А почему «даже»? Анжелика посмеялась внутренне над собственной наивностью. Неужели она вообразила себе, что, находясь за столько лье от нее, Арман хранит ей верность, не поддавшись кокетству ни одного миленького взора? Их всегда немало устремлялось на красивого и элегантного генерала. Арман ведь вовсе и не звал ее, Анжелику, в Петербург тогда, впрочем, не звал и на войну сейчас. Она сама поехала, поддавшись тоске и своим собственным фантазиям. Потому и встретил не слишком горячо? А может, он опять ждал каких-то иных встреч и объятий?.. Конечно, он о ней и не думал…

Однако поверить в то, что Арман не любил ее, маркиза не могла. Еще недавно в Смоленске она ощутила, что он вовсе не отдалился от нее. Мужчине, который все время находится на войне, можно простить и флирт и увлечения посерьезней – отрицать или пытаться исправить что-то бесполезно. Когда армия входит в покоренные города, женщин берут как трофей, но после их оставляют, возвращаясь к единственным, к любимым. Или все же маркиза обманывала себя?

Все, что сказала княгиня Лиз, казалось правдоподобным. Анжелика не находила для Лиз повода намеренно лгать ей: сегодня они встретились с русской принцессой, а завтра – расстанутся навсегда. Им нечего делить. Ведь Анжелика вовсе не претендует на… князя Багратиона.

Маркиза поймала себя на мысли, что она почему-то связала Лиз именно с князем – русский главнокомандующий поразил Анжелику спокойной мужественностью и скрытым обаянием, которые сквозили в немного резких, восточных чертах его лица. В какое-то мгновение она сравнила русского князя с легендарным арабским воином Саладином, стоящим у стен осажденного Иерусалима. Она была уверена, что только такой сильный и властный мужчина может привлечь княгиню Лиз – ведь неслучайно именно к нему, а не к другому русскому командующему она приехала с госпиталем.

Так что Лиз сказала ей правду. Просто Анжелика никак не желала принять ее – в ее представлении Арман был связан с ней неразделимо, навечно, и не мог исчезнуть из ее жизни, как Солнце не могло исчезнуть с небес…

Анжелика не знала, сколько прошло времени. Свеча догорела, в палатке сделалось темно. Маркиза прилегла на одеяло. Иногда ей казалось, что на нее находит затмение и тьма вокруг нее сгущается до могильного мрака. Все чувства притуплялись, и она не могла точно определить, что связывает ее с Арманом, что связывает ее с другими людьми, что связывает ее с жизнью.

Она повторяла себе, что все кончено, все отравлено – и надежды, которые питали ее прежде, ныне представляют собой пепелище. Особенно мучило все ближе и ближе подступающее событие – необходимость отправиться во французский лагерь и встретиться там с Арманом лицом к лицу.

Маркиза вдруг поняла, что не готова к этой встрече, даже боится ее. Боится показать свою слабость… Она не вытерпит, она выскажет ему все – и этим унизит себя. Нет, она не поедет. Решение, принятое спонтанно, интуитивно, становилось все более крепким. Так и надо сказать завтра всем этим гусарам, которые рано утром приедут за ней. Она не поедет назад, а… останется пока здесь, если ей позволят. Ну а не позволят – поедет, куда глаза глядят.

* * *

Немного успокоившись, Анжелика с опаской вытянулась на своей походной постели, будто боялась разбить, как хрупкое стекло, то состояние внутреннего равновесия, которого с таким трудом достигла, решив не возвращаться к французам.

В тонкую щель меж пологом палатки заструился серый лучик – светало. Услышав за стенами палатки конский топот, она поняла, что это прибыли гусары. Вскоре послышались и приглушенные голоса…

– Анжелика, вы спите? – услышала маркиза голос княгини Лиз. – Пора ехать. Мне можно войти?

– Да, конечно, princesse, входите, – откликнулась Анжелика и села на кровати, поправив одежду, быстро смахнув с лица остатки слез, обильно пролившихся из ее глаз ночью.

Полог палатки откинулся. Лиз вошла внутрь, держа в руке зажженную свечу. В проеме, открывшемся за ее спиной, Анжелика увидела несколько офицеров, ожидающих ее верхом. Лошади нетерпеливо перебирали ногами, озаренные солнцем, поднимающимся над лесом.

Пройдя в палатку, княгиня Лиз выбросила из подставки прогоревшую свечу и заменила ее новой, потом взгянула на Анжелику:

– Вы готовы ехать, маркиза? – спросила она, и сразу заметила, как поблекло лицо ее гостьи за прошедшую ночь. Догадаться о причине не составило труда. – Princesse Anne упрекнула меня, что я напрасно ранила вас, вмешавшись не в свое дело, – произнесла она с сожалением. – Если так, простите.

– Не скрою, вы сильно меня обидели, мадам, – выкрикнула, не в силах сдержаться, Анжелика.

– Я знаю, – ответила Потемкина невозмутимо. – Но иногда, милочка, случаются такие недуги, которые прорастают в болезненные опухоли. И если их вовремя не вскрыть и не вычистить заразу, то они отравят весь организм. Приходится пострадать, чтобы дальше жить счастливо.

– Как вы можете рассуждать о страдании? – возмутилась Анжелика. – Что вы о нем знаете? Вы – царица России. Вас все боготворят, вас любит император, вас любит Багратион, вас все любят…

– Багратион?! – по лицу Лиз скользнуло удивление. – Что я знаю о страдании? – нисколько не смутившись упреком, княгиня задумчиво взглянула в зеркало – оно отразило благородное лицо с дивными, чуть удлиненными по форме глазами, горящими точно зеленые звезды, и длинные волосы, вьющиеся по плечам. – Я полагаю, – продолжила княгиня, – у нас разные представления о страдании, мадам. Мой отец умер на моих руках, брошенный всеми посреди молдаванской степи, покинутый соратниками, побежавшими поклониться новому фавориту. Преданный моей матерью, забывшей о горячих чувствах, некогда скреплявших их союз, и о той славе, которую снискал князь Потемкин для России. Я была еще моложе вас, ma chère, когда раз и навсегда отвернулась от императрицы, подарившей мне жизнь, не простив ей смерть отца. Ведь она вполне могла бы не любить его, но зачем же убивать? Князя Потемкина отравили с ее ведома, я хорошо знаю об этом.

Вы скажете, прощание с отцом и горечь за него – это другое. Возможно. Но вскоре после его смерти моя мать, зная о том, как сильно любит меня великий князь Александр, обманом отправила меня с посольством в Турцию, тем временем сосватав ему невесту – нынешнюю императрицу Елизавету. Вы полагаете, я не страдала, когда, не выдержав моих полных упреков вопросов, посланник императрицы, князь Кутузов, давний друг моего отца, признался, что по просьбе матушки специально увез меня из Петербурга, чтобы Александр не колебался? Великому князю тогда сказали, что я сбежала с гвардейским офицером, чем-то похожим на Григория Орлова… И решив, что яблоко от яблони недалеко падает – я имею в виду мою мать, – Александр сдался и женился на немке. Вы полагаете, я не страдала? Конечно, теперь я понимаю, что моя мать заботилась об интересах России, рассчитывая укрепить дипломатическим браком положение империи и найти для нее союзников. Где теперь эти самые ненаглядные ее немцы? В одной армии с французами идут по нашей земле! А их принцесса, ставшая нашей императрицей? Она так и не смогла завоевать сердце императора! У России нет наследников по прямой линии, а мой сын, про которого всем известно, что он сын государя, не может претендовать на престол. Стало ли России лучше?

Страдание… – Лиз вздохнула. – Мой сводный брат, император Павел, зная, что у меня должен родиться ребенок, запер меня в одном из брошенных бастионов Кронштадта, где меня просто съели огромные голодные крысы. Мою единственную подругу, которая могла бы помочь мне, princesse Anne, в это время гнали босиком в кандалах по промерзлому тракту. Куда? Ну куда у нас еще могут гнать? В Сибирь. Но до Сибири Anne не дошла – упала почти мертвой под Тверью. Император, смилостивившись, позволил ей остаться на поселении там.

Великий князь Александр не мог простить мне «предательства», да к тому же боялся гнева отца. А спасла меня племянница князя Потемкина, графиня Натали Броницкая. Блестящая светская дама, рискуя вызвать гнев императора, она назвалась простым именем и, устроившись служанкой в дом одного из моих охранников, тайком передавала мне еду. А известный вам граф Алексей Анненков, тогда совсем еще юноша, привез мне из Петербурга доктора. Мой сын, внук Потемкина, все же родился на свет, но оказался так слаб, что до трех лет никто не верил, что он проживет долго.

Император Павел ненавидел всех, кто когда-то был дорог его матери Екатерине, и расправлялся с нами безжалостно. Это ли не страдание, маркиза? – по красиво очерченным губам Лиз проскользнула ироничная улыбка. – Собирайтесь. Наши гусары проводят вас, как обещал князь Багратион. Надо торопиться. Расположение войск может поменяться в любую минуту. К тому же сегодня прибывает командующий армией.

– Как, разве князь Багратион..? – Анжелика спросила растерянно, рассказ Потемкиной произвел на нее большое впечатление. Глядя на княгиню Лиз, казалось, воплощавшую собой благополучие, она и предположить не могла, что жизнь столь жестоко обходилась с ней. И маркизе стало немного стыдно за свою слабость, с которой она ничего не могла поделать.

– Князь Багратион останется на своем месте, – прервала Лиз, подавая Анжелике ее дорожный плащ. – А объединенную армию возглавит князь Кутузов. Император назначил его недавно. Так что можете даже шепнуть об этом Бонапарту, – добавила княгиня насмешливо.

Анжелика взяла из рук Лиз плащ и тут же положила его снова на кровать.

– Я не поеду, – выговорила она и затаила дыхание, боясь услышать ответ княгини.

– Как это не поедете? – переспросила Лиз с удивлением. – Вы же так стремились вернуться к своим. К тому же, мне сказали, там остался ваш младший брат. Что будет с ним?

– Он не один, – ответила Анжелика поспешно. – Он при старшем, Александре. А я… – она запнулась, волнуясь. – Поймите меня, я никак не смогу сейчас увидеться с… Если возможно, позже… Если я, конечно, не стесню вас… позвольте мне немного задержаться, мадам, чтобы хотя бы решиться…

Видя волнение молодой женщины, княгиня Потемкина пожала плечами:

– Я не стала бы откладывать, ma chère, – заметила она. – На войне никогда не знаешь, что будет раньше, что – позже. Мне понятны ваши переживания, мадам, но на вашем месте я не побоялась бы предстать перед тем, кто меня предал. Чего бояться? Это он виноват перед вами, а не вы.

– А я, princess, наверное, не высидела бы в одном бастионе с голодными крысами и одного дня, – призналась Анжелика, стараясь не давать воли чувствам. – Я бы просто умерла. Потому прошу, сжальтесь надо мной. Позвольте мне пока не возвращаться. Я ничем не стесню вас…

– Хорошо, – решила Потемкина, – я отпущу пока эскорт. В голоде и холоде мы вас не оставим. Вы подумайте еще немного. Вы роста примерно такого же, как я, – княгиня окинула Анжелику взглядом, – и сложением мы схожи. Если что-то не подойдет из моего гардероба, так при Аnne модистка, она перешьет. Вы можете воспользоваться всем, что есть в нашем распоряжении.

Оправив подбитую мехом лисицы накидку, княгиня Потемкина вышла из палатки.

Уткнувшись лицом в одеяло, Анжелика закрыла глаза. Все пережитое ею в предыдущие вечер и ночь оставалось в ее памяти как невыносимая тяжесть, и она собирала силы, чтобы сохранить от разрушения свою веру и радость жизни, не признать себя побежденной и сломленной окончательно. Маркиза очень надеялась, что события, разворачивающиеся вокруг нее, мужество и стойкость многих людей, кого она уже повстречала в русском лагере и еще встретит, послужат той соломинкой, при помощи которой она сможет выбраться из нынешнего своего положения, похожего на то, что испытывает человек, выброшенный кораблекрушением на необитаемый остров.

Анжелика постаралась отвлечься от грустных мыслей и задремала. Проснувшись, день уже разгорался, она обнаружила в своей палатке присланный княгиней Лиз саквояж с самыми необходимыми вещами. Перед зеркалом стоял серебряный поднос, накрытый салфеткой. Протянув руку, Анжелика обнаружила там кувшин с молоком и несколько еще теплых кусочков ягодного пирога. Но самое большое удивление маркизы вызвал букет полевых цветов у самого изголовья постели. Он состоял из ромашек и васильков и еще какой-то зеленой пахучей травы… Кто же принес цветы? Несомненно тот, кто знал о злоключениях маркизы и желал ее утешить.

Анжелика взяла букет и прижала его к лицу. Ей почему-то очень хотелось, чтобы неведомым дарителем оказался гусарский офицер граф Анненков, и у нее рождалась смутная уверенность, что так оно и было на самом деле.

* * *

Приезд нового главнокомандующего Михаила Илларионовича Кутузова вызвал в русской армии всеобщее ликование. Накануне из Петербурга прибыла гвардия. Потому встречали Кутузова по всем правилам – выстроенной в почетный караул ротой лейб-гвардии Преображенского полка.

Отдохнув и приведя себя в порядок, маркиза вышла из своей палатки и услышала громогласное «Ура!», доносящееся из самого центра Царева Займища. Она сразу обратила внимание, что лагерь русских заметно опустел – остались только те, кто не мог отлучиться без приказа. Анжелика заволновалась – произошло что-то явно важное. Вспомнив слова княгини Потемкиной о приезде нового главнокомандующего, она отвязала свою кобылку и, сев на нее верхом, тоже поспешила к месту события.