– Все, теперь кранты! – послышался в дальнем углу зала чей-то голос.


Наступила весна. Аня молча смотрела в больничное окно, высматривая знакомую объемную фигуру в китайском пуховике. После того как ее унесли из зала санитары «скорой», в труппе о ней вспоминали все реже. Сначала навещали, ободряли, улыбались. Потом ручеек посетителей из балетных иссяк. Иногда доносились до нее вести, что Кирилл с треском провалил в Испании «Дон Кихота» и разорвал контракт, а Алчевская нашла там себе жениха. Рудик вывез спектакль в Голландию и Швецию, где Аню заменила Лиза и труппа наконец-то получила статус «театра», так что зарплата артистов стала больше.

За месяц с небольшим было столько передумано, пережито, переплакано… Аня без устали тренировала травмированную ногу, раздражая соседок бесконечными упражнениями. Единственным постоянным посетителем оставалась круглолицая Барсукова, с материнской нежностью ухаживающая за ней. Шура отремонтировала ее квартиру, покупала продукты и книги и через день приходила к Ане в больницу.

Сегодня Аню выписывали. Вещи были собраны, с соседками по палате она распрощалась, говорить было больше не о чем, она мысленно уже отделилась от больничных будней.

Дверь палаты распахнулась.

– Ань, смотри, какого кавалера я тебе привезла! – В дверях стояла Барсукова, а из-за ее спины несмело выглядывал Кирилл.

Слова словно примерзли на губах у Ани.

– Здраствуй, Нюточка, – хрипло поздоровался он с ней, – я за тобой. Завтра начнем работать, у меня контракт со Словенией. Будем ставить «Спящую», здорово, правда? Не сердись на меня, малыш, все в жизни бывает. Мир?

И на глазах у всей палаты Кирилл подхватил легкую, как пушинку, Аню и понес из больницы.

Она обнимала его за крепкую шею, смотрела в знакомые глаза и не чувствовала ничего. У такси, ожидавшего их у больницы, Кирилл бережно опустил Аню на землю и сказал:

– Нюта, тебя Шурочка до дома проводит, а я смотаюсь за своими вещами и подъеду позже.

Не ответив, Аня юркнула в машину. Прижимаясь к теплому плечу Шуры, она вздохнула: «Спящая красавица»… Это я была спящей, а теперь проснулась. Как хорошо быть хозяйкой самой себе! Через неделю приезжает Рудик. Буду умолять ввести меня в спектакль поскорее. Я же способная…

Бояре, а мы к вам пришли!

«Копейкина дача», бывшая барская усадьба, потом колхозная, а ныне дачный поселок, весной утопает в пышных зарослях сирени, осенью полыхает пожаром боярышника, золотится кружевом берез и осин. Старые клены неспешно осыпают резные листья, а крупные ягоды рябины привлекают перелетных птиц.

Давным-давно мои родители купили здесь дом-развалюху, они вложили в него все свои сбережения и таланты, и в результате появился чудесный терем-теремок, который время от времени реставрируется, оснащается газо– и водопроводом, отоплением, бытовой техникой, но все равно остается патриархально-сказочным. Когда я возвращаюсь мыслями в беззаботное детство, сразу вспоминается Подмосковье, запах старой дачи, стоящей прямо у бывшего барского пруда, лодочные прогулки по его спокойной воде, пахнущий дымком чай из самовара… Вечерами, сидя на теплом, разогретом дневным солнцем крыльце так хорошо наблюдать кроваво-красные закаты, слушать скрип старых кленов. А какое разнотравье здесь бывает летом! Купава, дрема, пастушья сумка, чабрец, подморенник, медуница – названия, которые давно стали достоянием книг по траволечению.

Дача всегда была моим прибежищем, личной и скрытой от всех резиденцией. И в хорошие, и в плохие времена я черпаю здесь энергию и силу. Это так здорово, когда ты можешь спуститься на три ступеньки и оказаться на земле. А земля, трава, деревья, даже развалины старого барского дома передают тебе столько энергии! За все время существования нашего поселка ни одна семья не продала своего дома, здесь никогда не было дачников, а для многих «Копейкина дача» – одно и единственное место проживания. Мы знаем о наших соседях все, они знают все о нас, и можно зайти по-соседски в любой дом и напроситься на чай с черникой или брусникой, которыми богат прямо подступающий к поселку лес.

В один прекрасный осенний день, который я коротала на крыльце дома с ноутбуком на коленях, переводя заумный немецкий текст, в доме раздался телефонный звонок. Лучше бы я его не услышала! Но я бодро прошмыгнула через сени в комнату и сняла трубку. Это была моя институтская подруга Таисия. Томным голосом она осведомилась о моих делах с тем, чтобы я в свою очередь задала аналогичный вопрос ей. Услышав ожидаемую реплику, Тая ввела меня в курс дела относительно гриппа, который она подцепила, а затем, изображая Мими из последнего акта «Богемы», попросила об одолжении. Не подозревая ничего дурного, я легкомысленно согласилась помочь подруге. Как говорится, не делай добра… Короче, уже через три часа мне следовало заводить свой старый «жигуленок» и мчаться в сторону «Шереметьева-2». Там я должна обнаружить супружескую чету Адам, туристов-индивидуалов, а также водителя Витю, который будет в течение пяти дней катать нас по всему Золотому кольцу на зеленом «Мерседесе».

– Они очень милые, эти Адам, – уговаривала меня Таисия, – спокойные, любознательные. Ты совсем не устанешь. Кроме того, в программе есть экскурсии, которые ведут местные экскурсоводы на немецком языке. Ты сама-то хоть видела Золотое кольцо полностью?

Кольца я не видела, и в настоящий момент мне хотелось сидеть на своей даче и наблюдать за тем, как клены роняют листья в пруд, что я и довела до сведения Таисии.

За моими словами последовал надсадный кашель, хрипы, стоны и жалкий голос, молящий о пощаде.

Кто перед этим устоит? Под диктовку Таисии я записала программу, все адреса, пароли, явки, захлопнула ноутбук, проверила наличие бензина в своем авто и пошла собираться. Вещей на даче у меня было немного, поэтому сборы не заняли и десяти минут.

Во двор заглянула баба Нюра – соседка справа.

– Уезжаешь уже? – с сожалением спросила она и потуже затянула концы белого платка под подбородком.

– На работу вызывают, – хмуро сообщила я.

– Ох ты мнешеньки! – вздохнула баба Нюра. – А я собиралась к тебе вечерком зайти чайку попить! Пирожки уже затеяла!

Я вздохнула – баба Нюра пекла умопомрачительные пирожки. Только у нее они получались ровными, пышными и очень вкусными вне зависимости от того, с какой начинкой они затевались. Соседка часто приходила ко мне на чай, просила рассказать что-нибудь из «заграничной жизни», получала упрощенный отчет о моей последней командировке. Я неизменно предлагала выпить за удачно окончившуюся поездку, баба Нюра из приличия отказывалась, а затем, выпив пару маленьких стопочек водки, начинала петь. Неизменная реакция – «водка-песня» возникала всегда как заключительный аккорд наших чаепитий. Впрочем, эта реакция характерна для любых застолий, проходящих в поселке по любому поводу. Репертуар у бабы Нюры обширный, и мы настолько привыкли к такому музыкальному сопровождению, что ни банальный магнитофон, ни тем более караоке не заменят нам нашу неизменную исполнительницу.

Горестно понаблюдав за моими сборами, баба Нюра помогла мне запереть дом, закрыть ворота и клятвенно пообещала присмотреть за хозяйством. Итак, моя поездка по Золотому кольцу началась.

Выезжая на трассу, ведущую к Шереметьеву, я в который раз удивилась своей доверчивости. Вдруг у Таисии другие планы и она просто скинула на меня неудобную поездку? Сымитировать кашель и насморк может каждый. А может, я и не права. Затренькал мобильный телефон. С тайной мыслью, что Таисия превозмогла свой недуг и дает мне отбой, я прижала трубку к уху. Увы! Это была Олюшка, моя буйная, энергичная приятельница, кипящая идеями, планами и историями из чужих жизней.

– Катька, ты где?! – закричала она, и радиоволны вынесли ее голос за пределы трубки, прямо в салон машины.

– Еду в аэропорт, – подчеркнуто спокойно сообщила я.

– Ты улетаешь? – с ужасом осведомилась она.

– Нет, еду встречать немцев, у нас поездка по Золотому кольцу.

– А когда вернешься?

– В пятницу вечером. Поздно.

– Фу, – облегченно выдохнула Олюшка, – у меня аж сердце зашлось!

– Не переживай ты так, мы едем на хорошем «Мерседесе», дождей нигде не предвидится, дороги сухие… «Как трогательно, что Олюшка так заботится обо мне», – подумала я.

– Да я не о том! Дело есть.

Мобильник чуть не выскользнул у меня из руки. Когда Олюшка говорит «дело», в него должны быть втянуты все без исключения, причем не без риска для себя.

– Недавно я познакомилась с одним классным парнем, – захлебываясь, застрекотала Олюшка. – Он приехал из Липецка, ему тридцать лет, у него куча дипломов, менеджер по профессии, очень умный, хорош собой, не пьет, не курит, понятие «все в дом, все в семью» развито на уровне рефлекса…

– Ну и что? Говори быстрее, я скоро выезжаю на оживленную магистраль!

– Он неженат!

– Да ну?

– Я решила познакомить его с тобой!

– У тебя с головкой все в порядке? – язвительно осведомилась я.

– Да. Ты не волнуйся, он, честное слово, хороший, – не обиделась Олюшка.

– Ты решила стать свахой?

– Короче: ты приезжаешь, в субботу утром мы будем у тебя. Устроим смотрины.

– Кому? Мне?

– Ему. И тебе тоже.

– Оля, нет. Даже не думай!

– А я говорю: он тебе понравится!

– Только попробуй! – Я отключила мобильник и швырнула его на заднее сиденье.

Терпеть не могу, когда меня сватают! Да еще так нагло! Да еще за провинциала!

Два года назад коллега отца попытался (правда, очень нежно и деликатно) познакомить меня со своим племянником. Тогда все было обставлено совсем иначе: дружеский обед в кругу семьи. Приехал коллега отца, его молодая супруга, племянник. Принимающую сторону представляли мои родители, моя школьная подруга и я. Племянник оказался вполне симпатичным молодым человеком. Я имею в виду внешне. Он молча сидел за столом и меланхолично жевал черешню, время от времени сплевывая косточки в пепельницу. Ничего привлекательного я в нем не нашла, его дядя больше ни на чем не настаивал, и все деликатно забыли об этой истории.

Год назад подруга мамы привезла к нам на чай весьма живого молодого человека, который больше обращал внимания на нашего кота Сеню, чем на меня. Любитель животных тоже канул в Лету. Полгода назад великовозрастный сын давних приятелей моих родителей был четко запрограммирован своей властолюбивой и деспотичной мамашей на сватовство с максимально ускоренным финалом. Володя звонил мне каждый вечер, пару раз пригласил в ресторан, с большой охотой исполнял роль шофера (в тот момент мой «жигуль» был в ремонте) и вообще всеми силами старался услужить. Приглашенный на семейный обед, Володя пришел с бутылкой шампанского и коробкой конфет.

– Полусладкое, – немного разочарованно констатировала я (Володя знал, что я люблю полусухое).

Пока я расставляла на столе фужеры, бутылка шампанского исчезла. Оказалось, что Володя спрятал ее назад в сумку. «Вы же сами сказали, что любите полусухое», – оправдывался он.

Короче, с тех пор слова «сватовство», «смотрины» вызывают во мне законный гнев, а настойчивые предложения моих подруг познакомить меня с классным парнем означают немедленный разрыв отношений.

Вот и Шереметьево. Я поставила машину на платную стоянку, подхватила свою сумку и вошла в зал прилетов. Огонек напротив рейса из Гамбурга мигал вовсю – самолет уже приземлился. Расталкивая народ, накопившийся у выхода номер пять, я пробралась поближе и высоко подняла над головой лист бумаги, на которой жирным фломастером было выведено «Adam’s». Первым ко мне подошел молодой человек в неизменной кожанке.

– Вы Таисия? – Он мотнул головой в сторону моего плаката.

– Нет, я Катя, Таисия заболела, – прояснила я ситуацию.

– А-а-а. – Он бросил в рот три подушечки «Орбит».

«Иногда лучше жевать, чем говорить», – вспомнила я рекламный слоган и сделала вывод, что в ближайшее время от странного молодого человека ничего не услышу.

И вот они появились. Их можно было узнать сразу – ее по сиренево-серебристой аккуратной прическе, мелким чертам сухонького лица, голубому дорожному костюму и туфлях на высоких каблуках. Его – по мужественным чертам, благородной седине, крепкой альпийской трости и клетчатому костюму. Он бережно вел ее под руку, толкая перед собой тележку с двумя одинаковыми чемоданами. Вид у этих старичков был потерянный и немного трогательный, словно они заблудились в страшном лесу, как Гензель и Гретель.

– Господин и госпожа Адам? – негромко спросила я.

Их лица просияли, они рванулись ко мне, пожимали руку, взахлеб делились впечатлениями о полете.