— Терпи. Не очень огрызайся. А то такую карусель закрутит, что ой, ё, ёй!…

Таран поиграл затёкшими плечами, словно готовясь к отражению новой атаки.

— Это уж, как получится. Такие грозы гремят, только креститься успевай.

— А Машка? — поинтересовался Игорь.

О! Тут все вспомнили об инциденте в студии звукозаписи и тут же окружили Тарана.

— Кстати, и, правда, как Маша то после твоей репетиции с Ритулей?

— Манюня со мной. Пронесло, — расплылся тот в улыбке.

— Дуракам везёт.

Таран не оправдывался, а сказал честно:

— Сам от девчонки балдею.

Коллектив дружно заверил:

— Обойдётся. Споём сейчас ей. Ребят попросим, они её покрутят по залу. Что нам стоит дом построить и деревьев насадить.


Предпраздничный день. Зал гудел переполненный веселящимся народом. Страна отдыхала. Православный люд начал гулять ещё с католического Рождества и сейчас плавно входил в Новый год. Какая разница с чего начинать лишь бы праздник был. Есть повод и душа поёт, а если добавить побольше музыки, песен, то ноги сами колесом пойдут. Заводной хоровод в масках и без них, кружил между столиков, завлекая и разрастаясь новыми силами. Александр, подойдя к сцене, поманил Кирилла, подмигивая, попросил повторить для матери понравившуюся песню. — Понял, — усмехнулся он, прогнёмся. Объявил:

— По желанию моей любимой тёщи "Последний снег".

Развесёлая компания в углу зала закрутила головами, выискивая тёщу своего любимчика. А, найдя, приложили силы, чтоб затащить её во всеобщее веселье. "Всё, — обрадовался Таран, — не вырвется!" Тамаре так понравилось эта круговерть, что она осталась хороводиться до конца вечера. Попрощавшись, уехал Саша, а она всё плясала. Нет, Европа, это не Россия, куда им до нас, точно, как до звезды. Если веселимся, то уж точно до упаду и при этом совсем не важно куда упасть. В салат, на пол, в лужу, сугроб или доползти до кровати. Главное, хорошо погулять. Ребята отпустили Тарана пораньше и он, отпахав своё, повёз новую родню домой. У него поднялось настроение. Тёща весёлой покидала казино, весёлой ехала в его машине, весёлой понималась в кабине лифта. Он отпирал ключом дверь, а она мурлыкала. Неужели, лёд тронулся и его ждёт оттепель, мировая…

— Тише, не топайте, как слоны и приглушите звук, — предупредила мужиков Тамара Васильевна.

— Спят, как сурки, — прикрыл дверь в комнату Кирилл. Миролюбиво по домашнему спросил:- ужинать будете?

— Какой ужин, это уже почти завтрак. Я спать, а вы как хотите, — зевала, отбиваясь от такой перспективы она.

— Твоя воля, а мы посидим с Кириллом, немножко. Он голодный всю ночь был. Пусть поест, — заливал Валентин Александрович, оправдываясь перед женой и подпихивая её в сторону спальни. — Что тут собственного такого.

— Знаю я тебя… Впрочем, как хотите, но я лично пас.

Таран чуть не ляпнул, что, мол, лично её никто и не оставляет, но, обменявшись с тестем взглядами, вовремя прикусил язык.

Под разогретый ужин и бутылочку откупоренного коньяка, они сидели ещё час.

— На Тамару не обижайся, — высказывал тесть извиняющим голосом. — Она за дочь волнуются. Работа твоя, как бы сказать, опасная.

— В смысле, — не понял Таран.

Он помучил ухо и объяснил:

— Посмотрел я сегодня, бабьё от тебя дуреет.

— Вы об этом. Так Машенция в курсе. Спокойно к этому относится.

— Машка, это нечто, — усмехнулся он. — Её бы мать общипала меня как петуха при таких обстоятельствах.

Они налили. Чёкнулись рюмками. Выпили. Таран кивнул:

— Это правда. Я от малявочки сам не свой.

Дмитриев, как бы стесняясь за то, что вторгается не в свою сферу, предложил:

— Знаешь, у меня предложение. Наших в Европе и по миру, как нерезаных собак. Хочешь, я дам вам людей, которые займутся вашими гастролями, заработаете хорошо.

— Мы ездили уже…

— Я понял. У вас был не тот масштаб. В обиде не будете.

— Спасибо, поговорю с ребятами.

Они налили и выпили ещё. Закусили кто салатом из овощей, кто котлетами и Дмитриев опять предложил:

— Давай сменим тебе машину.

— Зачем? У меня нормальная тачка, новая.

— Не спорю, но я говорю о другом классе. Свою машину загони в гараж или, что у тебя там имеется в наличии. Пусть стоит хлеба не просит.

— Паркинг под домом. Но зачем?

— Отлично, а тебе я куплю другую. Должен же я подарить что-то тебе за внука и под ёлочку на Новый год. За Машу тоже. Вижу, любишь. Только давай без обид.

Таран даже не думая отказался.

— Нет, это не по мне. Поймите, то не обида. Просто я привык на себя сам зарабатывать.

Дмитриев попробовал разобраться и объяснить свою точку зрения.

— И чего ты такой ершистый. Я ни хотел тебя обидеть. Просто подумал, что надо подарить, что-то стоящее. Хорошо, оформлю её на дочь, а ты будешь ездить. Договорились?

Теперь Кирилл минуту думал и понял, что должен согласиться.

— Уступаю, чтоб только вас не обижать.

Тесть обрадовался такой уступчивости.

— Прекрасно. Давай по последней и спать.

Последней рюмке меньше повезло, нежели предыдущим. Не успели выпить, как в кухню вползла, потягиваясь и позёвывая, Маша.

— Пьянствуете! Как не стыдно! — забралась она к Кириллу на колени. Повозившись, устроилась на тёплой груди, и надёжно утопая в его руках, погрозила отцу. — Ты зачем Тарана спаиваешь?

— Мы чуть-чуть, — оправдывался тот. Кирилл весь вечер ни-ни. Должен же он немного расслабиться и потом за встречу, знакомство, внука грех не выпить.

— Причин нашёл, что на мели утонешь. Хорошо расслабляетесь, — потрепала она почти пустую бутылку.

— Она была уже наполовину надпита, — прижал Машу к себе Таран, нахально ухмыляясь. — И потом мы пользу для организма делаем.

— Это какую? — пощекотала его Маша.

Таран тут же выкрутился:

— Креветками закусываем. Врачи рекомендуют.

— Правда, правда, я тоже слышал. Хотя бы пару раз в неделю употреблять, — поддакнул Кириллу отец.

— Ой, только вот грузить меня не надо, — не поверила Машка.

Отец темпераментно принялся убеждать дочь:

— Серьёзно. В этом случае риск заболеть простудными заболеваниями снижается в несколько раз!

— Обалдеть с вами можно и несчастных креветок к своей пьянке в оправдание приплели, — всё-таки съела одну поданную Кириллом Маша. Тот тут же подсунул ещё одну:- "Ешь!"

А Дмитриев поглядывая на них, неожиданно спросил:

— Маш, ты мне честно скажи, как ты себе его ухватила? — Конечно, это был ход, просто родитель перевёл в иное русло разговор, Маша это понимала, впрочем возможно действительно был интерес. А Валентин Александрович продолжил:- Нет, начало я знаю. Плакат на твоём сапоге и его благополучное поселение на стене. Вздохи по ночам, это одно. А вот как ты тихая, домашняя правильная на такое безумство, как Таран решилась?

— Проще не бывает, — чмокнула она подбородок Кирилла. — Папуля, я села и подумала. Уж если жертвовать и уступать, стелиться и унижаться, то только перед любимым мужчиной. Суждено плакать, потом и страдать, то знать за что. Одно покрывает другое. А зачастую в жизни всё получается наоборот. С любимым мы стоим насмерть, как Брестская крепость, а потом всю жизнь терпим и прощаем не любимых. Зачем?

Дмитриев пополоскал в стакане минералку и вылил в себя.

— Туманно, но может ты и права. Как же ты к нему подобралась?

— Я задавила его букетами, — рассмеялась она.

Он помедлил, надо ли ворошить и копаться и всё же спросил:

— Что ж не сошлись сразу?

— Он не виноват, — не дала ничего сказать Кириллу Маша. — Запечатав ладошкой рот. — Я не сказала о ребёнке. Ловить мужчину на ребёнке низко. Он бы никогда не узнал, если б не операция. Нужна была кровь. Вот ребята и решились на правду.

— Маша, выручает меня, — отвёл её ручку, целуя, он. — Я виноват и ещё как. Приревновал к Александру. Всё шла хорошо и вдруг моя дурная голова…

— К Сашке, он же брат?

Таран оправдывался. А что ему оставалось.

— Я не знал. Увидел её с Сашей и взбесился. О ребёнке честно, даже не подозревал. Машеньку люблю. Пашку, больше жизни.

— Александр тебе фейс не подпортил?

— Маша не дала, — засмеялся Кирилл.

— Понятно канительщики. Как быстро бежит время, и дочь сидит уже не на моих коленях, а твоих, парень. И не руки отца страхуют её, а другого мужчины. Не заметите и сами, как пронесутся и ваши золотые денёчки. Уже ваш Пашунчик приведёт девчонку и заявит, что жить без неё ему не в радость.

— До этого ещё целая жизнь, — не согласился с тестем Кирилл. — И в этой жизни мои руки моё плечо для вашей дочери будут такими же надёжными, как и ваше. Я обещаю.

Дмитриев насупился:

— Хорошо, что не клянёшься, не поверил бы.

Взволнованный Кирилл вздохнул:

— Клятвы даются в юности на чувствах, а не на мозгах. Мы ещё девочку родим, да цыплёнок, — пожевал он её ушко.

— А не сильно ты разогнался? — вспыхнула Машка.

— Нормально, — подмигнул ему отец. В его годы у меня уже вас двое было. А сейчас молодёжь не активная какая-то, жениться не торопится, детей рожать не спешат. Хоть бы Александра нашего возьми.

— Папка…,- закрыла она ладошками лицо.

— Кирилл отнеси её в постель, измаялась она вся. Малину нам всё равно поломала. Без тебя ведь не уйдёт…

— Вы правы, мы засиделись, — согласился Кирилл. Подхватив Машу на руки. — Не трогайте тут ничего. Я вернусь, всё уберу. Спокойной ночи!

Он нёс её, покачивая на руках, как ребёнка в нетерпении припадая к полуоткрытым губам.

— Машуня, я люблю тебя даже сильнее, чем бы мне хотелось.

— Почему любить много, это плохо. Я ж люблю тебя так.

Таран мотнул в знак не согласия головой.

— Мужику нельзя, он становится рабом.

Маша прижалась вспыхнувшей щекой к нему

— Тогда люби, сколько осилишь. — Помолчала. Подумала. Потом тихо-тихо сказала:- Знаю, что любишь. Всегда верила тебе. Иначе бы мы не были вместе.

Он поцеловал её нежно в уголки губ.

— Ты спи, я уберу со стола и вернусь.

Но Валентин Александрович не ушёл, ожидая возвращения Кирилла, и они приговорили, чтоб не пропадала бутылочку до конца. Не обошлось без выговора:

— Долго ты ходил, пара шагов в полчаса уложились. За сколько же ты стометровку бегал?

Кирилл оправдывался:

— Я не подумал, что вы останетесь.

— Чего там слёзы оставлять, — потрепал тот бутылку. — Допить её надо.

Смущаясь каялся и благодарил:

— Спасибо что поняли и не прибили.

— Что уж теперь. Живите. Люби их, да не обижай. Что-то так хорошо пошло, можно и ещё одну открыть, — разошёлся Дмитриев.

Когда Таран вернулся, Маша спала, и ему ничего не оставалось кроме, как прилечь рядом. Но уснуть оказалось не так просто. Рядом горячая женщина притягивала и жгла.

— Котёнок мой ласковый. Девочка моя сахарная, — ластился он, через минуту подгребая всё же её к себе.

"Что ж, придётся просыпаться, — улыбнулась она где-то там у него под мышкой. — Нельзя же при таком натиске долго прикидываться бездыханной".

Изображая неудовольствие с потягушками, она шептала:

— Неужели всё-таки разбежались и догадались убрать со стола?

— Я разбудил тебя, детка, — обрадовался он. — Я старался тихо, но не получилось.

Маша имея полное право пристыдила:

— Пользуешься темнотой, краска вранья не видна.

Таран засмеялся, прижав Машу к себе.

— Мне так хотелось ощутить твоё тепло на себе, вдохнуть запах твоих волос и трепет маленькой проворной ручки тут, тут и вот тут.

"Прохвост. Так старался не разбудить, что будил по полной программе — веселилась она, пряча лицо". Как тут можно быть бесчувственной и не ответить на такое пламя, как не вспыхнуть, не загореться. И Машка горела.


Пашка поскрипывал, желая поесть, да и памперс сменить не было бы лишним, но на его призывы никто не реагировал. Маша спала, удобно устроившись на Кирилле, как на матрасе. Он сопел, придерживая и согревая руками её на себе. Слыша эти призывы внука, встревоженная Тамара Васильевна побегав под дверью, безрезультатно постучав, вошла на авось. Ребята не проснулись. Маша надёжно прикрывала своим телом Кирилла. А внук в нетерпении затопал на кровати, тяня ручки.

— Голод не тётка и к бабке пойдёшь, а ещё вчера нос воротил от меня. Мамка твоя от этого мужика совсем сдурела, — ворчала она, унося внука и стараясь не смотреть на безобразие, растянувшееся на кровати.

Пользуясь методикой Тарана, то есть, посадив малыша в противень и снабдив гремящей сковородой, сварила ему кашу. Муж застал её усердно дующей на тарелку.