Лорен Уиллиг - Маска Черного Тюльпана

— Она рассказала мне о вас, — маркиза снова сделала выпад, но на сей раз Генриетта оказалась готова и вовремя увернулась, — кое-что очень интересное, леди Генриетта.

Первый удар призван был предупредить, второй — прямо в сердце. Генриетта содрогнулась бы, если б не направила все свои силы совсем в другую сторону.

— Правда?

Разговаривающая маркиза частично отвлекалась от своей добычи. Как бы подобраться поближе и подставить этой бестии подножку, не попав под смертоносное лезвие? Генриетта спряталась за маленький столик, но маркиза грациозно обогнула его — одежда мешала ей не больше, чем туман, который напоминала.

— Она сказала мне, — маркиза неумолимо надвигалась на Генриетту, но та не смела отвести глаз от лезвия, чтобы глянуть, куда отступает, — что вы связаны с Розовой Гвоздикой. Мне оставалось только, — маркиза зацепила корсаж позаимствованного платья Генриетты, но толстая ткань отразила удар не хуже кольчуги, — проследить за вами.

— Не достаточно далеко, — пробормотала Генриетта и тут же зацепилась за что-то ногой и качнулась назад, избежав удара в сердце. Попятившись, Генриетта, к своему ужасу, уперлась спиной в стену.

— Какая неуклюжая, — прищелкнула языком маркиза, делая шаг, чтобы убить.

Лучший фехтовальщик боится худшего фехтовальщика, напомнила себе Генриетта, сползая по стене, когда маркиза воткнула свое оружие в старые обои в том месте, где мгновение назад стояла Генриетта. От силы удара лезвие погнулось.

Встав на четвереньки, Генриетта метнулась вокруг ног маркизы, когда та, отшвырнув затупившийся клинок, молниеносным, полным злости движением вытащила из темной гривы своих волос другую булавку. И опять пряди ничем не сдерживаемых волос рассыпалась по спине маркизы, как змеи, выползшие из корзинки.

Откуда-то издалека до Генриетты доносились глухие удары и вскрики из гущи мужской схватки. Оттуда помощи ждать не приходится.

— Генриетта! — крикнул Майлз, его светлая голова вынырнула на секунду из клубка тел. — Ты — хрясть! — жива?

Маркиза ударила сверху вниз, но Генриетта перекатилась на бок и, отплевываясь от собственных волос, отпрянула в сторону. Сквозь пелену каштановых волос она снова увидела надвигающееся на нее лезвие и в отчаянии перекатилась в обратную сторону, потом в другую, перекатилась раз, другой, третий, пока с неблагозвучным звяканьем не врезалась бедром во что-то жесткое и неустойчивое. Предмет слегка качнулся, встал ровно, приподнялось и осело облачко пепла.

Она наткнулась на атрибуты своего же злосчастного маскарада. В следующий раз, если он будет, этот следующий раз, она переоденется дуэлянткой. Брюки, шпага, пистолеты. А не это никчемное, путающееся под ногами — сразу бы уж помогало врагу — металлическое ведро с совком, в истерике подумала Генриетта, когда новый и, если это возможно, еще более острый стилет маркизы начал опускаться, описывая в воздухе смертоносную дугу.

Совок. Это не пистолет и даже не меч, но он под рукой, что гораздо ценнее.

Выхватив из ведра совок и откинувшись назад, Генриетта стремительно выставила его вверх и отбила клинок маркизы в сторону; тонкое серебристое лезвие, вращаясь, полетело по комнате. Из бесформенной кучи тел в другом конце гостиной донесся вскрик боли и совсем уж грязное французское ругательство.

— Простите! — автоматически крикнула Генриетта.

— Вы, леди Генриетта, — объявила, тяжело дыша, не на шутку разозленная маркиза, — создаете некоторые затруднения.

— Стараюсь, — прохрипела Генриетта, пытаясь одновременно отодвинуться назад и подняться, отчаяние помогало там, где подводила координация движений.

Стоя над ней, маркиза отработанным движением вытащила из волос очередное увенчанное бриллиантами орудие убийства. Сколько же их у этой женщины? — возмутилась Генриетта и мысленно представила затейливую куафюру маркизы, утыканную бриллиантовыми булавками для волос. Если все они — стилеты, она пришпилит Генриетту к стене, как бабочку на рабочем столе натуралиста, и еще останется достаточно для украшения прически.

Если ей не удастся подобраться к этой фурии на достаточно близкое расстояние, чтобы треснуть по голове совком, смертельный натиск продолжится, не ослабевая. Нужно что-то еще, нужно как-то вывести маркизу из строя на достаточно долгое время, чтобы она, Генриетта, успела совершить какой-нибудь ужасно храбрый поступок — например добежать до противоположного конца комнаты и спрятаться за Майлза.

— Клянусь Юпитером! — донесся из другого угла торжествующий вопль Болвана. — Он наконец-то у меня!

Маркиза повернула в ту сторону голову. Ее лицо исказилось раздражением, когда она увидела своих людей, дерущихся с Майлзом, и Болвана, победно восседающего на Жан-Люке и размахивающего отобранным пистолетом.

— Идиоты! — закричала маркиза так, что в окнах задребезжали стекла, и повелительно воздела руки, напомнив собой фею Моргану, призывающую демонов. — Хватайте Розовую Гвоздику!

Двое из противников Майлза враз изменили курс и бросились к Фитцхью. Встревоженный Болван кинулся на пол и попытался залезть под диван. Тот угрожающе заходил ходуном. Оставшись лицом к лицу с двумя громилами, Майлз вышел из положения, столкнув их лбами; раздался неприятный треск.

Этой-то заминки и ждала Генриетта.

Отчаяние придало ей силы, и, схватив ведро с золой, она метнула его содержимое в лицо маркизе. Точнее, она хотела это сделать. Пошатнувшись под тяжестью ведра, Генриетта в цель не попала. Ведро по инерции вырвалось из ее рук, и вместо глаз маркизы вся груда золы угодила ей в живот. С радующим слух вскриком маркиза стала валиться назад. Разделавшийся со своими обидчиками Майлз метнулся к ней и подхватил, прежде чем она ударилась об пол.

— Поймал! — торжествующе воскликнул он, заламывая ей руки за спину.

Мотнув головой, пытаясь отбросить с глаз прядь светлых волос, Майлз посмотрел поверх головы маркизы (мудрое решение; так как, взгляни он на лицо последней, увидел бы маску чистой ярости — вылитая Медуза) на свою жену.

Лицо его покрывали потеки запекшейся крови, в основном — его собственной; один глаз уже угрожающе заплыл, а на щеке красовалась длинная царапина. Генриетте показалось, что выглядит он замечательно.

Их взгляды встретились поверх лягающейся и плюющейся маркизы.

— Прости, что задержался, — сказал Майлз, хотя выражение его лица противоречило банальности слов.

— Конечно, их же четверо, — почти таким же тоном отозвалась Генриетта, но щеки ее горели, а глаза сияли. — Я все понимаю.

Маркиза метнула на нее злобный взгляд и попыталась лягнуть в голень, но Майлз инстинктивно убрал ногу и ответил, быстро наступив на поверженного врага, не отрывая при этом глаз от Генриетты.

— Я хотел спасти тебя, — мягко произнес он.

— Ты это сделал, — успокоила его Генриетта. Подумала, улыбнулась. — Просто тебе потребовалось некоторое время.

Маркиза обмякла.

Дернув ее за руки, чтобы не расслаблялась, Майлз упивался видом Генриетты, отмечая взглядом каждую спутавшуюся прядь волос, каждую царапину, каждый синяк.

— Придя домой, я перевернул его вверх дном, но тебя там не оказалось.

Маркиза закатила глаза.

— Если бы мне захотелось послушать романтическую чушь, я бы сходила в «Друри-Лейн», — фыркнула она.

Генриетта смерила ее уничтожающим взглядом.

— Вас никто не спрашивает. — Она подняла на пострадавшее лицо Майлза восторженные глаза. — Продолжай. Ты забеспокоился?

Генриетта знала, что мелко и по-детски охотиться за крупицами любви, но ей было все равно.

— До безумия, — признался Майлз.

Генриетта широко улыбнулась.

— Нечего улыбаться, — предостерег Майлз. — Если мне придется еще раз пережить такой день, я до конца твоих дней запру тебя в башне.

— А ты будешь там со мной? — тихо спросила Генриетта, стараясь не подать вида, что все фибры ее души сосредоточены в этих кажущихся банальными словах.

Его разбитые губы сложились в дерзкую улыбку, от которой из нижней губы опять потекла кровь, но Майлз этого даже не заметил. Только он хотел что-то сказать, как из другого конца комнаты донеслось блеяние:

— Право слово! Сожалею, что прерываю, но у меня тут маленькое затруднение.

В крайнем раздражении Майлз молча повернулся, обозревая разгром.

Генриетта сделала то же самое, подумывая об убийстве Болвана. Ну что же это такое! Что хотел сказать Майлз? Должно быть, он совершенно не понял смысла. Он, по всей видимости, собирался отпустить ехидное замечание насчет принцесс, или о ее неспособности к сопереживанию, или о множестве других вещей. Или нет. Трудно читать по лицу человека, у которого заплыл глаз, а с губы капает кровь, как у вампира с нарушением глотательного рефлекса.

В другом конце гостиной распростерся на ковре Жан-Люк, рядом с ним валялся покореженный серебряный кофейник. Двое лакеев, которых Майлз столкнул лбами, лежали рядом. Один вяло шевельнулся, приоткрыл глаз, увидел Майлза и поспешно снова обмяк, что Генриетта посчитала совершенно разумным в данных обстоятельствах.

Из двух оставшихся один прислонился к стене, со стонами нянча вывернутую под неестественным углом руку. Последний же из бандитов загнал Болвана под диван и тыкал кочергой.

Генриетта и Майлз переглянулись и расхохотались.

— Право, — донесся из-под дивана обиженный голос Болвана. — Это не смешно!

Генриетта только пуще залилась, хватаясь за живот; с каждым безудержным взрывом смеха напряжение длинного, ужасного дня выходило из нее.

— Успокойся, старушка, — сказал Майлз, но в голосе его слышалось столько тепла, что смех замер у Генриетты в горле. — Брось-ка мне веревку, чтобы связать ее.

Генриетта вытерла слезившиеся глаза и отвязала шнур с кистями, поддерживавший одну из протертых до дыр штор. Штора расправилась, погрузив комнату в полумрак.

— Подойдет? — спросила Генриетта.

— Идеально, — ответил Майлз.

Маркиза заворчала.

— Так-так, — произнес совершенно новый голос.

На порог гостиной упала тень. Майлз круто развернулся к двери, не выпуская маркизы. Генриетта застыла со шнуром в руках.

Через порог переступили сияющие черные сапоги. Новоприбывший был в черном парчовом, с серебряной искрой, сюртуке. Блестящий монокль в оправе в виде змеи, кусающей собственный хвост, висел точно под безупречно повязанным галстуком. В одной руке мужчина держал шляпу и перчатки с небрежностью джентльмена, наносящего утренний визит. На боку у него красовалась шпага.

Мужчина потянулся к шпаге движением человека, который прекрасно умеет с ней обращаться. Свет заиграл на перстнях, когда изящные пальцы сомкнулись на серебряной рукоятке.

— Это частная вечеринка или любой может к ней присоединиться? — с манерной медлительностью осведомился лорд Вон.

— Себастьян, — без всякого выражения проговорила маркиза, настолько безжизненно, что Генриетта не поняла, рада она, огорчена или хотя бы удивлена.

Обращение маркизы к лорду Вону по имени не сулило ничего хорошего. Маркиза так и не призналась напрямую, что она Черный Тюльпан. А если она всего лишь заместитель, вторая по значимости персона, действующая по приказам человека куда более опасного и хитрого?

Майлз отреагировал гораздо однозначнее.

— Вон, — проскрежетал он, крепче сжимая руки маркизы, которая явно хотела воспользоваться моментом и вырваться. — Какого черта вы здесь делаете?

— Поддался благородному порыву. Полагаю, — Вон лениво обвел взглядом оглушенных французов, сотрясающийся диван и маркизу с заломленными за спину руками, — необходимости в этом не было.

У Майлза не было настроения ходить вокруг да около.

— На чьей вы стороне? — спросил он в лоб.

Вон извлек из кармана эмалевую табакерку и открыл ее. Изящным движением насыпал щепотку табака на рукав и деликатно втянул носом нюхательное зелье.

— Должен сказать, я и сам себя об этом спрашиваю.

— На своей, — ответила маркиза, пытаясь освободиться из крепкой хватки Майлза. — Не так ли, Себастьян?

— Не в этот раз, — сказал лорд Вон, неспешно поглядывая вокруг. — На склоне лет меня необъяснимо тянет к альтруизму.

— К альтруизму ради Франции? — спросила Генриетта, держась поближе к Майлзу.