— Я понимаю… дело молодое… Но все же пусть поостережется, не то подобная невоздержанность в речах рано или поздно не доведет его до добра… Как вы знаете, нам удалось навести в этом доме некоторый порядок… О, разумеется, весьма относительный, И только один Водрок все еще позволяет себе всякие дерзкие демарши… Не скрою от вас, мой дорогой Дюпарке, есть люди, которые настаивают на том, чтобы заказать ему вход в этот салон… Поймите меня правильно, сударь, и не держите на меня зла за то, что я вам только что сказал. Вы мне симпатичны, и, поверьте, единственно уважение к вам движет мною в эту минуту… Кстати, мой милый, почему бы нам с вами не встретиться как-нибудь на этих днях, я хотел бы с вами кое о чем потолковать. Ваш дядюшка говорит о вас с большим почтением. Сразу видно, что вы с ним одной крови… Вот такие-то люди, черт побери, и нужны нам, чтобы достойно управлять нашими Американскими островами.

— Подумать только, как раз нынче вечером мой брат Пьер говорил мне, как счастлив был бы отправиться на Сен-Кристоф…

— Да нет, Дюпарке, компания предпочла бы людей вашей закваски. Водрок же еще слишком зелен, чтобы можно было бы доверить ему серьезные дела.

— Не стоит судить о нем, господин президент, по тому, как он ведет себя здесь…

Фуке вдруг положил руку на плечо Жака и доверительно заметил:

— Друг мой, коли уж мы заговорили об островах, то позвольте мне представить вам одного человека, которого, возможно, компания вскорости назначит представлять ее интересы на Мартинике. Кто знает, может, ему удастся перетянуть вас на нашу сторону, да и вы тоже, благодаря сведениям, почерпнутым из рассказов вашего дядюшки, могли бы сообщить ему немало интересного… Пойдемте же скорее…

Жак Лешено де Сент-Андре имел титул генерального откупщика и только что отпраздновал свое шестидесятилетие. Это был человек высокого роста, на редкость поджарый и с холодным, бесстрастным выражением лица, которое отнюдь не соответствовало его истинному темпераменту… В свое время он вел весьма распутную жизнь, но с годами остепенился. Под маскою заносчивого высокомерия скрывался характер робкий и нерешительный. Однако ходили слухи, будто бы он пользуется особым доверием кардинала Ришелье, а уж если ему удалось ввести в заблуждение даже самого всесильного кардинала, то не следовало слишком удивляться, что и компания тоже легко поверила в его таланты.

Господин де Сент-Андре рассеянно ответил на приветствие Жака, явно не проявив к нему ровно никакого интереса. И президенту пришлось еще раз настойчиво повторить, что это родственник Белена д’Эснамбюка, чтобы старик наконец-то удостоил его ледяным взглядом и из чистой вежливости поинтересовался:

— Вы играли нынче, сударь? Надеюсь, фортуна была к вам благосклонна?

— Я редко играю, сударь. Просто пришел сюда, чтобы составить компанию брату…

— А правда ли, будто вы будете сопровождать вашего дядюшку в предстоящем путешествии на острова?

— Дядюшка и вправду вот-вот отправится в путь. Новый корабль его уже готов. Через пару месяцев он будет окончательно оснащен и вооружен. Однако, думаю, я буду куда полезней ему здесь, так что вряд ли дядюшка предпочтет взять меня с собой.

— Жаль… Не то мы могли бы с вами вновь свидеться на островах.

— В самом деле, — вмешался президент, — ведь господин де Сент-Андре намерен вскорости отплыть на острова. Сразу же после свадьбы… Кстати, дорогой друг, вы уже уточнили дату вашей свадьбы?

— Мы даже ускорили ее, — ответил господин де Сент-Андре, и лицо его вдруг сразу как-то просветлело. — Да, на целую неделю!.. — Он даже улыбнулся Жаку, прежде чем добавить: — Подумать только, как неисповедимы пути Господни. Это ведь в некотором роде благодаря вашему дядюшке я познакомился со своей будущей невестой…

Диэль глянул на него с явным интересом.

— Да-да, так оно и есть. Представьте, Белен заказал себе судно в Дьепе, когда французские корабельщики упрямо отказывались заниматься своим ремеслом. Это дело он поручил своему бывшему плотнику, и тот неплохо с ним справился, ведь бриг, как вы знаете, уже вполне готов…

Тут снова в разговор вступил Фуке:

— Дюпарке в курсе. Это он по поручению своего дядюшки и занимался этими работами…

— Позвольте мне, сударь, сделать небольшое уточнение, — со скромной улыбкой заметил Жак. — Я вовсе не руководил этими работами, как вы только что изволили сказать. Я всего лишь выполнил поручение, которое доверил мне дядюшка. Отыскал этого плотника и объяснил ему, чего от него хочет Белен.

— Так вот, сударь! — воскликнул господин де Сент-Андре. — Этот самый плотник только что был вознагражден по заслугам. Белен ходатайствовал о нем перед кардиналом Ришелье, и отныне тот будет получать из королевской казны весьма кругленький пенсион… Он уже обосновался здесь, в Париже, на улице Кок-Эрон, и даже был вместе с дочерью принят в Лувре… Там-то я и познакомился со своей будущей невестой… Надеюсь, вы меня понимаете, не так ли?

Внезапно Жак побледнел как полотно. Его охватила дрожь. Ему стоило нечеловеческих усилий, чтобы не крикнуть: «Не может быть! Неужто Мари и есть та девушка, на которой вы вознамерились жениться?!»

Внутри у него словно вдруг образовалась какая-то странная пустота. Голова кружилась, все поплыло перед глазами…

Так, значит, Жак все-таки не ошибся! Та, кого он заметил в толпе, и вправду была Мари Боннар. Насколько далеко зайдет в своей игре случай? Неужели ему угодно, чтобы они снова свиделись?

В полном смятении, с отсутствующим взглядом, он даже не слышал реплик, которыми обменялись Фуке и Сент-Андре. Чтобы вывести его из этого оцепенения, президенту пришлось дернуть его за рукав и проговорить:

— Положительно, друг мой, вы что-то нынче явно не в себе… Пойдемте же, господин де Сент-Андре желает представить вас своей невесте…

Не произнеся ни слова в ответ, Жак машинально последовал за ними. Выходит, он прожил целый год, не сделав ни малейших попыток снова увидеться с Мари, все более и более утверждаясь в уверенности, что союз между ними, в силу разницы происхождения, никак невозможен, и вот теперь, узнав, что она собирается выйти замуж за этого человека, он вдруг почувствовал жестокое разочарование, невыносимую боль и мучительные сожаления…

Он шел походкой механической куклы, не видя ничего вокруг и даже не ища глазами Мари, с которой его теперь собирались свести лицом к лицу.

Наконец они остановились перед группой людей, которые, собравшись вокруг Констана д’Обинье, затаив дыхание, ловили каждое его слово.

Кавалер де Сент-Валье, большой поклонник краснобая, осклабился, от восхищения закудахтав точно курица; но тут, прямо рядом с ним, он увидел Мари…

Она стала еще прекрасней, чем при их встрече в Дьепе. Напудренная, губы слегка подкрашены кармином. Длинные, загнутые ресницы оттеняли глаза, в которых играли золотистые блики. На ней было платье с низким декольте, а на оголенных плечах сверкал каскад бриллиантов.

Она не заметила его и продолжала смеяться над остротами Констана д’Обинье. Жак вдруг почувствовал дикую ревность к д’Обинье, даже больше, чем к Сент-Андре, который как-никак собирался стать счастливым супругом этой девушки!

Группа расступилась, пропуская троих вновь прибывших. Сент-Андре с неизменной высокомерной миной представил всех друг другу. Президент Фуке первым вышел вперед и отвесил Мари глубокий поклон. Жак по каким-то неуловимым жестам понял, что престарелый жених Мари подал девушке знак, чтобы та была особенно любезна со всемогущим главою компании. И действительно, не успела она перехватить взгляд будущего супруга, как тут же поспешила одарить президента обворожительнейшей из улыбок и нежнейшим голоском проговорила:

— Мой жених, Жак де Сент-Андре, не проходит и дня, чтобы он не говорил мне о вас.

— Весьма признателен вам, мадемуазель, что вы не забываете о вашем покорном слуге, — ответил президент. — И рад, что в этот вечер мне представился случай выразить вам свое восхищение. Примите заверения, что и я тоже часто думаю о вас и о господине де Сент-Андре…

В тот момент Жак Диэль услышал, как Фуке произнес его имя. И Мари, так до сих пор его и не заметив, уже было протянула ему руку.

Но тут, узнав наконец своего рыцаря, слегка отступила назад и побледнела как полотно.

— Примите искренние заверения в совершеннейшем к вам почтении, — только и смог охрипшим вдруг голосом произнести Жак, склоняясь в низком поклоне.

Потом отступил назад, дабы оставить девушку с президентом один на один. Он испугался, как бы, задержись он перед нею, их замешательство не стало слишком заметно для окружающих. Ему ли было не знать, как скоро рождаются сплетни и как мало нужно, чтобы свет заговорил о новой любовной интрижке. Но все же не мог отвести от Мари глаз. И не было сомнений, что и она при виде его тоже не осталась равнодушной. С рассеянным видом Мари слушала галантные любезности Фуке, нервно поигрывала веером и силою заставляла себя отвести взгляд от молодого человека — но было видно, что ей явно не по себе.

Констан д’Обинье же, вдруг с огорчением почувствовав, что перестал быть центром всеобщего внимания, обвел высокомерным, слегка презрительным взглядом Сент-Андре, Дюпарке и Фуке. Ведь кошелек его был битком набит золотыми монетами, а уж кому, как не ему, знать цену презренному металлу… Поскольку никто уже не обращал на него никакого внимания, Жак счел за благо удалиться прочь. Ведь, оставайся он и дальше вместе с ними, Мари могла бы подумать, будто он имеет ей что-то сказать, а то еще, чего доброго, помешает ей блистать в обществе. Хотя было очевидно, что будущий супруг сгорал от желания, чтобы она предстала перед Фуке во всем блеске своего обаяния.

Он нехотя повернулся и медленно побрел прочь. Боль все еще не отпускала, он никак не мог оправиться от шока этой нежданной встречи, от горечи внезапной утраты. Что ему теперь еще делать в этом гнусном салоне мадам Бриго, подумал он про себя, но все-таки не решился покинуть его прежде Мари, ибо в нем еще оставалась потребность чувствовать, что она где-то рядом. И стал искать глазами какой-нибудь укромный уголок, чтобы оттуда в одиночестве, стараясь не попадаться никому на глаза, еще немного полюбоваться красотою девушки.

Он подумал о жемчугах и бриллиантах, украшавших шею, грудь и запястья Мари. Откуда у нее все эти драгоценности? Подарки Сент-Андре? Впрочем, она успела проделать такой путь от дьепской таверны, что он не слишком удивился бы, узнав, что девушка пережила уже немало любовных приключений, а все эти безделушки — просто плата за ее благосклонность… От этих мыслей на душе у него стало совсем скверно.

Тем не менее теперь ему уже удалось взять себя в руки и обрести обычную свою самоуверенность — он был не из тех, кто легко сдается без борьбы, но все равно не видел ни единого средства помешать этому браку.

Слов нет, Сент-Андре слишком стар для такой девушки, как Мари, и Жак подумал про себя: «Нельзя допустить такого нелепого, странного брака! Не может Мари навеки связать свою жизнь с этим напыщенным стариком. Ведь, насколько я успел узнать ее, в ней нет ничего от авантюристки или искательницы приключений, и если уж она согласилась выйти замуж за человека, который даже старше ее родного отца, толкнуть ее на такой шаг могло только неуемное тщеславие. Но я, не заметил в Мари никакого тщеславия. Она была слишком чиста, слишком искренна, слишком наивна в своей неискушенности, чтобы вот так сразу, за какой-то год, превратиться в жалкую, продажную интриганку».

Наконец он нашел уголок, какой искал: там стоял огромный канделябр, он зашел за него и прислонился к колонне в надежде, что уж здесь-то его никто не потревожит. И отсюда он мог смотреть на Мари. Похоже, и ей уже удалось вполне овладеть собою. Он заметил, что красота ее притягивает все мужские взгляды, и она улыбалась, явно польщенная таким вниманием. Его слегка задело, что она ни на секунду даже не попыталась проследить глазами, в каком направлении он исчез.

Внезапно за спиной у него раздался резкий голос, заставивший его вздрогнуть от неожиданности.

— Ах, вот вы где прячетесь, Дюпарке!.. А вас братец повсюду разыскивает…

Он круто обернулся, досадуя в душе на эту неожиданную помеху, однако успел сделать любезную мину, оказавшись лицом к лицу с виконтом де Тюрло, ибо знал, что тот числится одним из друзей Пьера.

— Добрый вечер, — поздоровался он. — Я и не знал, что брат меня ищет. Он что, уже собрался уходить?

— Не думаю, — возразил Тюрло с какой-то зловещей улыбкой, которая сразу насторожила Жака. — Он встал из-за карточного стола, сказав, что ему необходимо поговорить с вами, и незамедлительно… Поскольку мы решили продолжать игру, а он все не возвращался, я подумал, не поискать ли его самому…