— Если отец избрал для тебя такой путь, значит, он единственно верный. Посуди сам, если ведя бесконечные войны, он сумел объединить только территории этого царства, то тебе, чтобы объединить весь мир под своим началом, не хватит нескольких жизней.

Выслушал Мариадона, повелитель спокойно ответил:

— Ты ошибаешься, брат. Мне хватит одной жизни, даже десяти, максимум пятнадцати лет, если Ашмедай будет служить мне или ты поведешь мою армию покорять новые земли.

— Это снова путь к насилию, против чего выступал отец. Жаль, что ты перестал придерживаться его наставлений и готов совершить страшную ошибку.

— Хочешь я докажу тебе, что идеи отца невыполнимы без насилия, — приподнявшись в кресле, произнес Соломон.

— Внимательно слушаю, — промолвил Мастер.

— План левитов сделать из Урушалема торговую столицу мира, куда будут добровольно присоединяться остальные земли, с треском провалился. Как ты видишь, к нам никто не спешит присоединяться, несмотря на то, что мы самое могущественное и богатое царство в этих землях. Это все потому, что каждому хочется управлять самостоятельно и быть независимым правителем в своем царстве. Правители скорее разорвут торговые отношения с Урушалемом, чем присоединится к нам добровольно, а народ поддержит своего великого повелителя. Я согласен, что это прекрасный план, но он намного опережает свое время. Чтобы его осуществить, должна быть сменяемость власти, а нынешние цари во всех землях правят единолично и до конца своих дней.

Сделав короткую паузу, Соломон продолжил:

Ты должен понимать, что для осуществления этой задумки нужно, чтобы правители добровольно поделились своей властью или во всех землях подданные свергли их и установили власть таких царей, кои после определенного периода будут постоянно меняться. Только временные правители, понимая, что скоро их правлению придет конец, не будут так сильно держаться за власть и согласятся пойти на многие уступки.

Мариадон, отмечая истину в словах Соломона, молчал.

— Я до последнего времени строго следовал заветам отца, но, как ты видишь, дальше наших границ мы так и не продвинулись. Поэтому я и прошу тебя передать мне тайное слово, как поручил тебе отец. Я убежден, если бы он сейчас находился с нами, то поддержал бы меня в данной ситуации.

— Соломон, тебе прекрасно известно, что этим ковчегом может воспользоваться человек только с чистыми помыслами, для защиты своих земель. А пользоваться им для праздного удовольствия, демонстрируя свое величие перед правителями или руша все царства вокруг, нельзя, это ни к чему доброму не приведет.

— Брат, пойми, моя власть в опасности! Я отпустил твоих военачальников, и ты больше не готов защищать его. Как только повелители соседних земель узнают об этом, они нападут на нас. Кому как не тебе знать, что они выжидают подходящий момент, чтобы свергнуть власть отца нашего.

— Я давно нахожусь в этом царстве, часто общаюсь с простым народом и могу сказать, что бояться тебе нужно не царей из других земель, а бунта своего народа. У простого народа вызывает недовольство то, что ты постоянно увеличиваешь налоги ради грандиозных построек в Урушалеме. Даже терпению тех, кто яро придерживается религии единобожья, может прийти конец. А напасть на Урушалем извне еще долго никто не осмелится. Я подготовил одну из сильнейших армий в регионе, поэтому в ближайшее время твоим землям ничего не угрожает, это я обещаю, — внимательно посмотрев на Соломона, Мариадон, продолжил. — А даже если кто-то и осмелится, я сразу же прибуду сюда и встану на защиту земель отца нашего, и если будет необходимо, задействую и Ашмедая.

Поняв что Мариадон непреклонен и ни при каких условиях не готов передать ему слово, владыка, еле сдерживая слезы, проговорил:

— Ты обманул меня, брат. Как ты мог?

— Соломон, ты не оставил мне выбора. В последнее время между нами все больше разногласий, особенно это касается твоего стремления во всем угодить священнослужителям, желающим лишь силой насаждать религию. Мне непонятно их стремление не просвещать народ, а поработить его.

— Мариадон, ты многое можешь говорить о религии, но тебе неизвестна ее истинная сила. Благодаря этой самой религии, я уже достиг того, о чем отец и мечтать не мог. Да, было много жертв, но теперь люди свято верят в единого бога и чтят меня во всех уголках моего царства. Священнослужители, в отличие от тебя, превозносят меня, как наместника бога, Спасителя и никогда не обманывают.

Выслушав пылкую речь царя, Мариадон спокойно произнес:

— Брат Соломон, ты еще молод и только с годами поймешь, какого дракона вскормил для защиты своей власти, но будет поздно. Вынужден повторить, что здесь наши пути расходятся, поскольку своими речами ты стал мне все больше напоминать того правителя из рассказа отца.

— Какого еще рассказа?

— Об отравленном колодце. Отец тебе в детстве не рассказывал эту историю? Тебе бы не помешало ее знать.

— А о чем в ней говорится?

— Когда народ стал проявлять недовольство одним царем, тот созвал мудрецов, и они посоветовали ему изготовить волшебное зелье, что будет утешать и давать людям надежду на лучшую жизнь. Они вылили его в колодец. И люди, каждый день выпивая эту воду, становились спокойнее и счастливей, а государь и его приближенные мудрецы продолжали пить чистую воду из своего источника. В скором времени подданные начали замечать странности в поведении владыки. Подумав, что тот заболел или сошел с ума, не веселясь, как они, и не разделяя их веры в лучшее будущее, они начали требовать его отречения от престола. Властитель снова созвал мудрецов. Чтобы сохранить власть, они посоветовали ему испить из общего колодца и стать таким же. Когда перед народом появился веселый и разделявший их веру правитель, то все снова восславили его и продолжили верно ему служить.

Думая над скрытым смыслом услышанного, Соломон поинтересовался:

— Ты намекаешь на то, что, насаждая религию, я тоже начну следовать ее законам, но ты глубоко заблуждаешься, — усмехнулся повелитель.

— Нет, брат, эта история говорит о том, что если многие веруют во что-то, это не обязательно истинно. А что касается твоих подданных, некоторое время они могут веровать в то, что ты наместник бога, но рано или поздно тебе придется сделать выбор, — предать истинное учение отца и стать одним из них, приняв их религию, или быть свергнутым.

— Поживем — увидим, — произнес гордо царь. — Ты плохо знаешь меня, брат, я свято чту память своих предков и следую, как и ты, советам отца, утверждавшего, что человек сам творец своей судьбы. Садок, чтобы вызвать еще большую преданность народа, просил позволения и мою мать, как когда-то и нашу прапрабабушку Руфь, и отца Давида, приписать к их народу, но я на отрез запретил делать это. Я никогда не предам своих корней, и если придется выбирать, я лучше обращусь к богам моей матери, предки коей вообще были идолопоклонники, чем приму придуманную людьми религию. Поскольку именно эти боги веками оберегали наш род, а не эта религия и ее священники.

— Выбор богов, это твое личное дело, а увидимся мы еще или нет, никто не знает.

Отметив, что Мариадон собирается покинуть дворец, Соломон, немного подождав, решил предпринять очередную попытку выторговать заветное слово:

— Брат, передай мне тайное слово. Я даю царскую клятву, что позволю тебе и первенцам военачальников завтра же покинуть Урушалем. Не спеши с ответом, подумай до утра.

— Это не вопрос торга, Соломон. Завтра утром я приду за первенцами, чтобы военачальники не нарушили данное мне слово и не сокрушили твое царство. Они в ярости, и я ничем не смогу тебе помочь, поскольку связан клятвой о защите и с ними, так что выбирай.

Мариадон решил припугнуть повелителя, дабы тот отпустил первенцев, прекрасно понимая, что его военачальники ни за что не подвергнут опасности жизни своих детей, находящихся в заложниках, и не нарушат клятву о ненападении.

Владыка задумался над словами Мариадона.

Спокойно глядя на царя, Мариадон произнес:

— Соломон, позволь нам с миром покинуть эти земли, и на руках твоих не будет напрасной крови.

— Я подумаю, — тихо произнес властитель.

— А сейчас подойдите ко мне, брат, я хочу обнять тебя, — произнес Мариадон.

Когда государь спустился с трона, Мастер, нежно обняв его, сказал:

— Я все равно люблю тебя, брат. У нас один отец, а от него не мог бы произойти на свет недостойный сын. Подумай над моим предложением и поступай так, как считаешь правильным.

* * *

После того как Мариадон покинул дворец, правитель продолжал думать над его предложением. Понимая, что если завтра вместе с первенцами Мариадон покинет царство, так и не сказав тайного слова, то ему навсегда придется забыть о мировом господстве. Не желая верить в подобное развитие событий, он тешил себя надеждой, что Мастер все же передал ему заветное слово, поскольку Ашмедай появился и выполнил его указание днем. А перед вечерним представлением священники могли что-то сделать с ковчегом. Также владыка предполагал, что Ашмедая можно вызвать только раз в сутки, а может, все дело в том самом мече Мариадона, как говорит Ванея. Все эти вопросы занимали голову молодого государя, и он прекрасно понимал, что этой ночью ему предстоит сделать непростой выбор. Единственным утешением осталась мысль о скорой встрече с Македой, за коей он и отправил Ванею.

Через некоторое время в тронный зал зашел запыхавшийся от быстрой ходьбы первосвященник Садок.

Соломон холодно встретив первосвященника, даже не дав отдышаться, спросил:

— Ты опросил своих бестолковых священников, стерегших ковчег?

— Великий повелитель, — тяжело дыша, проговорил Садок, — я сделал все, как вы приказали, опросил всех священников, стоявших вокруг ковчега. Но все, как один, уверяют, что ничего необычного с ковчегом не происходило.

Отмечая, как тяжело дышит Садок, одной рукой держащийся за сердце, владыка строго произнес:

— Пройди, отдышись, от тебя, как от твоих священников, нет никакой пользы.

Тяжело взбираясь по лестнице, первосвященник занял свое место.

— Может, это их бестолковые молитвы спугнули Ашмедая? — продолжил властитель.

— Я все это предусмотрел, великий повелитель, и поэтому с самого утра запретил им читать молитвы вслух, они только шептали еле слышно.

Сильно ударив кулаками по ручкам трона, Соломон возмущенно спросил:

— Почему тогда Ашмедай не появился вечером?

Садок, опустив голову, молчал.

— Днем он отозвался на это слово, а вечером так и не появился.

— Может, вам Мариадон дал не то тайное слово, великий правитель? Или, как утверждал Ванея, все дело в его мече, — с опаской глядя на повелителя, произнес первосвященник.

— Ты бы лучше сам сказал что-то умное, а не пересказывал слова Ванеи.

— Простите, царь, этого больше не повторится.

Государь задумался.

— Вы не отчаивайтесь, мы обязательно подберем нужно слово.

— Пока вы его подберете, в Урушалеме никого не останется, — грозно произнес Соломон.

— Что вы имеете в виду?

— Ты разве не помнишь о подобных попытках в пустыне, когда священнослужители мгновенно умирали, пытаясь в обход Моисея подобрать правильное слово? Тебе придется запастись еще одной армией священников.

— А что тогда делать, премудрый господин?

— Любым способом разузнать слово у Мариадона, пока он еще в Урушалеме, а также заполучить его меч, может, и в самом деле дело в нем. После ужина с царицей вы с Ванеей никуда не отлучайтесь, я провожу ее, и затем спокойно поговорим.

— Как скажете, мудрейший повелитель.

В это время стражник доложил, что военачальник Урушалемский просит принять его. Ванея, так же, как первосвященник, вошел, тяжело дыша.

— Повелитель мы все обыскали, но ее нигде нет.

— Кого ты искал и зачем?

— Вы же отправили меня узнать, почему царица Македа не пришла в шатер, а также приказали пригласить ее на ужин.

Соломон насторожился.

— Помните, днем ее служанка сказала, что Македа плохо себя чувствует и не сможет прибыть по вашему приглашению в шатер?

— Ну и что в этом такого?

— Сейчас, когда я поинтересовался, где царица, она ответила то же самое. У меня возникли подозрения, и я попросил одну из жен священников пройти внутрь. Когда она вышла, то сказала что ни вашей невесты, ни няни в покоях нет.

— Как это могло случиться? — грозно прокричал владыка. — Я доверил тебе охранять дворец, а из-под твоего носа пропала моя невеста.

Ванея, сильно нервничая, продолжал оправдываться перед повелителем:

— Лучшие стражники сейчас допрашивают ее, она обязательно все расскажет.

— Может, ее похитил кто-то из гостей? — продолжал кричать Соломон.