Проконсультировавшись с толстощеким Джозефом, Реми заказала на закуску устрицы, а на второе – жареную баранину. Коул выбрал коктейль из креветок и рыбу.

Когда официант ушел, Реми прошептала:

– Заранее предупреждаю: если вы не хотите, чтобы о чем-то растрезвонили на весь город, никогда не говорите про это в присутствии Джозефа. По меткому выражению нашей Нэтти, рот у него больше, чем Миссисипи.

– А кто такая Нэтти?

– Наша кухарка. Впрочем, она так давно живет с нами, что уже считается членом семьи.

– Понятно.

Коул мгновенно представил себе дородную негритянку, но вовремя удержался от комментариев. Вообще-то ему следовало сразу догадаться: дамы типа Реми Жардин не прочь выставить напоказ дружескую близость с прислугой. Им нравится демонстрировать свой либерализм.

Реми немного помолчала, наблюдая за Коулом, а потом небрежно спросила:

– Вы, я вижу, любите дары моря?

– На самом деле мое самое любимое блюдо – это фасоль с рисом.

Коул рассчитывал шокировать ее своей непритязательностью, но ошибся.

Реми рассмеялась, насмешливо сверкнув глазами.

– Мое тоже, только не говорите Джозефу.

Она отпила глоток сухого розового вина. Коул предпочитал виски с содовой.

– Нэтти изумительно готовит фасоль, – продолжала Реми. – Я такой нигде больше не едала. Вкусная, нежная – пальчики оближешь. Приправ немного. Нэтти выкладывает фасоль на рис и поливает все домашним соусом. Вы должны прийти к нам попробовать.

– Боюсь, у меня слишком много дел, мисс Жардин. Мне некогда вести светскую жизнь.

– Да-да, я слышала. Мой брат даже называет вас трудоголиком.

– Возможно, если бы ваш отец или дядя посвящали делам компании больше времени, мне не пришлось бы теперь засиживаться допоздна на работе, – сухо произнес Коул.

– Что ж, я сама напросилась на резкость, – пробормотала Реми и шутливо подняла бокал, словно собираясь выпить за здоровье Коула. – Между прочим, – небрежно добавила она, – я не обнаружила в бумагах сведений о вашей семье. Но, наверное, у вас все-таки есть родственники?

– Есть. – Он отвечал коротко и сдержанно, вовсе не желая развивать эту тему.

– Братья или сестры?

– Ни тех, ни других, – покачал головой Коул.

– А родители? Где они живут?

– Отец умер, когда мне было восемь. Мама живет здесь, в Новом Орлеане.

– Вот как? И вы часто с ней видитесь или… для этого у вас тоже не находится времени?

Девушка откровенно поддразнивала Коула, но добродушная улыбка смягчала колкость ее слов. Может быть, поэтому он не разозлился, а спокойно ответил:

– Примерно раз в неделю я заезжаю к ней в магазин. А иногда наведываюсь и домой.

– Вот как? А что у нее за магазин?

– Небольшая антикварная лавка.

– Правда? На Ройал-стрит?

Коул еле заметно усмехнулся.

– Нет, на Мэгэзин. Там не такая рафинированная публика.

Джозеф принес закуски. Дождавшись, пока он в очередной раз удалится, Реми поддела вилкой устрицу и осведомилась:

– Значит, ваша мать торгует антиквариатом?

– «Антиквариат» слишком громко звучит, – усмехнулся Коул. – Я бы выразился поскромнее. Там продаются старинные игрушки, кружевные занавеси, безделушки, – короче, всякие мелочи.

– И как называется ее лавка?

– «Лимонное дерево». А почему вы спрашиваете?

– Просто интересуюсь. – Реми пожала плечами, и тонкая ткань на мгновение натянулась на груди, подчеркнув соблазнительные округлости.

Коул отвел взгляд. Он не хотел этого замечать! Но… поделать с собой ничего не мог: Реми Жардин ему нравилась. Его тянуло к ней и когда они медленно брели по улицам, направляясь к ресторану, и еще раньше, как только она переступила порог его кабинета. Да что греха таить! Он уже полгода не может ее позабыть.

Однако Коул поспешно отогнал эти мысли.

– Я полагал, вы пригласили меня на ленч, чтобы обсудить какие-то дела, – чопорно произнес он, уставившись в тарелку.

– О нет! Я ничего такого не говорила! – не растерялась Реми. – Мне просто хотелось узнать вас поближе. – Она принялась за следующую устрицу. – Кстати, где вы раздобыли такую прекрасную гравюру?

Коул ответил после некоторого колебания:

– Месяц назад, когда я был в Лондоне, у меня выдалась пара свободных часов, и я зашел к «Кристи».

– К «Кристи»? А я там проходила практику, когда изучала французский фарфор восемнадцатого века, – обрадовалась Реми. – Интересно, они еще не избавились от Шакала?

– От кого? – недоуменно переспросил Коул.

– Ну… там работал совершенно невыносимый тип… разумеется, француз. Его звали Жак. Он обо всем судил с видом знатока. Обо всем на свете, представляете?! Мы его терпеть не могли и постоянно изводили беднягу. – Реми забавно подмигнула Коулу. – У этого Жака был очень странный смех… казалось, воет шакал. Так вот, мы из кожи вон вылезали, чтобы его рассмешить. Особенно если в салон приходил какой-нибудь важный клиент.

– Представляю, – кивнул Коул.

– Я не сомневалась, что вы меня поймете, – невозмутимо улыбнулась Реми. – А вы, значит, коллекционируете гравюры, посвященные спорту?

Коул вспомнил, как профессионально она оценила гравюру. Он бы легко нашел с ней общий язык, беседуя об искусстве, но… именно поэтому предпочел уклониться от серьезного разговора.

– Вряд ли по вашим меркам пять-шесть гравюр можно считать коллекцией.

– Вот как? А каковы, позвольте поинтересоваться, мои мерки? – Реми, похоже, позабавили его слова.

– Например, я уверен, что вы и ваши друзья коллекционируете не гравюры, а живопись. Я же не могу себе этого позволить.

Реми потупилась.

– Вы не очень высокого мнения о моем семействе и наших друзьях, не правда ли?

Он замялся, но потом решил рубить наотмашь:

– Честно говоря, да.

– Почему? – Реми задумчиво поглядела на Коула.

Доев креветочный коктейль, он отложил вилку и спокойно выдержал ее взгляд.

– Посмотрите, в каком жалком состоянии «Кресент Лайн», и вы найдете ответ на свой вопрос. Ваше семейство высосало из компании все соки, вы получали дивиденды, а фирма разорялась. Вы изымали средства из оборота, потому что пеклись только о себе, стремясь поддерживать привычный уровень жизни. На компанию вам было наплевать… пока не стало ясно, что она вот-вот обанкротится.

– Вы правы, – признала Реми. – Хотя могу сказать в наше оправдание: мы лишь недавно осознали серьезность ситуации.

– О да. Но, если бы вы, Реми, просмотрели финансовые отчеты и задали на совете директоров пару вопросов, вам, вероятно, многое стало бы ясно. Однако вы предпочитали не вникать и послушно ставили свою подпись под всеми подсунутыми вам бумагами.

– Да-да, конечно, – снова кивнула она, нисколько не обидевшись на его слова. – Но ведь я рассчитывала на специалистов. Я же не разбираюсь в экономике.

– Как совладелец компании, мисс Жардин, вы были обязаны вникнуть в ее дела. А вам больше нравилось торчать в музее.

На щеках Реми появились озорные ямочки.

– Между прочим, ваши слова можно расценить как предложение работать на компанию. Хотя, насколько я понимаю, у вас ничего такого и в мыслях не было. Вы же не одобряете, когда людей пристраивают на теплые местечки только потому, что они чьи-то родственники, правда?

Появление официанта избавило Коула от необходимости продолжать неприятный разговор.

– И знаете, что еще меня удивляет? – сказала Реми, когда Джозеф удалился. – Я никак не могу понять, почему вы согласились на этот пост? Дела компании плохи, вы нас не любите. Зачем было становиться директором?

– Все очень просто. Вы – вернее, ваша компания – приняли мои условия.

– Ясно. – Реми немного помолчала, раздумывая. – А условия следующие: вы получаете полный контроль над компанией, ваши решения считаются окончательными, одобрения совета директоров не требуется. Если за три года вам удается вытащить компанию из финансовой дыры, к вам переходят десять процентов акций.

– Значит, вы все-таки изучили мой контракт…

– Если честно, то я его впервые прочла, только узнав от папы, что вы отказались от членства в клубе.

– И не стесняетесь в этом признаться?

Коул был изумлен ее простодушием.

– Да. Я лично предпочитаю знать правду, пусть даже горькую. Ну и, конечно, утешаю себя тем, что, несмотря на прошлые ошибки, мы наконец поступили правильно, заполучив такого ценного специалиста.

– Право, не стоит опускаться до откровенной лести, мисс Жардин. – Коул насмешливо прищурился.

– Как бы это мне убедить вас называть меня Реми?

– А зачем?

– Гм… скажем так: ради установления дружеских отношений между владельцами компании и ее служащими. – А серьезно?

Реми положила вилку на стол и задумчиво подперла подбородок рукой.

– Вам не нравится мое происхождение, да? Но я же не виновата в том, что родилась в богатой семье. И не собираюсь в этом раскаиваться. Или… дело в другом?

– В чем? – нахмурился Коул.

– Похоже, вы предпочитаете блондинок с короткой стрижкой. – Реми сняла с рукава его пиджака волосок и показала Коулу.

– Шерлок Холмс из вас не получится, мисс Жардин. – Коул бросил волосок на пол. – Это кошачья шерсть.

– У вас есть кошка? – изумленно спросила Реми. – Вот уж никогда бы не подумала, что такой человек, как вы, способен завести кошку. По-моему, хозяева кошек – люди совсем иного склада.

– Сразу видно, как плохо вы осведомлены о кошачьих повадках. У кошек вообще не бывает хозяев. Вы можете жить с ними под одной крышей, но, уверяю вас, это ничего не значит.

– И какой породы кошка, с которой вы живете под одной крышей?

– Это не кошка, а самый обыкновенный дворовый кот.

– Но кличка-то у него есть?

Коул поколебался, но все же ответил:

– Есть. Том.

– Вы шутите?! – Реми залилась громким хохотом.

Коул невольно заразился ее весельем.

– Да, признаюсь, это не очень оригинально, но что поделаешь? Ему подходит.

– Я бы на вашем месте этого избегала, – покачала головой Реми.

– Чего? – Коул внезапно осознал, что взгляд девушки его необычайно волнует.

– Как чего? Смеха, – сказала она. – Вам нельзя смеяться. Вы сразу очеловечиваетесь.

Коул хотел было отшутиться, но в последний момент спохватился и произнес с напускной суровостью:

– Хорошо, я это учту.

– Ну а чем вы еще занимаетесь в свободное время? Не с утра же до ночи вы общаетесь с Томом, коллекционируете гравюры и сидите в гостях у мамы. Какое у вас хобби? Может быть, спорт? Вы играете в футбол или в теннис?

– У меня нет времени.

– Да, но тогда как вам удается поддерживать форму? – удивилась Реми, окидывая взглядом широкие плечи и могучую грудную клетку Коула. – Почему-то я не могу себе представить, что вы увлекаетесь тяжелой атлетикой.

– Если пару раз в неделю помахать кулаками в спортзале, это очень помогает держаться в форме.

Реми не сразу поняла, что он имеет в виду.

– Вы… про бокс?

– Да.

Черт побери, зачем он ей все это говорит? Хотя… скорее всего это отвратит от него Реми Жардин. Она наверняка считает, что бокс – занятие для простолюдинов.

Однако Реми вопреки ожиданиям Коула не выразила ни презрения, ни восторга. Слова Коула оставили ее равнодушной.

– Коллекционер-боксер… – задумчиво протянула Реми. – Какое странное сочетание. И давно вы занимаетесь боксом?

– С детства. Я был драчуном, и моя мать, испугавшись, как бы я не примкнул к уличным хулиганам, решила, что лучше мне драться в спортивном зале под наблюдением тренера.

– И ее расчеты, насколько я понимаю, оправдались?

– По большей части да.

– Потрясающе! А какую музыку вы любите?

– Классический джаз. Особенно блюзы. – Коул спохватился, прикусил язык, но было поздно.

Проклятье! Какого черта он отвечает на эти вопросы? Надо все-таки иметь голову на плечах. Эта женщина не для него. Ничего у них не выйдет.

– Тогда вы должны любить Лу Роулса. Вы пойдете на его концерт? Он будет играть в Голубой комнате. В газетах его превозносят до небес.

– Нет. Все билеты проданы. Я опоздал.

– Ах, вот как? – Она одарила его многозначительной улыбкой. – Надо же, а у меня совершенно случайно есть два билета на сегодняшний концерт. Вообще-то я собиралась пойти с Гейбом, но у него назначена на вечер неотложная встреча с ужасно важным клиентом. Так что я готова взять вас с собой.

– Вероятно, тоже в интересах укрепления дружбы между боссом и подчиненным? – иронически спросил Коул и, подозвав знаком официанта, заказал кофе.

– А что плохого вы находите в дружбе?

Подали фирменный кофе с цикорием, который просто необходимо было разбавлять горячим молоком – такой он был крепкий.

Коул выпил его залпом, Реми последовала его примеру.