Лорен Уиллиг - Маска Черного Тюльпана

Я повернулась — Сэлли разглядывала меня, сложив на груди руки.

— Всего лишь ради архива здесь? — проговорила она.

Майлз быстро вспомнил все замечательные причины, по которым он собирался держаться подальше от Генриетты, пока старость не подавит в нем низменные инстинкты или хотя бы не лишит его средств к их осуществлению. Но было слишком поздно. Перед ним высился его лучший друг — бывший лучший друг, — воздевший руку как средневековое деревянное изваяние разгневанного Бога. От позы Ричарда так и веяло яростью.

Генриетта ахнула и поспешно подтянула платье на место.

Амели схватила Ричарда за руку и толкнула к себе за спину. Учитывая, что Ричард почти на фут возвышался над Амели, рокировка оказалась совершенно неэффективной. Над темной головкой Амели торчало застывшее от бешенства лицо Ричарда. Майлз с трудом сглотнул, медленно выпрямился.

— Думаю, мы не вовремя сюда пришли, — сказала Амели, пытаясь подтолкнуть мужа в обратную сторону.

— Нет-нет, — угрожающе произнес Ричард, отодвигая жену. — Думаю, мы как раз вовремя сюда пришли. Как ты думаешь, Доррингтон, какого черта ты делаешь?

«Думаешь»? Да Майлз как-то вообще не думал.

— А как ты думаешь, о чем он думал? — встряла Амели. — Ричард, правда, может, мы…

— И объяснение должно быть чертовски убедительным.

— Откуда ты узнал, что мы здесь? — прохрипела Генриетта, надеясь отвлечь Ричарда от Майлза, прежде чем прольется кровь. Опасный блеск в глазах брата придавал зловещее значение его словам.

— Один из часовых сообщил, что в парке происходит что-то необычное. — Ричард мрачно хохотнул. — Он и половины не видел.

— Ричард… — начал Майлз, загораживая Генриетту.

— И как давно это длится? — светским тоном поинтересовался Ричард. — Недели? Месяцы? Годы? Как давно, Доррингтон?

— Мы не… — перебила Генриетта.

— А ты вообще молчи, — предостерег ее брат.

— Как я могу молчать, если вы говорите обо мне?

Ричард проигнорировал Генриетту. Не отрывая взгляда от Майлза, он стал стаскивать фрак.

— Мы можем обсудить это на рассвете или выяснить прямо сейчас.

— Прежде чем мы это сделаем, — скинув фрак, Майлз автоматически стал в защитную стойку, поднял сжатые в кулаки руки, — я бы хотел кое-что сказать.

Ричард уронил фрак на посыпанную гравием дорожку.

— Какая жалость, — он сделал стремительный выпад, двинув апперкотом прямо в челюсть Майлзу, — но я ничего не хочу слышать.

С легкостью, выработанной долгой практикой, Майлз уклонился от удара и схватил Ричарда за руку, блокируя новые удары. Прежде они тысячу раз по всем правилам сходились на ринге в заведении джентльмена Джексона, но никогда по-настоящему. И Майлз не собирался начинать сейчас. Молодые люди сцепились, состязаясь в силе, как атлеты на греческой вазе — под рукавами рубашек напряглись мышцы, — Майлз старался сдержать друга.

— Проклятие, Ричард, — крикнул Майлз сдавленным от натуги голосом, — ты хоть послушай!

— Тут нечего, — пропыхтел Ричард, вырывая правую руку, — слушать.

— Я хочу, — Майлз едва увернулся от резкого удара в живот, — жениться на ней!

— Что? — ахнула Генриетта.

— Что? — проревел Ричард, попятившись.

— Великолепная мысль! — зааплодировала Амели. — Таким образом, никто не скомпрометирован, никто не стреляется на рассвете и все счастливы.

Выражение лиц остальных трех участников сцены полностью опровергло последнюю часть заявления Амели.

Не обращая внимания на других, Майлз испытующе посмотрел на Генриетту:

— Генриетта?

— Тебе не обязательно это делать, — прошептала та.

— А я думаю, обязательно, — заметила Амели. — Ситуация очень компрометирующая.

— Генриетта? — настойчиво повторил Майлз.

Девушка смотрела на него и мучительно размышляла, перескакивая от одной неразрешимой проблемы к другой. Она может отказаться и увидеть, как ее брат или убьет Майлза на месте, или продырявит его завтра утром по всем правилам. И хотя Майлз, бесспорно, был более опытным спортсменом, Генриетта знала, предложение он делает только потому, что честь не позволяет поступить иначе в данных обстоятельствах, и еще она знала — Майлз никогда не поднимет руку на ее брата. А когда одна из сторон терзается чувством вины, о какой дуэли на равных может идти речь?

Генриетта полагала: Ричард, когда у него будет время подумать, тоже не захочет причинить Майлзу вред, но в теперешнем его настроении… Генриетта не надеялась, что брат выстрелит в воздух.

С одной стороны, смерть и бесчестье. С другой…

Она может выйти замуж за Майлза и провести остаток своих дней, зная, что вынудила его к браку под дулом пистолета своего брата.

Майлз медленно повернулся к своему бывшему лучшему другу, и по ссутулившимся плечам и необычно мрачному его лицу Генриетта поняла — если она протянет еще мгновение, роковые слова будут произнесены и двое самых дорогих для нее мужчин обречены будут пройти по пути, откуда нет возврата. Никогда.

— Да, — выпалила Генриетта. — Да, я выйду за тебя замуж.

Ричард опасно побагровел, повернулся к сестре и прорычал:

— Ты не выйдешь за этого… этого…

— Мужчину? — услужливо подсказала Амели.

Ричард сердито посмотрел на жену.

— Соблазнителя, — со злостью закончил он.

— Ты бы предпочел, чтобы я вышла за Реджи Фитцхью? — ядовито спросила Генриетта, поворачиваясь к брату. Все, что угодно, только бы не смотреть на Майлза.

— Не смеши меня! — отрезал Ричард.

— Почему мне не разрешают быть смешной, когда ты сам ведешь себя смешно? — потребовала ответа девушка в своей самой раздражающей манере младшей сестры. Краем глаза она увидела — Майлз медленно подбирает фрак. Или он предпочел бы очистить свою совесть на рассвете? — Это несправедливо.

— А знаешь, она права, — заметила Амели.

Потерявший дар речи Ричард проревел нечто неразборчивое.

— Я не…

— Смешной и шумный.

— Давай, — отрезал Ричард. — Выходи за него. Выходи за него завтра, мне все равно. Но я не хочу видеть это, — он ткнул пальцем в сторону Майлза, — под своей крышей опять.

Майлз надел фрак и шагнул вперед.

— Отлично, — спокойно сказал он, но с металлом в голосе, отчего Генриетта непроизвольно сжалась. — Мы поженимся завтра. Прошу меня простить, мне нужно получить специальное разрешение.

Кивнув Амели и запечатлев быстрый поцелуй где-то на руке Генриетты — мурашки от него побежали вверх до плеча, — Майлз зашагал в сторону конюшни.

Ричард даже не ответил. Ничего не сказал он и сестре. Не бросился за Майлзом. Он развернулся на каблуках и в ярости пошел к дому. В последовавшей неловкой тишине слышен был только скрип сапог по гравию, расходившийся в противоположные стороны. Генриетта смотрела вслед удалявшемуся Майлзу, осознавая последствия только что произошедшего.

Завтра. Генриетта прижала ладони к глазам. Специальное разрешение. Майлз не сказал, что они поженятся завтра, нет? Он не мог говорить серьезно.

Обретя дар речи, Амели ободряюще улыбнулась Генриетте.

— Ричард придет в себя, — уверенно сказала она. — Вот увидишь.

В доме зловеще хлопнула дверь. Дважды.

Амели с трудом сглотнула.

— В конце концов.

К полудню следующего дня достопочтенный Майлз Доррингтон и его молодая жена уже ехали в Лондон.

Генриетта тайком поглядывала на кольцо, надетое поверх перчатки. Она не спросила, где Майлз его раздобыл и к какой уловке прибегнул, чтобы за столь короткий срок получить специальное разрешение. На самом деле у них вообще не было возможности поговорить. Когда этим утром Генриетта проснулась со смутным, отдающим головной болью воспоминанием, что произошло какое-то событие огромной важности и лучше бы остаться в постели, пока мир не перестроится, в доме уже кипели приготовления к свадьбе, и ее, слабо представлявшую, как она до этого дошла, понесло к супружеству.

Генриетта всегда представляла, что подружками на ее свадьбе будут Пенелопа и Шарлотта: Шарлотта с затуманенными от романтизма глазами, Пенелопа — ворчащая. Вместо этого одеваться ей помогала Амели, возбужденно возясь с оборками и локонами, а как только Амели набрасывалась на следующую задачу, миссис Кэткарт спокойно все переделывала. Амели предложила свое свадебное платье, но поскольку невестка была на добрых четыре дюйма ниже и несколько другого телосложения, Генриетта с благодарностью отклонила ее предложение и надела вечернее платье, в котором была накануне. Генриетта посчитала уместной иронией, что венчается она в том же платье, в котором была скомпрометирована.

Майлз раздобыл не только кольцо, но и епископа Лондонского. Тот, не в самом парадном своем облачении, имел раздраженный вид человека, которого вытащили из постели в час, обычно предназначенный для сна. В Длинной гостиной соорудили импровизированный алтарь, вдоль обеих стен поставили стулья, которые Амели украсила лентами и цветами, проявив больше энтузиазма, чем вкуса. По контрасту со своим веселым декором длинные ряды стульев выглядели удручающе пустыми. Вместо полагающихся друзей и родни там сидели братья Толмондели, смущенные, но в боевом настроении, и миссис Кэткарт, в одиночку прилагавшая усилия, чтобы набросить флер благопристойности на столь поспешное действо.

И к алтарю ее должен бы вести отец, а не брат, настроенный скорее на убийство, чем на брак. И ее мать должна бы сидеть в нервом ряду в немыслимой шляпе, гордо улыбаясь и раздавая всем приказания. Ее родители. О Боже! Что они подумают, когда она скажет им, что вышла замуж без их согласия и в их отсутствие? Генриетта не сомневалась — против ее брака с Майлзом они возражать не станут, но то, как она это сделала, может вывести из себя и самых терпимых родителей. Даже мысль об этом казалась невыносимой.

Но задумываться об отсутствующих у Генриетты и времени-то не осталось. Пока мисс Грей играла гимны, чистенько, но бесстрастно, Генриетта потратила большую часть продвижения к алтарю, убеждая брата не убивать жениха. После нескольких ярдов бесплодных споров она наконец заставила его замолчать, заметив — ему просто повезло, что брат Амели оказался миролюбивым человеком. Поскольку бракосочетание Ричарда вышло даже более своеобразным, чем ее собственное — его совершили на плывущем через Ла-Манш судне, а обязанности священника исполнял ставший пиратом дворецкий, — и Ричард об этом помнил.

— И все равно я бы лучше вздул его, — пробормотал Ричард.

— Очень прошу тебя воздержаться от чрезмерных восторгов на моей свадьбе до окончания церемонии, — прошипела в ответ Генриетта, вызвав сердитый взгляд епископа и встревоженный — Майлза.

«Он тревожится, что я сбегу из-под венца… или что не сбегу?» И эту мысль Генриетта отставила на потом как еще одну в неуклонно разраставшемся списке вещей, о которых ей было невыносимо думать.

После лишенного всякого достоинства препирательства в ответ на вопрос епископа: «Кто отдает эту женщину этому мужчине?» (которое прекратила Амели, наступив Ричарду на ногу) — остаток церемонии прошел с неприличной скоростью. Генриетта подозревала, что епископ нарочно сократил обряд, но при ее рассеянном состоянии она не могла быть точно уверена. Более того, она вообще ни в чем не была уверена. Вся церемония прошла мимо нее со смутностью сновидения — цвета расплывались, голоса путались, все смешивалось в ужасающем карнавале нереальности. Слова, что они с Майлзом стали мужем и женой, застали Генриетту врасплох, и она приняла быстрый поцелуй своего теперь уже мужа, нисколько не напоминавший страстные объятия прошлого вечера, с некоторой долей сомнения в способности произошедшего тут связать их.

Только кольцо на пальце убеждало Генриетту — их обвенчали.

После церемонии они с Майлзом сели в его коляску, оставив братьев Толмондели воздавать должное второпях собранному торжественному завтраку.

— Пирожки с омарами, Фред! — услышала она обращенный к брату восторженный возглас Нэда, когда Майлз подсаживал ее в экипаж. Хоть кто-то порадуется, философически подумала Генриетта. У Ричарда был такой вид, будто он с большим удовольствием уничтожил бы блюдо крапивы.

Что же касается Майлза… Очень трудно было сказать, о чем думал Майлз. Генриетта глянула на мужа, правившего лошадьми с таким видом, будто у него другой заботы не было, как объехать большую яму посреди дороги. С самого отъезда из Селвик-Холла Майлз обращался с Генриеттой неизменно учтиво. Он укрыл ей ноги пледом, извинился за необходимость доставить ее в Лондон в открытом экипаже, предложил остановиться, чтобы перекусить, и даже зашел так далеко, что сделал замечание о погоде.