Но сейчас его здесь нет. Я с тоской посмотрела на пустое место.

Идея с блинами тоже оказалась неудачной. Сегодня я била рекорды по непродуманным решениям. Явно не мой день. Обожглась, устряпала всю кухню, а в результате получила липкий комок – белёсый с одной стороны и чёрный с другой. Проклятье. Лучше, всё-таки, ретаргетинг. А бабулю пристегнуть наручниками к батарее – и никакой Италии, Франции и прочих географических вольностей. Россия, Урал, суровый промышленный мегаполис, наша кухня – и точка.

Затем я не выдержала и нашла в интернете мой новый браслет. Это было несложно – я просто открыла официальный сайт знаменитого бренда, чьё название украшало бархатный футляр, и посмотрела каталог.

Ничего не могла с собой поделать, ужасно хотелось узнать, сколько стоит драгоценная вещица. Любопытство – не преступление! И так понятно, что браслет дорогой, всё-таки бриллианты, известный бренд…

Что?!!! О, боже! Я в ужасе отпрянула от экрана… Нет, невероятно… Не может быть…

Ничего себе подарочек…

Я не могла поверить, однако изображение в каталоге точно соответствовало браслету на моём запястье: тонкая цепочка из белого золота с тремя бриллиантами и крошечным цветком из чёрного оникса. Сдержанно и элегантно, можно носить каждый день и даже со строгим платьем или костюмом. Но цена…

Пять минут меня одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, мелочно ликовало тщеславие – ах, посмотрите, на меня истратили целое состояние! С другой стороны, внезапно стало стыдно – я словно отобрала эти деньги у больного ребёнка. Ведь новые лекарства стоят ужасно дорого, Виктор сам признался. А он спустил такую сумму на украшение…

И в то же время сердце таяло от нежности – я видела, как женевском аэропорту, в зоне дьюти-фри, Виктор заходит в сверкающий ювелирный бутик и выбирает для меня подарок. Измученный бесконечными переживаниями за ребёнка, он думал и обо мне тоже. Возможно, мысли, связанные со мной, были убежищем, где он прятался, чтобы окончательно не сойти с ума от проблем и тоски…

И всё равно! Истратить столько денег на браслет!

Мне ужасно не хватало рядом Сони. Сейчас она бы сказала: «Лапочка, не парься! Раз Витюша купил такой дорогой подарок, значит, у него есть возможность. И вообще, дай-ка любимой бабуле примерить, ты уже два часа в нём красуешься, пора и честь знать!»

***

Мой отгул закончился… на рабочем месте!

Не выдержала! К одиннадцати часам утра моя грусть достигла предельной концентрации, я изнывала… К тому же, стала переживать, что бросила отдел без присмотра… Да и зачем лишать себя комплиментов, ведь сегодня «Армада» звенит и ликует, обсуждая вчерашнюю победу в «Битве». А мы с Виктором превратились в настоящих героев. Вчера нас уже поздравила команда, а сегодня, несомненно, это захотят сделать и все остальные коллеги. И что же? Главный танцор – директор по маркетингу – улетел в Швейцарию, а главная танцовщица взяла отгул.

В общем, не в силах побороть привычку, я в конце концов достала из шкафа костюм, случайно избежавший депортации в Италию, и отправилась в офис – трудиться. Отдохнула полдня, хватит! Среди коллег будет гораздо веселее, чем в пустой квартире. Все станут меня тормошить, расспрашивать, поздравлять, восхищаться нашим с Виктором танцем… Девочки обязательно заметят браслет, начнут вращать глазами и охать.

…Но офис почему-то встретил напряжённым молчанием. Никакой радости, взволнованных обсуждений, ликования. В воздухе дрожал мутный серо-розовый кисель – всё было пропитано ощущением беды и угрозы. Никто не бросился ко мне с вопросами и поздравлениями, всё почему-то отводили глаза в сторону, торопливо отворачивались, едва поздоровавшись.

Что случилось?

Я вызвала в кабинет дизайнера.

– Андрей, ты не знаешь, в чём дело? Почему все такие хмурые? Мы же победили в «Битве»! Почему никто не радуется?

– Говорят, генеральный бесится… Не знаю точно, я ещё не понял. А ты куда пропала? Да, кстати, Иван звонил. Он на больничном, у него гипс. Сказал, будет соцсетями из дома заниматься. А наш-то деспот надолго опять свалил?

– Видимо, надолго.

– Ура!

– Ничего не ура, – грустно вздохнула я.

В кабинете беззвучно, словно тень, появилась секретарша Аня и одарила меня странным сумрачным взглядом.

– Что? – спросила я. – Вот телефон, лежит рядом, не выключен, работает. Что опять не так?

– Марго… – грустно произнесла Аня. – Михаил Иванович вызывает. Пойдём.

Конечно, он меня вызывает. Сначала ещё раз поблагодарит за победу в танцах. А потом, наверное, захочет узнать, в каком банке у меня кредит, и какова точная сумма.

– Аня, а почему ты не позвонила? – спросила я по дороге. – Даже и не попыталась. И почему мы плетёмся еле-еле? Всегда ведь бежим, как ненормальные, тапочки теряем? Как-то это всё подозрительно… Ты заболела? Тебе плохо? Или что-то случилось?

– Да так… Сейчас узнаешь, – Аня отвела взгляд.

Едва я открыла дверь в кабинет гендиректора, мне в лицо плеснуло волной горя и страданий – как будто я вошла в холерный барак или пыточную: я сразу же увидела Василису, притулившуюся у стола, красную, мокрую, несчастную. Она утирала глаза платком, шмыгала носом, судорожно всхлипывала – так, что её мягкие плечи и пышный бюст сотрясались.

– Добрый день, – испуганно пробормотала я.

Михаил Иванович сидел на своём месте набычившись. Нет, он, в отличие от Василисы, не плакал, но тоже был малиновым, почти багровым. Глаза налились кровью, фиолетовая вена на лбу снова дёргалась.

Ох… Очевидно, речь сейчас пойдёт вовсе не о том, как быстрее и эффективнее закрыть мой кредит…

– Садитесь, Маргарита Андреевна, – зло, сквозь зубы, бросил генеральный. – Да садитесь же!

Поздороваться он забыл.

Чуть живая от страха, я опустилась на стул. Василиса тем временем спрятала лицо в ладонях и затряслась от беззвучных рыданий.

– Ну что, Маргарита Андреевна… Всё просто чудесно было у нас вчера. А сегодня всё плохо. Очень плохо. Отвратительно! Вчера я гордился тем, что вы работаете в «Армаде». А сегодня мне больно думать, что я пригрел у себя под боком двух гадюк. Рассказывайте, как вы обвели меня вокруг пальца. Как дурачка из меня хотели сделать… Версию Василисы Николаевны я уже выслушал. Теперь ваша очередь.

Он только что назвал меня гадюкой?!

– Не молчите. Рассказывайте! Давайте, Маргарита Андреевна. Что, внезапно всё забыли? Память отшибло? Я говорю про деньги, выделенные на рекламу «Султана». Дополнительные триста тысяч, плюсом к основному бюджету. Расскажите, как вы ими распорядились.

Так вот в чём дело! Он злится из-за «Султана». Но почему? Я проявила смекалку и сэкономила фирме значительную сумму. И вот она благодарность! Даже гадюкой назвали…

Возможно, тут какое-то недоразумение? Генеральный, как всегда, не стал вникать в детали… Хотя нет, он, наоборот, всегда вникает в детали… Наверное, его дезинформировали. Что ему сказала Василиса? В отношении «Султана» мы с ней сошлись во мнении, что рекламный бюджет надо выбирать полностью. Мы решили не признаваться, что промо-акция обошлась всего в тысячу рублей. Пятьдесят тысяч Василиса выделила мне на премию – тут всё законно. А остальные сэкономленные средства она должна была использовать для стимулирования продаж на других объектах.

Неужели Михаил Иванович разозлился из-за этого? Но ведь мы старались ради общего дела! А он психует и обзывается!

– Не молчите! – вновь потребовал генеральный. – Я жду.

– Нам удалось довольно быстро продать семь зависших квартир в «Султане». Рекламная акция оказалась очень эффективной. Поэтому Василиса Николаевна решила меня премировать, она выдала мне пятьдесят тысяч, – сказала я и пожала плечами. – Но и раньше так было. Вы не возражали, чтобы отдел продаж меня стимулировал от своего имени за особо удачные проекты. Что я сделала не так?

– Ваши пятьдесят тысяч – это ладно. Я их вижу, вот они, – генеральный поднял со стола бухгалтерскую бумажку и потряс ею в воздухе. – Тут я не в претензии. Но расскажите, как вы ловко оприходовали остальные двести пятьдесят тысяч.

Я умолкла и не знала, что ответить, потому что остальной суммой распорядилась Василиса. Я вопросительно на неё оглянулась, но она спрятала взгляд.

– Вот, – показал генеральный другую бумажку. – И вот. Что это, а?! За идиота меня держите?! Я что – совсем тупым выгляжу, а?! Сто двадцать тысяч – реклама на билбордах для «Хрустального»! Сто тридцать тысяч – телевизионная реклама последнего блока «Легиона»! «Легион» давно весь продан на корню. Какая телевизионная реклама, к чёртовой матери?

Я молчала, смотрела на бьющуюся вену на лбу генерального и умирала от страха. Конечно, было бы глупо вбухать ещё сто тридцать тысяч в «Легион», когда все квартиры в нём давно разлетелись. Василиса должна была пустить сэкономленные деньги на что-то другое.

Но если… Если она этого не сделала…

О, боже! Значит, она просто положила их себе в карман?!

Нет, только не это. Так же нельзя!

– Тут стоит ваша подпись, Маргарита Андреевна. Здесь и здесь.

– Не может быть, – пробормотала я. Голос меня не слушался, губы тоже.

– Полюбуйтесь! Не помните, что <…> подписывали? Я, по-вашему, <…> совсем придурок? Идиот?! Дерево?! Дебил?! Вот за кого вы меня держите!

Я сжалась. Если генеральный начал сыпать матом – значит, он вступил в финальную стадию ярости. Так бурлит и клокочет паровой котёл за секунду до взрыва. Сейчас директор уже не остановится. Нам крышка.

Что же Василиса так меня подставила?! Почему она молчит?

– Хорошо, я сам скажу, что произошло на самом деле. Вы подделали документы и распилили <…> оставшиеся двести пятьдесят тысяч! Подумали – наш директор – дурачок, он ничего он не заметит. У него охота, канал на ютубе, у него в голове одни <…> селезни и уточки. Обведём старого идиота вокруг пальца. Проскочим со свистом, а денежки – себе в карман.

Я молча смотрела на генерального и чувствовала, что кувырком лечу в чёрную пропасть. В ушах свистел воздух, отвратительное ощущение неустойчивости и засасывающей пустоты охватило всё тело.

– Да вы совсем охренели! Я этот бизнес построил своими руками, а вы меня дебилом пытаетесь выставить! Думаете, мне двести пятьдесят тысяч жалко? Да для меня это ничто, копейки. Но ведь вы меня <…>! Обманули! Надуть решили! Шушукались за спиной, подстраивали, выгадывали. Это же свинство! Подлость! А я вам доверял. Столько лет проработали <…> вместе. И вы всё испоганили, всё! Сегодня прикарманили четверть миллиона, завтра – целый миллион. Наверное, и раньше потихоньку сливали <…> рекламный бюджет себе в карман? Да? Признавайтесь! Вы две подлые мерзкие воровки!

От этого эпитета я задохнулась, а Василиса перестала рыдать и в подняла совершенно красное лицо.

– Знаете, что я с вами сделаю? – злобно прищурился Михаил Иванович. Он вдруг потух, успокоился. – Я вас вышвырну на улицу с волчьим билетом!

О, нет… Нет, нет, нет! Только не это!

– Вас больше никто и никогда не примет на работу. Всё, ваша карьера закончилась. Вы в чёрном списке. Навечно. Идите мыть полы, раздавайте листовки, сидите дома и занимайтесь хозяйством. Нормальную работу вы уже никогда не найдёте.

– Михаил Иванович, голубчик, не губите! – завыла Василиса. – Простите нас! Пожалуйста-а-а-а-а!

Я молча глотала слёзы. Они текли по щекам не переставая. Нарисованная генеральным перспектива означала профессиональную смерть. Лучше сразу пойти и повеситься. Я не смогу жить без моей работы.

Михаил Иванович поднялся с кресла и вышел из-за стола.

– А сейчас – вон отсюда! – он указал пальцем на дверь. – Выметайтесь! И чтобы я больше никогда в жизни вас не видел. Никогда! Вон! Быстро!

Василиса вдруг вскочила со стула и, метнувшись молнией, упала в ноги к генеральному. Она заголосила, размазывая слёзы по лицу:

– Не губите, не губите, Михаил Иванович, родненький! Простите! Бес попутал! Умоляю! У меня два студента, мне за обучение платить! Умоляю, пожалуйста, пожалуйста, не губите!

Василиса попыталась ухватить генерального за ногу, но он брезгливо поморщился и отодвинулся в сторону от несчастной. Её тело содрогалось, лицо стало совершенно пунцовым. Я не могла смотреть, как она унижается… Зачем… Нельзя же так…

У меня не было с собой платка. Я молча вытирала слёзы ладонью, но они продолжали литься.

– Выметайтесь, – снова приказал генеральный. – Собирайте вещи и проваливайте. Освобождайте кабинеты. И больше никогда сюда ни ногой. Никогда!

Василиса всё же поднялась с колен. Я встала со стула. Меня трясло, как в лихорадке, даже зубы стучали. Я обхватила себя руками, попутно задев браслет на запястье… И сразу вспомнила о Викторе.

Как же стыдно… Конечно, он узнает. Да весь город узнает! И Виктор решит, что я недалеко ушла от моей бабули – прирождённой грабительницы… Это ужасно… Какой позор… Но, может, Виктор не поверит, что его любимая девушка – воровка?