Он делает особенно супер-крепкий ромовый пунш и ставит его передо мной.

— От заведения, — говорит он с широкой улыбкой.

Джерон пожимает плечами.

— Ох, похоже, моя репутация бежит впереди меня, — говорю я, делая глоток. Вкусно, но я вспоминаю, что обещала Джерону, поэтому пью его медленно, не так быстро, как обычно.

Мы заказываем курицу барбекю с сладкой кукурузой, приготовленной по местному рецепту. Джерон берет чатни (индийская кисло-сладкая фруктово-овощная приправа к мясу — прим.пер.), одна крошечная капля пугающе горячего «Ядовитого Соуса из Перца», он осторожно прыскает на свою курицу. Это ОЧЕНЬ горячая штучка. Две капли, мне сказали, делают пищу несъедобной! Даже на этикетке написано предупреждение — использовать с осторожностью и не рекомендуется давать детям.

Дальше я получаю целую тарелку с жареными бананами (вкуснятина) и авокадо. Я думаю, что мы уже закончили, Эрни выходит с тарелкой, наполненной хот-догами и гамбургерами. Мы идем по маленькому городку, Джерон ведет меня на старую колокольню церкви, мы поднимаемся наверх и перед нами простирается вид на несколько миль вокруг.

Потом мы посещаем маленький магазин в городке. Это сельское, ленивое место, где нет никакого графика работы, потому что все подчинено сезону. Джерон покупает пасту на ужин, мы возвращаемся к Эрни выпить один из его коктейлей и посмотреть на садящееся солнце, танцующее над морем и песком. Песок. Песок такой мягкий, такой белый и такой первозданно чистый и нетронутый.


18


Этой ночью нет луны. Островитяне называют такую ночь темной, и как это самое выясняется прекрасное время для них, чтобы поохотиться на крабов в их земных жилищах. Мы идем на другую сторону острова туда, где растут мангровые деревья, для охоты на крабов.

Чтобы выловить краба, Джерону приходится улечься на бок на песок и засунуть всю руку чуть ли не до самого плеча в туннель в земле, а я должна светить фонариком в отверстие. Мне кажется это убогим — засовывать одну руку в случайные отверстия в земле, но Джерон объясняет, что на самом деле крабы очень пугливые существа и если их ослепить светом, то они остановятся и не будут двигаться до тех пор, пока свет не перестанет попадать на них.

— А что, если это проход змеи или кого-то еще? — спрашиваю я.

— Змеи не живут в дырах крабов, — отвечает он, совершенно не пугаясь моего предположения.

— Ты же делал это раньше, не так ли?

— Постоянно. Я искусный ловец.

Первый проход оказывается пустым. Он засовывает руку в конце второго туннеля и хватает его, вытаскивая. Я ору во весь голос от страха, потому что краб с размером с чертовый софтбольный мяч, и его лапы около двенадцати дюймов в длину, которые покрыты боевыми клешнями. Его одна клешня больше, чем моя рука.

— Хочешь попробовать? — предлагает он.

— Нет черт побери. Мне нужны мои руки, — я содрогаюсь даже от одной мысли, залезть рукой в эту дыру.

Он смеется.

— И сколько ты планируешь поймать?

— Возможно, шесть.

— Они такие большие. Зачем нам так много?

— Я хочу отдать их Ноэлю. Гвен делает потрясающий рис с крабами.

— Правда. И она сможет их убить?

— Ага, после того, как очистит. Сначала она содержит их в клетке и кормит водой и кукурузной мукой, для того, чтобы из них вышел весь яд от листьев и ужасных вещей, которыми они питались, и только затем они будут готовы для еды.

Я киваю и направляю фонарик в еще один туннель в земле.

Когда в нашей большой корзине уже находится шесть крабов, возвращаемся домой.

— Хочешь присоединиться ко мне в душе? — спрашивает он.

— Нет.

— Уверена?

— Да. Я просто посижу здесь и подожду тебя, — он направляется в душ, а я же сижу и наблюдаю за ползающими крабами в корзине. Они кажутся мне такими жалкими и обреченными, беспомощно ползающими друг по другу. В конце концов, я не могу этого больше выносить… я ухожу в конец пляжа и переворачиваю корзину. Они вылезают, немного ошеломленные и не двигаются пару секунд, потом быстро приходят в себя, расползаясь в разные стороны. Я сажусь на песок и смотрю на волны, чувствия себя совершенно спокойно.

Через какое-то время Джерон садится рядом со мной.

— Что случилось с моими крабами?

— Я выпустила их на свободу.

— Вижу.

— Думаю, я самое лицемерное существо. Дай мне крабовое мясо, завернутое в пельмень в китайском ресторане, и я слопаю его за милую душу, но покажи мне живого краба, и я стану Матерью Терезой.

— Я всегда тайно заглядывался на Мать Терезу.

— На ее ноги?

— Но не до такой степени.

Я улыбаюсь, но в уголке его рта залегла складка. Он не хочет продолжать разговор, который я начала. Я всю жизнь ненавидела назойливых любопытных. Я всегда считала, что дело личное каждого, как жить и что делать, и никогда не отличалась любопытством, не желая узнавать, чем занимаются другие люди. Даже когда они сообщали мне об этом, мне всегда становилось скучно, и я часто отвечала им в ответ, чтобы это их дело. Но сейчас впервые в своей жизни, я хочу узнать о его делах, а он не хочет делиться со мной этим. «Поделом мне», — полагаю я.

— Ты что-то скрываешь от меня, Джерон?

Он морщится.

— Возможно. Но это не важно.

— Хорошо.

Он крепко обнимает меня, прижимая с усилием к себе. И я вдруг понимаю, что это очень важно. Его секрет очень важный.

— Ты что-то делаешь совместно с Эбени?

Тишина.

— Может быть, — его голос очень тихий.

— Ты не можешь сказать мне?

— Скажу, но не сейчас. Мне нужно доверять тебе, — мой желудок ухает вниз. Каждой клеточкой своего тела я знаю, что он не трус, но мне не нравится то, что он сказал.

— Хорошо.

— Хочешь в джакузи? Я включил его.

Я чувствую тяжесть на сердце, но знаешь, что? Я не собираюсь показывать ему свое дерьмо. Я тут с ним исключительно только ради секса. Все остальное неважно! Но по какой-то странной причине чертовы слезы начинают собираться в уголках моих глазах. Почему?

— Пойдем, — говорю я высоким, радостным голосом, вскакивая на ноги. Не слишком ли высокий голос, Билли? Ты ревнуешь? Нет, бл*дь, я не ревную. И я не в отчаянии. Я не разбита. Просто разозлилась. И разозлилась на секс, которым занимаюсь с ним. И буду занимать до тех пор, пока его член не умрет.

Мы направляемся к джакузи и секс становится диким и злым и, несмотря ни на что, я чувствую потрясающий оргазм. К тому времени, когда мы заканчиваем, Джерон как-то странно на меня смотрит.

— Билли?

— Черт с тобой.

Я спешу на кухню и наливаю массивный стакан рома, и выпиваю его, словно молоко. У меня перехватывает дыхание, мне кажется, что я могу сжечь одним своим вздохом все вокруг.

Он стоит в дверях.

— Что гложит тебя?

— Ничего не гложит меня. — Мудак. И сердце вдруг постепенно успокаивается и наступает состояние покоя. Это не его вина, а моя. Я думала, что я свободно могу заниматься сексом, не желая быть собственницей этого мужчины, ревнивой собственницей и сумасшедшей. Но на самом деле я не могу. Я хочу назвать его своим и только своим. Мне не нравится в наших отношениях присутствие Эбени. — Просто оставь меня в покое.

— Это из-за крабов?

— Иди к черту. Не раздражай меня. Я не хочу с тобой разговаривать.

— Хорошо, что ты хочешь? Я хочу поговорить с тобой.

Я начинаю наливать еще один стакан, он подходит и забирает его у меня из рук. Я сердито гляжу ему в лицо.

— Это тебе не нужно.

— Как ты смеешь! — я буквально кричу на него.

— Смею, потому что мне не все равно.

Вот оно — что-то важное! Что-то яркое и настолько живое, сильное, даже лучше, чем химический выброс гормонов происходит у меня в голове. Светится. Горит. На материке мужик трахает проститутку, собака тащит еду из закромов, такси сворачивает, избегая столкновения с автобусом, мужчина покупает девушке выпить. Я смотрю в изумрудные, зеленые глаза Джерона, они полны мучительного блеска.

Ты пожалеешь об этом, Билли Блэк.

Да? Может быть. Возможно, он обманул меня, но с того места, где я стою его глаза чистые и прозрачные, открывающие всю его душу. Просто масса и масса честности. Он хватает меня за руку и притягивает к своему крепкому телу. Странно, я не могу даже представить, его тело мягким.

— Я хочу быть внутри тебя все время, — говорит он.

— И я хочу быть внутри тебя все время, — признаюсь я. Моя рана тут же затягивается, кровотечение останавливается. Ах, вот как ты легко можешь меня исцелить.

Он целует меня. Я отодвигаюсь, хватая ртом воздух, мне следует оставить его в покое, но я не могу. Я не могу оставить его в покое. Мне необходимо узнать правду, даже если она причинит мне боль.

— Кто такая Эбени?

— Ты что, ревнуешь?

— Нет, я бл*дь не ревную.

— Тогда это не имеет значения.

Я смотрю на него исподлобья.

— Я не хочу быть с кем-то, у кого есть подружка.

— Почему?

— Что ты имеешь в виду, почему? Ты знаешь какую-нибудь другую женщину, которая согласна мириться с этим дерьмом?

— Но ты не похожа на других женщин. Ты неординарная, и именно это и привлекло меня в тебе.

— Ладно, я ревную, — кричу я. — Ослепительно ревную. Настолько ревную, что готова выцарапать тебе глаза. Теперь, кто, черт возьми она для тебя?

— Она не моя подружка. Я работаю с ней.

— Ты не продаешь недвижимость, не так ли?

Он улыбается, но грустной улыбкой.

— Ты проницательна.

— Эрин сказала мне, что у них есть здесь поговорка, что твой рот не задерживается ни на одной, поскольку твои ноги несут тебя тут же в другую сторону. Почему ты тогда представил ее, как свою девушку, Джерон?

— Она хороша для прикрытия.

Я с трудом сглатываю. Я хотела же давно узнать все, и теперь дойду до конца.

— Зачем тебе прикрытие?

— Я вор драгоценностей, Билли.


19


Я моргаю.

— Ты, бл*дь, кто?

— Я вор, крадущий драгоценности, — медленно и четко говорит он.

— Что это значит, черт возьми? — требую я.

— Это значит, что я нацеливаюсь и краду самые редкие, самые ценные камни на земле.

— То есть, если ты вскрываешь сейф и там есть наличные, ты не берешь их, так что ли?

Он пожимает плечами.

— Я был бы рад, но не наличные привлекают меня изначально.

Я качаю головой с удивлением.

— Так ты преступник? Обычный преступник.

— Это с одной стороны, — говорит он совершенно невозмутимо.

— А с другой?

Он пожимает плечами.

— С другой – это полузабытая форма социальной мести.

— Социальной мести? Полузабытая? — Какого черта это значит? Я так ошеломлена тем, что он мне сообщил, что это не укладывается у меня в голое.

— Тебе никогда не приходило в голову, что распределение богатства в обществе с самого начала неправильное? Возмутительно богатые, до безобразия богатые стали только лишь потому, что использовали различные легальные и нелегальные способы украсть его. Все, что я делаю — это восстанавливаю баланс.

Я резко выдыхаю.

— Ты серьезно.

— Да, вполне. Я — хищник, но только на ультра-шикарную, богатую часть общества. Одно это поднимает меня над воровством. Спускаясь до угощения великолепных столов, покрытых столовом серебром и изысканными блюдами, я нахожу свое место для себя.

— Это звучит так — зачем работать, если можно украсть? — с сарказмом спрашиваю я.

Он разводит руками.

— Это присутствует.

— Это профессия, при которой ты все время висишь на волоске. Рано или поздно тебя поймают. Ты знаешь это, не так ли?

Он улыбается.

— Знаю. Мастеров криминала нет, это из области фантастики, в реальной жизни они не существуют. Но, в конце концов, это всего лишь одна жизнь. Что важнее? Сколько вздохов смогу сделать? Или сколько получить моментов, захватывающих дух? Моя совесть чиста. Я умру мирным человеком.

— Это неправильно. Ты воруешь у людей.

— Поверь мне, я очень тщательно выбираю свои цели. Почему я еще ни разу не попался, потому что всегда оставляю сувенир себе на память, маленький след, который стоит за ними. Поймай меня и сувенир станет достоянием общественности. Эти люди-лжецы, мошенники и педофилы, для которых потеря ювелирного украшения равна, словно потерять ненароком перчатку в парке на прогулке. Иногда они специально устраивают собственные «взломы» и через несколько месяцев или даже лет получают страховку.