— Собственно, Кирилл, страшного-то ничего нет. Мы такие операции сотни переделали. Кровь, как я понимаю, тоже есть. Не волнуйся, через несколько месяцев, всё забудется, как страшный сон. А ведь точно, Татьяна Анатольевна, малец на Кирюху похож. Самое главное, чтоб у неё молоко не пропало.

— Грудное молоко, это целебная сила. Как оно у неё до сих пор не перегорело загадка. Извелась девчонка на нет. Одна тень. Есть, её заставляйте, спать. Совсем, духом пала. Чёрная вся. — Втолковывала ему мать.

— Что там с анализами, отправили? — поинтересовался Владимир Семёнович.

— Ждём. Должны позвонить с минуты на минуту. Просили срочно. Извините, — подошла хозяйка кабинета к телефону.

— Кто?

— Владимир Семёнович, это лаборатория.

Тот от нетерпения пошевелил пальцами:

— Ну?

— Всё в порядке, это то, что нужно.

Таран шагнул к двери.

— Все формальности соблюдены, теперь я вам больше не нужен, отведите меня к ней, — попросил Кирилл.

Все помалкивали, кроме матери.

— А, тебе нужен такой поворот? Кровь, это одно, а отношения, совсем другое, — встала на его пути Татьяна Анатольевна.

— Мать, не волнуй меня, куда не крути, когда пошли дети все тропки сходятся у загса. Он уже носит не мою фамилию. Надо выскакивать из этой болотной жизни. Я всё маялся, как? Теперь знаю. Уверяю тебя, нет тяжелее борьбы, чем борьба с собой. И нет врага страшнее себя самого. Пока ребёнок маленький, есть шанс ему ко мне привыкнуть. Я не желаю его терять.

Обычно в минуты его рассуждений мама становилась доброй, мягкой и покладистой. Но сегодня её не смягчила его речь. Она тут же заявила:

— Удивил. Если б ты думал, что десять раз отмерить надо, а раз отрезать, то…

— Мы не портные, а жизнь, не ровная, гладкая ткань, — отрезал он.

— Ты к себе с особыми мерками подходишь, — съязвила она.

Только Таран не смутился.

— Кончай заседание, здесь не дума. Веди.


Кирилл шёл, а волнение, теребя сердце, сжимало грудь. Он не видел её почти полтора года. Расстались, благодаря его стараниям, тоже не на радостной волне, он хамил, как большинство эгоистичных мужиков. Но как всё пройдёт сейчас?… А вдруг она пошлёт его куда подальше и перед его носом захлопнет дверь.

Машка сидела у прозрачной стенки детской кроватки, упёршись в неё лбом. Она даже не среагировала на вошедших. Смотря в одну точку, думала о своём. Плохо причёсанная, убитая горем женщина, мало походила на ласковую, нежную Машеньку. Ребёнок, беспокойно подёргивая опутанными проводками ручками, спал. Кирилл, увидев мальчонку, не мог не улыбнуться: "Как интересно развернула жизнь, у меня есть сын и он ни где-то там неизвестно где, а тут вот, перед ним".

— Машуня, — присел он на корточки рядом. — Всё будет хорошо.

Узнав голос, встрепенулась, безумными глазами глянув на парня, разжав спёкшиеся губы, попросила:

— Помоги. Я умоляю, помоги.

У него зашлось сердце.

— Маш, успокойся. Завтра сколько надо, столько и возьмут той крови. Это обыкновенная рядовая операция для кардиохирургов. Я сам в прошлом кардиолог. Сейчас посмотрел его карту…страшного ничего нет. Поверь. Детка, я понимаю, ты устала, но надо взять себя в руки. — Она молчала. Он не понимая, что его не слушают, продолжал:- Успокойся, пожалуйста, — погладил её по голове. На другое пока ума, от навалившегося на него за несколько часов груза, не хватило. Вот познакомься, — насильно развернул он её к матери. Это мама моя. Она смотрела твоего…,- запнулся он, поправляясь, — нашего малыша. Оперировать будет мой отчим Владимир Семёнович.

Машка кивнула головой, плохо соображая, не понимая совсем того, о чём он с ней говорил.

— Помоги, прошу, помоги, дай кровь, — вцепилась она в него, зацикленная именно на ней.

Он вцепился в её плечики, тряханул.

— Машенька.

А она опять умоляюще о своём. С именем Тарана в её голове была связана сейчас только кровь.

— Я сделаю всё, чтобы ты не запросил. Для тебя это не опасно. А я умею быть благодарной…

Пугаясь, он огляделся вокруг себя, словно ища помощи. Мать и хирурги отвернулись. Его взгляд вернулся к Маше, и он сделал попытку ещё раз достучаться до неё:

— Маша…

А в ответ тоже:

— Заплачу, сколько захочешь, — слабо повторила она.

Кирилл запаниковал.

— Машка, — встряхнул он её опять за плечи, пытаясь объяснить…

Но девушка перебив и не теряя времени, боясь, что он исчезнет, говорила о своём:

— Мне ничего от тебя не надо. Ничего. Только кровь, — торопилась она сказать всё, чтоб опять не ушёл. — Не люби, презирай меня, но спаси его…

Основное содержание этой речи, дошло до него не сразу.

— Мышонок, очнись, — проныл он дрожащим голосом, попробовав притянуть её к себе. — Беды не будет. Вообще-то потери бывают, но очень редко.

— Умоляю, помоги, — упала она ему в ноги, ужом выскользнув из его рук и думая только о своём.

Кирилл покраснел и растерялся. Ещё бы! Пульс стучал невообразимыми толчками.

— Сделайте же ей что-нибудь, пусть поспит, — попросил он упавшим голосом, по ходу недобро зыркнув на мать. — Вы, что не видите в каком она состоянии…

Конечно, видели, но не очень пропитывались этим. Татьяна Анатольевна, сконфуженно отвернувшись, махнула стоящей на страже медсестре, та выскочила за уколом. Не выпуская Машу из рук, он сердито предупредил:

— Я тоже здесь заночую. А ну-ка пошли, мышонок, — отнёс он её на притулившуюся в уголке сиротливо кровать.

Татьяна Анатольевна, не смотря на попытку задержать её мужем, прошла следом.

— Тебе чего здесь делать, мы проконтролируем? — опять недовольно сморщилась она.

Кирилл осёк:

— Я вижу, как вы контролируете. Сам разберусь со своим семейством.

Татьяна Анатольевна выгнула насмешкой брови:

— Про семейство прямо сейчас придумал?

— Жизнь придумала. И это только моё дело. Понятно?

Она давно не обижалась. Привыкла. В последние годы сын, если встречались, был резким и грубым. Теперь же он готов был принести в жертву свою свободу, ради какой-то девчонки. Держа руки в карманах белого халата, она недовольно покачала головой и потрясённым тоном протянула:

— Ну-ну…

Что они там говорят, о чём говорят, Маша не слышала. Она безучастно смотрела в одну точку.

— Давай детка ручку, — забрал он в свои лапищи безвольную руку ища вену.

— Я сама, — подсунулась медсестра. — У вас руки дрожат. Не попадёте, расковыряете…

Кирилл отступил понимая, что она права.

— Задрожат тут… Коли уже, — поторопил он замешкавшуюся сестру. И целуя в висок Маше:- Сейчас ты поспишь, чуток, а я рядом посижу. Любовь моя, как же ты измучилась.

Посидев, около Маши и подождав пока она уснёт, он опять подошёл к кроватке мальчика.

— Кирюша, прав Владимир Семёнович, он на тебя похож, — улыбнулась Татьяна Анатольевна, наклонившемуся над кроваткой, сыну. Сердце смягчилось.

Он встретился со взглядом матери.

— Неужели я таким был.

Она примирительно улыбнулась.

— Покрепче только. Слабенький он, болезнь не давала набраться сил. Вот сколько держала его в руках, а нигде не шевельнулось, что это внук. Хотя говорят кровь, кровь чует. Может ошибка?

Устало обрезал:

— Мать, не сочиняй кино.

Отодвинув вопрос с Машей на потом, она по-бабьи запричитала о ребёнке:

— Ах ты маленький бедняжка. Болячка привязалась. Надо же такому случиться… Бедный ребёнок, бедный ребёнок! — повторяла она срывающимся голосом.

Кирилл же, глядящий настороженно, аж опустил руки, посматривая с удивлением на неё: "Что это правда, крик души или цирк?" Но в следующую минуту понял, что его сын принят и то заговорила кровь, а мать ведёт себя сейчас ни как доктор наук, а как бабушка. На её глазах он заметил слёзы. Конечно, он достоин лучшей судьбы. Но чувственный эгоизм отступил. Ей было жаль и внука, и сына. Она на всё мешающее этому решила закрыть глаза.

Мать причитала. Кирилл прислушивался. На него, ни с того ни с сего, нашло какое-то странное волнение.

— Ничего, после операции всё изменится, пойдёт мужик наш на поправку, — сказал очень серьёзно, взяв под локоть жену, желая успокоить Владимир Семёнович.

И тут Таран запаниковал:

— Владимир Семёнович, — развернулся Кирилл с побелевшим лицом к отчиму, — спасите малого. Не помогли отцу, сделайте всё возможное и невозможное для малыша. Хотите на колени встану. Прощение вот прошу. Помогите…

У матери перехватило дыхание. Изумлённый отчим разволновался, но старался держаться. Они были столько лет в ссоре…

— Так дела парень не делаются, ты ещё в истерику не впадай. Маша на грани срыва… Девчонке поддержка нужна, — обнял Кирилла отчим и заверил его:- Обойдётся всё, я думаю. Случай-то рядовой. Правда, заоблачных надежд я тебе не даю… Сам бывший врач, всё понимаешь, риск всегда присутствует…

При виде сына Кирилл содрогнулся. Ни кровинки в лице и провода… Он горой навис над ребёнком, на глазах навернулись слёзы: "За мои грехи страдает. Маша беременная была, а я идиот доводил. Башку мне в самый раз оторвать. Господи пощади его, накажи меня паскудного. Из-за меня малец мается".

— Ручки малюсенькие, пальчики крошечные, — пробовал Таран погладить сынишку. — Вся ладошка с одну фалангу моего пальца.

Отчим похлопал по плечу.

— Ничего, завтра подремонтируем моторчик, и будет расти, и драть папку за космы.

— Надо поговорить с ребятами, — вспомнил о брате и друзьях Маши Кирилл, — они волнуются.

— Надо так идём, поговорим.


Поговорить было в самый раз. В приёмной действительно уже доходили до точки кипения, в нетерпении ребята. Таран ушёл и пропал. Непонятно с чего засуетившиеся медики молчали. Они несказанно обрадовались появлению в окружение врачей Тарана.

— Что? — метнулась Юлька. — Это нельзя больше терпеть!

— Сейчас мы покончим с нетерпением… Познакомьтесь, — слегка вздохнув, представил им своих спутников он.

Макс и Саша не в силах скрыть удивление молчали.

— Ооо! — издала Юла протяжное. — Ты нас не разыгрываешь, обормот? — ущипнула его осмелев она.

— Не то время. Хотя что-нибудь этакое у меня большое желание с тобой сделать, за твоё молчание, присутствует во мне. Но так и быть отложу разборки на потом. — Скорчил маску он на Юлиане. — Страшного ничего нет. Обычная плановая операция. Сделают всё, как надо. Машу усыпили. — При этом все вскинули на него тревожные глаза, а он продолжал:- Поспит, успокоится. Я отработаю в клубе и заночую тут, а вам думаю здесь уже больше делать нечего. Лучше поехать домой.

— Кирилл, — окликнул, предупреждая, уходя Владимир Семёнович. — Спиртного ни-ни.

— Я понял, не маленький, — бодро промолвил в ответ тот.

Холл опустел. Убралась даже Юлька. Они остались вдвоём Кирилл и Александр. Молча и сосредоточено сверля противника глазами, стояли друг против друга. Постепенно взгляды обоих потеплели.

— Саш, — подошёл первым Таран, решив попробовать объясниться. — Я не знал о ребёнке. Как увидел тебя с ней в ресторане щека к щеке, башку заклинило. Тормоз. Никогда себя ревнивым не считал, даже не подозревал, что на такое способен. А тут, как зонтом накрыло. Глаза закрою, вы перед глазами, счастливые, улыбающиеся. Год с довеском такой свистопляски выходит, сам себе организовал.

Саша, пробивая застывшее горло, прокашлялся.

— Это на данный момент не так уж и важно. Лишь бы ребёнок выжил, иначе мы Машенцию не спасём. Сам видишь, ребёнок для неё всё сейчас. Или в "дурку" попадёт, или в петлю. Ты же видел её… Раз уж остаёшься, присмотри за сестрой, очень прошу. Надо, я заплачу тебе за всё?

Кирилл, соглашаясь со всем кивнул, а на "заплачу" не обижаясь улыбнулся и ничего не сказал. Не пылить же, в самом деле, на Машкиного брата.

— Не волнуйся, всё будет под контролем.

У Александра не было возражений на этот счёт. Голова болела о другом о чём он тут же и поделился:

— Не знаю прям, что и делать, — продолжал поражённый Саша, почувствовав родственную душу. — Родителей может вызвать? Но что будет с ними, даже предположить боюсь, ведь они не знают, что Машка родила. Боюсь как бы Юлиана не проговорилась своим родителям. Те непременно сообщат нашим, тогда скандала не избежать, — пояснил он. — Плохо, что не знаю чем помочь ей, сам растерялся. Маленькая сестрёночка и вдруг такой снежный ком. Одиночество. Тяжёлая беременность. Больной ребёнок. Операция на сердце… Может, аппаратуру, какую надо купить или лекарства для отделения, я денег дам. Только скажите.

— Родители где? — спросил Кирилл вместо ответа, вопросительно посмотрев на Машиного брата.