анонимных алкоголиков или реабилитационная клиника.

Это не моя вина, что Эбба умерла, что у меня не было сил.

Шш…

Шш…

– Читала что-нибудь интересное в последнее время?

Беа рассказывает про труды философов, которые изучала на досуге, делая вид, что понимает, о чем говорит. Отцу Беа сказала, что занимается научной работой, но без подробностей, мотивируя это тем, что наука эта слишком сложна для понимания. Именно это он и отвечает, когда люди спрашивают про дочь. То же самое отвечает и Беа. Все равно никто не будет звонить в университет и проверять. Она сама преподает? Иногда. Вы, наверно, ей гордитесь? Конечно. На выпускном были? Разумеется. Нервничали? Конечно. Даже больше нее.

– Я хочу тебе кое-что показать.

Он внезапно оживляется, мина между ними откатывается в сторону, и он даже инстинктивно берет ее за руку.

Беа не убирает руку. Ей кажется, что его рука такая же большая по сравнению с ее собственной, как когда-то в детстве.

– Я купил его на прошлой неделе.

Они обходят кругом его гордость – бирюзовый «кадиллак» с обитыми красной кожей сиденьями, полированными ручками и легендарным прошлым лучшей машины для охоты на девчонок. Его задние сиденья пережили немало бурных моментов.

– Мотор барахлит, система охлаждения тоже, да и днище проржавело, но за пару недель я это исправлю. Будет мурчать, как котенок.

Отец садится за руль. Одну руку кладет на спинку пассажирского сиденья, второй опирается на открытое окно. Пальцами постукивает по рулю. Он поднимает лицо к солнцу и чувствует необыкновенную свободу.

Беа наблюдает за ним с улыбкой. Он еще не разучился получать удовольствие от жизни. Сама Беа уже и не помнит, когда ей было по-настоящему хорошо. Приятно, что под личиной пьяницы еще остается человек.

– Прокатимся?

Жмурясь на солнце, он вопросительно смотрит на нее. Глаза у него поразительно светлые.

– А он выдержит?

– Только вокруг квартала.

– Можешь отвезти меня на станцию.

Пальцы на руле замирают.

– Уже?

В голосе заметно разочарование. Но на часах шесть, она у него уже шесть часов. Этого более чем достаточно.

– У меня дела.

Молчание.

– Тогда иди за вещами.

Беа идет в дом, берет рюкзак и куртку и возвращается к машине. Беа ненавистна сама себе. Ей не хочется уходить. Хочется остаться здесь навсегда. И одновременно хочется никогда больше его не видеть.

Они едут на станцию. На прощание он робко гладит ее по щеке. Когда дочь скрывается из вида, он не может сдержать рыданий.

* * *

Чудесная жена, четверо детей, пятеро внуков. Вскоре ожидается появление еще одного. Виктор ковыряется в тарелке. Шум его раздражает, и он чувствует себя неблагодарным.

Мирья с Розой весь день трудились на кухне, готовясь к празднику. Все ради него. Но ему ничего не хочется. Даже к десерту не притронулся, хотя обожает сладкое. В доме стоит страшная жара. Все вспотели, несмотря на открытые окна. Давно надо было починить вентилятор, но у Виктора нет сил, а никто другой не вызывался помочь.

Младшая внучка, которой недавно исполнилось два года, носится по квартире с перепачканным ртом, хватается за разные вещи и тянет их ко рту. Виктора при виде этого тошнит, но что он может поделать.

Старшему сыну нравится изображать идеального отца. С ним просто невозможно поддерживать разговор, потому что он то и дело отвлекается на одного из своих троих перекормленных и избалованных детей.

Старшая дочь слишком много ест и часто прикладывается к бутылке. От этого она кошмарно разжирела, но винит во всем беременность и обмен веществ. Хотя все прекрасно знают, что невозможно сохранить фигуру, если постоянно есть только жирное и сладкое. Ей, как и Розе (чьими пышными формами он прежде восхищался), срочно нужно сбросить вес.

Второй сын в свои двадцать семь ведет себя как подросток. Все время увеличивает громкость на магнитофоне, демонстрирует новую татуировку и хвастается тем, сколько пива он может выпить и не опьянеть. Его подружка беременна. Это их первый ребенок. На подружку жалко смотреть. Cчитает себя работником сферы обслуживания, но на самом деле – просто бимбо, смазливая кукла, ничего из себя не представляющая. Этим двум идиотам слишком рано заводить детей.

Даже Мирья сегодня Виктора раздражает. Она преувеличенно громко смеется, дурачится с племянниками и изображает из себя взрослую, хотя у самой молоко еще на губах не обсохло. К тому же ему не нравится, как она одевается. Слишком откровенно. Девушки должны прикрывать грудь, а не оголять ее.

Его тошнит от этой показной веселости. Они все знают, им все известно, и все равно они делают вид, что ничего не случилось.

Нельзя сказать, что ему хотелось, чтобы они рыдали, оплакивая его, как на поминках, но эта показная веселость ему претит.

Он равнодушно жует пирог и смотрит в окно. Ему кажется, что там кто-то стоит.

Хорошо, что вентилятор сломан. Так им и надо. Пусть сидят в духоте, потные и вонючие. Меньше будут радоваться, думает Беа, заглядывая в кафе через витринное стекло.

При виде этой счастливой семьи в ней просыпается зависть. Если бы у нее была бомба, она бы не колеблясь швырнула ее внутрь.

Беа поднимает руку и машет, изображая улыбку.

Виктор машет в ответ, выдавливая из себя улыбку.

– Пойду прилягу, – говорит он, поднимаясь.

На часах двадцать минут восьмого, а он чувствует себя бесконечно усталым. Стоит ему лечь в постель – и он заснет как ребенок.

Роза поднимается с ним в квартиру, спрашивает, не нужно ли ему чего. Виктор отвечает, что устал и хочет побыть один.

Ей хочется побыть с мужем наедине, приласкать его, но он отталкивает ее руку. Роза выключает свет и закрывает дверь. Неудивительно, что он нервничает. Ведь ему предстоит операция.