— Может, и так, но это не значит, что нужно пользоваться их непросвещенностью и навязывать поклонение богу, делая из них рабов. Это не то, чего хотел отец, который являлся последователем Моисея и хранителем тайного имени.

— Я верен клятве отцу и знаю о своем предназначении, но народ пока не готов. Всему свое время, а ты хочешь летом объявить зиму, как это возможно? Нужно дождаться подходящего момента, поэтому я и хочу распространить это упрощенное учение, записанное мудрецами в пять книг, чтобы подготовить этих простолюдинов и земледельцев к более высокому учению. Ты же читал его и не мог не заметить, что в тайной форме там сохранилось учение о свободе.

— Да, там зашифровано истинное учение Моисея. Но религия, целью коей разделить людей, а не объединить их, истолкует его по-своему. Следуя наставлением отца, в Урушалеме ты должен воздвигнуть храм истиной веры, свободы и равенства, а не храм поклонения одному богу. Этот храм с хранящимся в нем ковчегом должен был стать символом свободы и справедливости для всех людей мира, царством, где все будут равны и свободны. Разве не так, брат? — вопросил военачальник, после чего продолжил: — А что получилось? Ты окружил себя фанатично преданными религии коэнами и праздными льстецами, готовыми за щедрые дары без устали воспевать твое величие.

Выслушав военачальника, Соломон произнес:

— Эти льстецы, как ты выразился, сделали меня известным во всех уделах. Нет уголка земли, где люди не знают обо мне и моем процветающем государстве. Разве не об этом мечтал отец? А что касается преданных религии коэнов, то они обеспечивают мне всяческую власть, народ подчиняется мне беспрекословно.

— Но замысел был совсем другим, купцы со всех земель должны были прибывать сюда и, увидев справедливое царство, где все равны и свободны, с восторгом рассказывать об этом во всех уголках земли. А сейчас они только говорят о твоем роскошном дворце, богатстве и гареме.

— Заметь брат, они также говорят о моей мудрости, справедливости и о том, что я сделал Урушалем самым сильным и богатым царством в мире. Мы заставили во всех уголках земли говорить о нашем могуществе. И если постепенно мы обучим людей в моем царстве грамоте, то уже через десять, двадцать или тридцать лет сможем объявить о всеобщем равенстве, после чего и цари во всем мире последуют нашему примеру.

— Соломон, если ты не сделаешь этого сейчас, то не сделаешь никогда, поскольку с годами с властью расставаться все труднее.

— Дорогой брат, как ты себе это представляешь? Через неделю или месяц я объявлю о всеобщей свободе, и равным со мной по статусу станет земледелец, не умеющий читать и писать? Люди не готовы, уверяю тебя, они и сами этого не захотят, поскольку все их интересы — поесть, выпить и иметь крышу над головой. Они восстанут против меня, как тогда в пустыне против Моисея, желающего дать им свободу, и потребуют вернуть все обратно.

Отмечая разумность аргументов, Мариадон молчал.

— Я убежден, и отец, и ты торопите события. Садок прав, люди хотят видеть во мне единого правителя, наместника бога на земле, и поэтому время еще не пришло.

— Соломон, ты сам не поймешь, как станешь заложником власти и религии. Вспомни, в начале твоего восхождения на престол они занимали более нейтральную позицию, но год от года их доминирующая роль в царстве все возрастает. С постройкой храма они будут все больше вмешиваться в государственные дела и практически диктовать тебе свои ценности и волю.

Царь задумался. Стремясь привести весомые аргументы правильности принимаемых решений, Соломон сказал:

— Мариадон, в религии есть много положительного, жаль, что ты этого не понимаешь. Вспомни сколько времени и сил заняло у отца объединить двенадцать колен этого народа в одно царство, вспомни постоянные восстания. Но как только мы начали насаждать религию, убедили всех повиноваться одному богу и царю, его наместнику на земле, то все эти двенадцать колен, среди которых я и разделил наше царство, без единого сражения стали повиноваться мне.

Военачальник понимал, что переубедить царя вряд ли удастся. Было понятно, что он встал на сторону первосвященника и их лесть ему была слаще наставлений отца. Видя все это, Мариадон высказал предостережение:

— Соломон, ты еще молод, но запомни одно — религия, как ненасытный дракон, будет пожирать все больше и больше людей во всем мире. Она в основном для непросвещенных людей, и поэтому священнослужители будут заинтересованы в том, чтобы их становилось все больше. Борьба со знанием и просвещением будет вестись все жестче, несмотря на то, что в религиозных книгах говорится о любви к ближнему. Без насилия и борьбы с инакомыслием, религия долго не просуществует, поскольку только непосвященный будет слепо верить во все, что ему скажут, и его без труда можно будет запугать адом за непослушание религиозным предписаниям. Если ты мне не веришь, то в скором времени сможете во всем убедиться.

Соломон задумался и через некоторое время сказал:

— Мариадон, ты же сам говорил, что в Книге Судеб, показанной тебе отцом, написано, что тайное учение люди постигнут только через три тысячи лет.

— Да, это так, но оно может покорить сердца людей в любое время в течение этого периода. Если ты с этим не согласен, то дай моим военачальникам вольную, и мы покинем Урушалем.

— Мариадон, я хочу, чтобы ты остался здесь со мной! И даже если ты будешь настаивать, я все равно не смогу отпустить тебя, пока ты не передашь мне тайное слово, управляющее Ашмедаем, как того хотел отец. Без него мое царство никогда не будет в безопасности.

— Этому не бывать. Отец передал его мне, и я передам только истинному, справедливому правителю мира, или оно уйдет со мной.

Соломон был явно недоволен ответом Мариадона. Пытаясь успокоить царя, военачальник продолжил:

— Тебе незачем беспокоиться о безопасности Урушалема, я оставляю здесь сильную, обученную армию. А если ты думаешь, что я попытаюсь занять твой трон, то, как ты успел убедиться, я верен слову, данному отцу и никогда не восстану против твоей власти. Ковчег мы вернули на место в храм, а без него этим словом в других землях я воспользоваться не смогу.

— Брат, тебе прекрасно известно, что ковчег без имени — это всего-навсего сундук, и если ты покинешь эти земли, то я больше никогда не смогу чувствовать себя в безопасности. Когда ты рядом, я спокоен, поскольку полностью доверяю тебе. Но, оставив меня без тайного имени, ты сделаешь мое царство легкой добычей для соседних правителей. Следуя твоим словам, священники тоже смогут свергнуть меня в любой момент, поскольку набирают все больше власти и популярности.

Мариадон молча слушал молодого государя, взволнованного усилением влияния религиозных деятелей и беспокоящегося о безопасности своей власти.

— Поэтому ты мне нужен здесь, как противовес религии. Ты тот, кому я доверяю больше всех, и на кого всегда могу положиться. Прошу тебя, подумай. Что тебя не устраивает в моем царстве? Ты делаешь практически все, что хочешь, ты не обязан посещать религиозные мероприятия, под твоим командованием целая армия. У тебя в самом сердце Урушалема есть ложа для работ ордена, обещаю что после праздников, я как и раньше, буду посещать ее вместе с вами.

— Мы не вели работы в нашей ложе около года, поскольку рядом ты приказал возвести храм. Там и раньше было многолюдно, но после постройки храма священники кружат там целыми днями и собрания проводить невозможно.

— Выбери любое другое место в столице, обещаю, оно будет твоим или проводите работы по субботам.

— Мы не желаем скрываться. Эта ложа в Урушалеме для нас всех имеет большое значение, поскольку именно в ней мы в твоем присутствии основали наш орден.

— Мариадон, я выставлю там круглосуточную охрану, чтобы вы и дальше беспрепятственно смогли совмещать службу с учением в своем кругу. И как только придет подходящее время, мы сразу же его распространим среди простого народа.

Слова и намерения Соломона были искренними, но Мариадон понимал, что под влиянием священнослужителей царь никогда не сможет их исполнить. Садок и раньше с настороженностью относился к военачальнику, но после того, как первосвященник узнал от трех офицеров о братстве, их противостояние возрастет. Поэтому Мариадон видел единственный выход из ситуации, — получить вольную для военачальников и покинуть эти земли.

— Соломон, ты же сам видишь, как наши взгляды на устройства царство расходятся с каждым днем. Уверяю тебя, что дальше они разойдутся еще больше, тем более что священники узнали о нашем ордене.

— Я заставлю замолчать Садока, Ванею и тех трех офицеров, даю тебе слово. И все, что я прошу от тебя, остаться военачальником моей армии. Сейчас мы сильны как никогда, у тебя на вооружении появились боевые колесницы из Египта, в скором времени к ним присоединятся более десяти тысяч всадников, и все они будут под твоим командованием. Подумай только — какая это сила!

Мариадон молча слушал царя, а тот с еще большим воодушевлением продолжал:

— Брат, мы не можем оставить дело отца незавершенным и должны продолжить расширять наши границы. Как только мы завоюем весь мир, то обязательно выполним все наставления отца.

— Если вы говорите о расширении границ и новых войнах, то отец не об этом мечтал. Он хотел, чтобы идеи о равенстве и братстве ты насаждал не силой, а мудростью, справедливостью и милосердием, личным примером. Только так это учение сможет проникнуть в сердца людей во всех уголках земли. И они примут его добровольно, а не под угрозой меча.

— Без расширения границ идеи отца — это пустой звук. Вспомни, сколько войн ему пришлось вести, мы должны продолжить его путь и присоединять новые земли. Только представь, с нашей армией и Ашмедаем мы завоюем весь мир, а слава о нас переживет века.

— Соломон, ты же знаешь мои принципы, я веду только оборонительные войны и всегда выступал против излишнего насилия. А если ты завел речь о сражениях отца, то в конце жизни он понял их бессмысленность и завещал тебе быть мудрым и мирным царем в границах этих земель. Он понял, что насилие, порождает только насилие, и только милосердием можно победить несправедливость. Разве не так? Разве не потому, что на твоих руках не было человеческой крови, он доверил тебе занять трон и начать новую страницу в его учении. Но в тебе вместо смирения все громче говорит гордыня. Завладев тайным словом, ты погубишь себя и учение отца. Поэтому наши пути расходятся, и я требую, чтобы ты дал вольную моим военачальникам, как и обещал, разве царю не следует держать данное слово?

— Брат, прошу тебя, не горячись! Давай все еще раз спокойно обсудим после праздников, ты же видишь, сколько важных событий происходит, сколько прибыло важных гостей.

— Я не могу столько ждать.

Посмотрев внимательно в глаза военачальника, владыка предложил:

— Тогда давай поговорим завтра, после вчерашнего пира и выпитого вина у меня ужасно раскалывается голова.

Мариадон никак не реагировал, после чего государь продолжил:

— Брат, разве этот разговор не может подождать до завтра? Я буду лучше себя чувствовать, и мы спокойно сможем все обсудить, а сейчас составь мне компанию на обеде. Помнишь, я обещал, что ты сможешь увидеть сегодня что-то необычное, то, чего никогда не видел. Если бы ты знал, что вчера попало в мои руки! — улыбаясь, продолжал Соломон.

На Мариадона это не производило большого впечатления, но, чтобы не давить на властителя, который действительно имел не бодрый вид, он спокойно сказал:

— Хорошо, Соломон, но завтра мы решим все вопросы относительно вольной.

— Обязательно, — воскликнул царь, радуясь тому, что разговор удалось отложить.

ГЛАВА 12. КОЛЬЦО С АСТЕРИКСОМ

По дороге на обед Соломон, сопровождаемый Мариадоном, шел молча. Несмотря на то, что у него раскалывалась голова, все мысли его были заняты той самой проверкой, что он по настоянию Садока, приготовил для Македы. Соломон поведал первосвященнику слова царицы о том, что она подвернула ногу, и это служит причиной тому, что служанка помогала ей ночью. Он также пытался убедить первосвященника доводами, что прошлым утром она пришла на завтрак, а потом на суд, и везде передвигалась самостоятельно, хоть и очень медленно, но Садок оставался непреклонен и настаивал на проверке. Чтобы развеять сомнения первосвященника, а также множащиеся слухи среди народа, что начал шептаться, будто царь обручился с демоницей, Соломон дал согласие на проверку. После ночного пира он приказал покрыть верхнюю часть бассейна стеклянным полом, наполнить водой и запустить туда рыб. Для человеческого взгляда, это казалось как обычно наполненный водой бассейн, глубина коего не более двух локтей. Предварительно разместив столы с гостями по двум сторонам, чтобы царица Савская не смогла обойти бассейн, он с нетерпением дожидался ее появления. Увидев Македу у входа, он попросил пройти к нему и занять место рядом. Сделав несколько шагов и приблизившись к бассейну, владычица подняла платье, чтобы оно не намокло и, собираясь сделать шаг в воду, замерла. Взору всех гостей предстали ее ноги, к разочарованию Садока, оказавшиеся человеческими, хоть и слишком худыми. Правитель был вне себя от радости, ему удалось развеять слухи о демоническом происхождении невесты, бродившие среди гостивших у него коронованных особ, купцов, священнослужителей, а главное — среди подданных. Понимая, что теперь ничто не помещает сделать Македу царицей Урушалемской, Соломон испытывал глубокое удовлетворение.