— Ложись.

— Я не хочу спать.

— Тогда почитай книгу. Ты выпил два бокала вина и четыре бренди.

Она начала считать, сколько он пьет еще до того, как они ушли в кабинет. Значит, несмотря на внешнюю холодность, все же обращала на него внимание.

— Я люблю тебя, — вдруг произнес он, обнимая ее.

— Я не лягу с тобой, Кит. — Она отвернулась. — У меня нет никакого желания спать с пьяным.

Как больно… Он сказал, что любит ее, а она не ответила на его признание. Да, слова были сказаны игривым тоном, однако он говорил совершенно искренне.

— Я люблю тебя, Вайолет, — повторил он. Голову заполнила пульсирующая боль, словно он стоял под дождем из срывающихся с обрыва камней.

Она даже не оглянулась.

— Спокойной ночи, Кит. — И вышла.

Ее шаги затихли за дверью. Только в этот момент он смог поверить в то, что произошло. Вайолет ушла.

Кит упал в кресло и отхлебнул бренди. Гребаный идиот. Никогда еще он не говорил женщине, что любит ее. Конечно, он не раз говорил Вайолет, что любит ее тело, ее улыбку, ее груди и все те шалости, которые она проделывала под одеялом, но в любви к ней самой признался впервые.

И оказалось, что Вайолет наплевать.

Сердце полоснула боль. Вайолет была ответственной и практичной женщиной. Она гордилась тем, что безупречно выполняет свои обязанности и доводит дела до конца. Что, если и он был для нее делом, которое теперь закончено? За ним приехали родственники, его личность установлена. Все, заботиться о нем больше незачем.

Она не любит его. Что, если она перестала питать к нему даже симпатию? Сможет ли он вынести отвращение на ее лице, когда увидит ее утром? Сегодня он показал себя с наихудшей своей стороны. Если отныне она не хочет иметь с ним ничего общего, ее можно будет понять.

Кит спрятал лицо в ладонях. Он все испортил. Как портил все и всегда. Его зацикленность на власти, на контроле, все это было нужно затем, что справиться с мыслью о своей ненужности. Пережить тот факт, что он приносит одни разочарования. Глумясь над правилами приличия, он воображал, что таким образом сам управляет своей судьбой. Сам устанавливает для себя правила.

Вайолет Лоренс все изменила. Теперь он мечтал получить возможность ходить с нею в театр или прогуливаться верхом в Гайд-парке. Тайком целоваться в Воксхолл-Гарденз. Смотреть вместе на скачки. Играть вечерами в хазард до полного изнурения — в прямом и переносном смысле.

Но все его фантазии обратились в пепел. Впервые после смерти родителей он вновь ощутил себя так, словно остался в мире совсем один.


* * *


Когда Вайолет проснулась, в спальне было темно. Замерзнув, она потянулась к горячему телу Кита и не нашла его. Впервые за долгое время она спала одна.

Откинув одеяло, она увидела, что рядом с ее кроватью дремлет на тюфяке Мириам.

Скрипнула половица. Мириам подскочила.

— Миледи, вам что-нибудь нужно?

— Почему ты здесь, а не у себя в комнате?

— Эйвери попросил вас проведать. Во сне вы плакали, и я побоялась оставлять вас одну.

Пока Мириам раздвигала шторы, Вайолет подошла к туалетному столику. Присела, взглянула на себя в зеркало и увидела припухлости под глазами. Она и вправду плакала.

Их отношения с Китом стремительно распадались. Никогда еще она не видела его таким подавленным и уязвимым, как вчера. О, он злился, когда по распоряжению врача она держала его взаперти. Бросался вещами от бессилия вернуть память. Но вчерашняя его злость была совсем иной.

В его душе была брешь. Пустота, которую она до сих пор не замечала. Пропасть настолько глубокая, что становилось страшно. Теперь Вайолет понимала, что заполняя свою жизнь алкоголем, женщинами, боксом и любыми занятиями, которые позволяли ему доминировать, он пытался заполнить эту зияющую, черную пустоту.

Чем была для него она? Очередным средством побороть запрятанные глубоко внутри страхи? Что, если все, чем он занимался с нею, было сделано из потребности самоутвердиться и проявить перед кем-то свою власть?

— Не сочтите за дерзость, миледи, но мне кажется, вам нехорошо. Подать вам завтрак? Чаю с тостами, например? Вчера вечером вы почти не ели.

— Принеси немного сидра. И проверь, пожалуйста, не проснулись ли гости.

— Хорошо, миледи.

Вайолет вытащила из прически шпильки, поскольку перед сном не удосужилась заплести косу, поднесла к волосам расческу и замерла. В память ворвались слова Кита. «Я люблю тебя». В пьяном ступоре он сказал ту единственную вещь, которую она мечтала услышать. Ну, помимо «Я останусь с тобой».

Как он мог такое сказать, пусть даже в шутку? Его заплетающийся язык, игривый тон — все указывало на то, что он говорит несерьезно. Кит просто переманивал ее на свою сторону, чтобы она защитила его перед Беллой. Как он мог быть настолько бесчувственным?

Вчера все пошло кувырком. Она вмешалась в чужой конфликт, в чужую семейную драму, которая разыгрывалась не первое десятилетие. Да разве могла она помочь Дэниелу и Изабелле наладить отношения?

Вайолет сделала глоток вчерашнего несладкого чая. Во рту стало горько. Она по-прежнему не могла думать о нем, как о Дэниеле. Даже после вчерашнего.

Как ей теперь выпутаться из этой ситуации? Покончить с Китом и его веселой семейкой и попытаться восстановить свой мир из руин? Ведь ее сердце окажется разбито, как только он выйдет за дверь.

Вайолет всегда следовала зову долга. Ей уже приходилось собирать себя по частям и налаживать жизнь заново. Ее покинул Джон. Скоро уйдет и Кит. Такова, очевидно, ее доля — терять любимых мужчин.

Мириам принесла сидр. Для алкоголя было рановато, но Вайолет требовалось чем-то подкрепить свои силы перед встречей с Китом и его сестрой, ибо день обещал быть долгим.

— Кто-нибудь встал?

— Только маркиз. Герцог и герцогиня еще спят. — Мириам тронула ее за руку. — Миледи, вы должны пойти к нему, прямо сейчас.

— Ему нужно остыть. Вчера он вспылил и вряд ли отошел за ночь.

— Миледи, миссис Норрис сказала, что он уезжает.

Уезжает? Не извинившись и не попрощавшись?

Мириам подала ей халат. Было неприлично выходить в таком неубранном виде, принимая дома герцога и герцогиню, но сейчас Вайолет было не до приличий. Она торопливо продела руки в рукава и выбежала в коридор, завязывая по пути пояс. На холодных деревянных ступеньках лестницы она поняла, что забыла надеть тапочки.

В прихожей Кит спорил с Эйвери.

— Возьми. — Он протягивал дворецкому какой-то конверт. — Возьми и письмо, и деньги.

— Нет, милорд. Раз уж вы отбываете, потрудитесь сообщить об этом миледи лично.

— Так будет лучше. Поверь.

— Я распоряжусь, чтобы вывели вашу лошадь, но ничего передавать не стану.

— Прекрасно. Значит, письмо передаст Мириам, или я подсуну его под дверь.

— Как вам будет угодно, сэр. — Тут Эйвери заметил ее. — Но, думаю, необходимости в этом уже нет. — Он деликатно кашлянул.

Кит обернулся — волосы взлохмачены, шейный платок повязан криво. На нем был вчерашний костюм.

— Я бы сказала «доброе утро»… будь оно добрым.

— Вайолет.

Словно из книги выдрали страницу — так прозвучало ее имя в его устах.

— Китрик.

Она встретила его безрадостный взгляд. Потом, нахмурившись, подошла и начала перевязывать его шейный платок.

Он поймал ее за запястья.

— Что ты делаешь?

— Исправляю весь твой бардак, — пробормотала она, не подумав. Боже, ну кто тянул ее за язык?

— Ну да. Кругом виноват я.

— Ты самый упрямый и твердолобый человек на свете. Не будь ты огромным, как дуб, я бы перекинула тебя через колено и отшлепала.

— Не говори такие вещи. — Огонь в его голосе растопил ее изнутри, точно масло.

— И даже не думай привязывать меня к кровати, чтобы разрешить этот спор.

— Вайолет, я уезжаю. — Он протянул ей письмо.

Она положила конверт на комод.

— Если тебе есть что сказать, говори мне в лицо. А не так.

— Сказать мне больше нечего. Я уезжаю. Мы с Изабеллой препираемся уже двадцать лет, это никакая не новость, но обременять нашими ссорами тебя я не хочу. Мы с ней продолжим разговор в другом месте, не впутывая тебя.

Разве не о том же самом она думала полчаса назад? И, тем не менее, мысль о расставании с Китом причиняла такую боль, словно ее грудь кромсали ножом.

— Ты убегаешь, Дэниел. И ты сам это понимаешь.

Он вздрогнул как от пощечины.

— Кит. Меня зовут Кит, Вайолет. Сначала ты зовешь меня Китриком, теперь Дэниелом. Это значит — со мной покончено? Ты вычеркнула из памяти все, что произошло между нами за месяц, и теперь будешь относиться ко мне, словно к какому-то дальнему родственнику, присутствие которого еле можешь терпеть?

— Ты ведешь себя глупо. — Он настолько погрузился в жалость к себе, что за деревьями не видел леса.

— А ты жестоко.

— Жестоко? Я заботилась о тебе, выхаживала тебя… — «любила тебя» — …делилась с тобой всем, что у меня есть. Ты поступаешь как избалованный подросток. Рано или поздно тебе придется повзрослеть и взять на себя ответственность.

— Но не сегодня.

— Я бы попросила тебя остаться, однако вижу, что ты уже принял решение и к любым моим просьбам останешься глух. Но, по крайней мере, поговори перед отъездом с сестрой.

— Говори с ней сама, раз вы теперь лучшие подружки.

Ох, ну что за нелепица? Этот сильный и смелый мужчина, властный как принц, который в одиночку одолел двоих бандитов, которому она позволяла делать с собой немыслимые вещи — он бежал от нее, бежал от своей семьи. Смелости встретить лицом к лицу своих внутренних демонов ему не хватило.

— Поступайте, как знаете, милорд. Очевидно, в этом доме вас ничего не держит, а посему смысла оставаться здесь нет.

Она хотела, чтобы он передумал. Хотела услышать, что она стоит того, чтобы за нее бороться. Хотела, чтобы он был мужчиной, которого она полюбила, а не испуганным мальчиком, бегущим от призраков прошлого.

— Зачем мне оставаться? Вы с Беллой уже решили, какой должна быть моя жизнь, каким должен быть я сам. Я отказываюсь считать свою жизнь пустой только потому, что не оправдываю ваших ожиданий.

— Если она кажется тебе пустой, то ни я, ни Белла в этом не виноваты. Ты всегда был волен делать абсолютно все, что захочешь, и, судя по всему, так и делал. Ты никогда не задумывался, что у твоих поступков могут быть последствия?

— Мои поступки — мое личное дело. У Беллы есть своя жизнь, вот о ней пускай и хлопочет, а не тратит все свое время на обустройство моей.

— Тогда займись этим сам, Дэниел. Стань лучше — ради себя и ради сестры.

— Прощай, Вайолет. — Он обнял ее, и хотя ей хотелось прижаться к нему всем телом и пролить распирающие ее изнутри слезы, она сдержалась. — Спасибо, что занималась моим здоровьем и ухаживала за мной, когда я был не в состоянии делать это сам.

Стиснув напоследок ее руку, он подошел к двери.

— Я сказал Эйвери, на какой адрес отправить мои вещи. — Он кивнул на три гинеи, которые лежали на крышке комода. — Проследи, пожалуйста, чтобы он взял деньги. Мне уговорить его не удалось.

— Прослежу.

Она тонула в его глазах как в бушующем океане. Кит уезжает. Она, верно, никогда больше его не увидит.

Она хотела, чтобы он уехал. Хотела, чтобы затянулась нанесенная им вчера рана. И в то же время хотела, чтобы он остался и вернул то счастье, что связывало их два дня назад, когда она любила его и думала, что у них есть надежда.

Он еще не ушел. Еще не поздно сказать ему те слова, которые он хочет услышать. Если она встанет на его сторону, то, быть может, он согласится остаться.

Но тот Кит, которого она полюбила, был отважным, мужественным и благородным. Если он отказывается быть тем человеком, в кого она поверила — пусть уезжает. Всю свою жизнь она заботилась о других: об отце, о раненых на войне мальчишках, о муже во время его долгого и изнурительного недуга. Благодаря Киту она поняла, что теперь ее черед принимать заботу. Если не от него, что ж, она наберется терпения и дождется другого.


* * *


В дверь постучали. Вайолет не хотела никого принимать, но Мириам, не дождавшись разрешения, отворила дверь. Лежа в кровати, она увидела, что на пороге стояла герцогиня — вьющиеся волосы свободно распущены, на плечах нежно-лиловый атласный халат.