Алессандро молчал.

– Ну, что скажете? Собираетесь донести на нас, синьор Лоредан?

Он сдвинул брови.

– Нет, конечно, нет. Я даже и не думал об этом.

– Но ведь вы приняли законы, по которым она должна вернуться назад. Каждый еврей в гетто знает ваше имя и ненавидит его.

– Полагаю, это так, – сказал он тихо. – Давным-давно, около двадцати лет назад, когда я был молодым и честолюбивым, я применял эти законы беспощадно и хладнокровно, не задумываясь, во что обходится людям то, что я делал. Тогда евреи были козлами отпущения в Республике: слишком много евреев, а остальным не хватает работы. Значит, за развал экономики следует осуждать евреев, а не правительство. Это было очень удобно и весьма полезно для моей карьеры. Конечно, евреи ненавидят меня. До сих пор я никогда об этом не сожалел. Не сожалел… до сих пор. Он поднялся и низко, чуть ли не до пояса поклонился.

– Еще раз прошу вас извинить меня за то, что побеспокоил вас. Это было непростительно, и я обещаю никогда больше не досаждать вам своими ухаживаниями. Вам и вашей тете нечего бояться меня или кого-либо другого.

– Следовательно, мы будем под вашей защитой?

– Да, синьорина. Я обязан это сделать. До свидания. – Он вежливо поклонился и направился к воротам.

– Синьор!

Алессандро обернулся. Лицо его оказалось в тени.

– Нам нужно поговорить. Я никогда не встречаюсь со своими любовниками здесь… это бы огорчило ее. Если бы мы могли встретиться…

– У меня «казино» на калле Кристо. – Он дал Лие адрес.

– Хорошо, я приду сегодня вечером. После спектакля. Он кивнул и покинул двор.


Алессандро ходил взад и вперед по своей гостиной и ругал себя за то, что нервничает как двадцатилетняя девица.

Пробило полночь. Алессандро решил, что она не придет. Но отчего он так беспокоится? Идиот, надеялся…

В дверь постучали. Она была в маске и плаще.

– Я знаю, что опоздала. Уйти так трудно… все эти люди… – Она позволила Алессандро сиять с нее плащ, а маску сняла сама и отбросила в сторону. – Фу… Ненавижу все эти вещи.

– Зачем же вы их надели?

– Чтобы не ставить вас в затруднительное положение, – сказала она. – Для чего же еще?

– Ну, например, чтобы уберечь от неприятностей себя. Ваши еврейские друзья не одобрили бы, что вы пришли повидать меня.

Она тихо рассмеялась.

– У меня нет друзей, синьор. Ни еврейских, ни иных. Нет никого, кто бы одобрял или осуждал мои поступки. Есть только один человек, но сейчас он далеко отсюда. – Она прошла в комнату. – Какая красивая комната! Такая элегантная!

– Некоторым женщинам эти вещи нравятся, – пожал он плечами.

– Мне здесь очень нравится, – призналась она с улыбкой. – Я не могу позволить себе иметь такую квартиру.

– У вас есть несколько красивых предметов, синьорина.

– На самом деле они не мои. Я их выкупила для своего друга.

– Вы очень добры. Ему страшно повезло, – заметил Алессандро.

– Нет, я не добра. Я все рассчитала. Если не могу завоевать его сердце, то я покупаю его. Коллекционирую вещи, которые он любит и от которых отказался. Создаю для него дом, которым он сможет воспользоваться, когда вернется… если вернется. Забочусь о его тете. Это не значит, что я не люблю ее… люблю. Но все, что я сейчас делаю, рассчитано на то, чтобы он меня когда-нибудь захотел. Даже мои танцы. Я хотела заставить его гордиться мною, произвести на него впечатление. Хотела доказать, что я не просто уличная потаскушка, а некто.

Лиа склонила голову и вопрошающе посмотрела на него.

– Считаете, что это ужасно?

– Отнюдь нет. Я повторяю, он очень удачливый человек. А я несчастный хозяин, принимающий вас. Может, немного вина?

– Пока нет. – Она внимательно посмотрела на него. – Полагаю, вы никак не можете понять, какую роль вы играете в моих расчетах.

– Не могу даже представить. Возможно, евреи избрали вас своей Юдифью и послали за моей головой.

– Ну уж нет. При мне нет оружия, – улыбнулась она.

– Изготовленного из железа или стали, – уточнил он. – Признаюсь, я несколько удивился, услышав, что вы хотите снова встретиться со мной. Я думал, вы питаете ко мне отвращение.

– Да, это было именно так, пока я не познакомилась с вами. Потом мы встретились с вами в тот вечер, и вы мне очень понравились. Но это было еще до того, как я узнала, кто вы такой, а когда узнала, то попыталась вас снова возненавидеть. Но оказалось, это довольно трудно. И теперь, синьор, я, кажется, совершенно запуталась. Ведь вы уже не тот человек, каким были двадцать лет назад. Или, – многозначительно сказала она, – семь лет назад.

– Мы все меняемся, – заметил Алессандро, внимательно наблюдавший за ней. – И вы не та, какой были… семь лет назад.

– Верно. В то время, синьор Лоредан, я была невежественна, необучена – словом, никто. – Лиа приблизилась к нему и смело посмотрела в лицо. – Я не люблю уклоняться от ответов. Я не остроумна и не отличаюсь блеском, присущим женщинам вашего класса. Я не умна… Сегодня я пришла сюда, чтобы выяснить, что вы за человек. О вас я слышу с того самого момента, как приехала в Венецию. Слышала, что вы обладаете блестящим умом, холодны и жестоки, что вы никого не любите, что ваша жена убежала с каким-то евреем, потому что хотела досадить вам. Здесь говорят так: «Лоредан может обезоружить одним взглядом, содрать с вас кожу одним словом и убить эпиграммой». Но это не тот Лоредан, который сейчас передо мной. Я вижу одинокого человека, который пытается скрыть свое одиночество, ибо стыдится его. Но разве он не знает, что все люди одиноки? Я вижу человека, который тратит время на милых ветреных дам, вроде Лауры. Человека, которому нужна не власть и слава, а любовь, то есть именно то, чего добиваемся все мы. Его унизила жизнь, но он сделал выводы из своих ошибок. Нет, это совсем не тот Лоредан, о котором говорят в гетто как о чудовище, в жилах которого течет леденящая кровь. Позволите утомить вас еще одним рассказом?

– Если пожелаете. – Его глаза не отрывались от лица Лии. – Вы чутко улавливаете суть, юная синьорина.

– Не совсем так. Я стала изучать мужчин раньше, чем попыталась понять что-либо другое. Теперь я знаю их. Однако продолжу свой рассказ. Семь лет назад инквизиторы бросили одного человека в «Могилу» – он был евреем по имени Леопарди. Я любила его. Я всегда буду любить его. Я несу перед ним ответственность и испытываю огромную вину. Я шпионила за ним, обманула и предала его. Я ревновала его к женщине, которую он любил. Я хотела помочь ему, но не знала как. Потом появился некий мужчина, пожелавший посодействовать мне. Мы всегда встречались с ним ночью, и он носил маску. Он тщательнейше следил за тем, чтобы никоим образом не раскрыть себя. Я полагаю, что он и через семь лет узнал меня, но не мог предположить, что я узнаю его. Он не носил ни украшений, ни колец, но на его правой руке был странный шрам, как у вас.

Лиа схватила руку Лоредана и перевернула ее ладонью вниз.

– На тыльной стороне его руки был очень маленький, как монета, шрам. – Лиа взглянула в глаза Алессандро. – Почему вы сделали это, синьор Лоредан? Почему помогли бежать человеку, который увел вашу жену?

Лоредан ничем не выдал себя. Даже не моргнул глазом. Он был до мозга костей политиком и поэтому опытным актером. Он умел контролировать выражение своего лица.

– Мое милое дитя, – сказал он, убирая руку. – Вы фантазерка. Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите.

– А что скажете об этом? – Она указала жестом на его руку.

– След от рапиры. Я получил его, еще будучи мальчиком. Глупая ошибка… ложный выпад, и партнер пронзил мне руку. В Венеции подобный шрам есть у нескольких мужчин.

– На правой руке? – сдвинула она брови. – Конечно, большинство мужчин предпочитают действовать правой рукой и именно в правой руке они держали бы рапиру. Но вы левша, и ваша правая рука была свободна и незащищена.

Нет, синьор, я знаю правду. Мне все равно она стала бы известна. Ваш голос, манера говорить, ваши движения. Когда мы встретились… я обрадовалась, что снова нашла вас. Я обязана вам. Но когда Флабонико назвал ваше имя… я даже не знала, что думать. Я очень смутилась и испугалась. Однако скоро поняла, что мне нечего бояться. – Она выпрямилась. – Клянусь вам, никто не узнает нашего общего секрета. Раскрыв вас, я обвиню и себя. Разве не так? Ведь в конце концов я тоже способствовала побегу. Я бы не призналась вам и сейчас, если бы не была уверена, что тогда именно вы были моим сообщником. Но я должна знать, почему вы поступили так. Вы доверитесь мне?

Алессандро пожал плечами и отодвинулся от нее.

– Я видел его в камере. Он предположил, что находится там не потому, что совершил предательство, а потому, что совратил мою жену и сбежал с ней. Он, конечно, сказал правду. После того как они бежали вместе, меня вызвали к себе инквизиторы и тщательно и подробно расспросили о том, что произошло. Они были счастливы, что избавились от него. Но для них немалое значение имел тот факт, что этот человек скрылся вместе с женой одного из венецианских дворян. Они спросили меня, хочу ли я, чтобы их двоих доставили обратно, притом тайно, еще до того, как все станет известно, и предложили, чтобы я объяснил ее отсутствие вымышленной болезнью. – Алессандро сжал кулаки. – Да, я хотел заполучить ее обратно. Хотел его смерти. Я знал о его связях с якобинцами и уговорил себя, что он в любом случае заслуживает виселицы. Потом увидел его в камере. Он спровоцировал меня на то, чтобы я напал на него. Во второй раз в жизни я потерял контроль над собой. Я убил бы его голыми руками, если бы стражники не оттащили меня. Его должны были умертвить, потому что я не смог сохранить любовь своей жены. Он знал это, – продолжал Лоредан. – Знала и она. И я знал. Я хотел, чтобы она вернулась ко мне. Я решил, что, если он останется жив, она не сможет обвинить меня в убийстве ее любовника. Такого преступления она бы мне не простила. Никогда! И я решил освободить его. Я слышал о попытках де Планше выяснить истину. Разыскал вас. Я узнал вас в театре, но мне и в голову не приходило, что вы узнаете меня. Я был восхищен. Вы оказались красивы и талантливы и поднялись так высоко силой вашей неукротимой воли. Мне понравилось это. Я… гордился вами. И захотел узнать вас поближе.

– Вы ее еще любите? – сочувственно спросила Лиа. Алессандро подошел к открытым окнам, взглянул на крыши домов, потом поднял лицо к небу. Его глаза сияли.

– Она подобна ветру, подобна воздуху, которым я дышу. Ускользает, но и составляет самую суть жизни. Ее невозможно определить, невозможно пленить. Без нее я бы погиб. Я поступал по отношению к ней непростительно жестоко. И двигала мною любовь. Абсурдно. Она испытывает ко мне большее, чем когда-либо раньше, отвращение. У меня нет ни малейшего шанса завоевать ее, но я никогда не разрешу ей уйти.

– Но ведь еще не поздно… поговорите с ней… попросите простить вас.

– Поговорить? – Алессандро горько засмеялся и вернулся в комнату. Он погрузился в кресло и наклонился вперед, положив локти на колени. – Как поговорить с ней? За шесть лет, с момента рождения ребенка, мы едва перемолвились словом. Как незнакомцы проходим мимо друг друга.

Лиа подошла к Лоредану сзади и положила руки на его плечи. Отвела его длинные волосы со лба. Он вздохнул и закрыл глаза.

– У меня никогда не было сил поговорить с ней… – сказал он. – С того самого момента, когда я в нее влюбился, а потом уже было поздно. Образовалась пропасть. Я не могу разговаривать с ней. Я оцепенел и онемел. Стал косноязычен, как школьник, или напыщен. Я испытываю ужас при мысли, что она будет издеваться надо мной или рассмеется в лицо.

– Понимаю, – произнесла Лиа. – Почему так ужасно быть высмеянным человеком, которого любите?

Долгое время они молчали. Он находил успокоение в ее теплоте и близости. Она же думала, в каких дураков превращаются мужчины и женщины из-за любви.

– Разве это не глупо? – прошептала она, поглаживая его виски своими сильными пальцами. – Мы жалуемся на то, что могло бы быть. Время подумать над тем, что существует сейчас.

Она обошла вокруг и встала на колени около кресла. Он, глядя па нее сверху вниз, улыбнулся.

– Быть может, нам надо влюбиться друг в друга, – предложила она. – Хорошая идея? Это пошло бы всем на пользу! И если даже не получится… Мы притворимся. – Она наклонилась вперед и мягко поцеловала его.

Он, ласково поглаживая ее щеку, вернул поцелуй.

– Вы замечательная, синьорина Габбиана, – улыбнулся он.

Она взяла его за руки и вытянула из кресла.

– Возможно, после того как вы, синьор Лоредан, займетесь со мной любовью, вам легче станет называть меня Лиа. – Она повела его в спальню.

* * *

– Фоска, моя дорогая девочка, как любезно с вашей стороны навестить меня!

Донна Розальба Лоредан протянула Фоске высохшую руку. Та взяла ее и наклонилась, чтобы поцеловать свекровь в щеку. Из всего семейства меньше всех за семь лет изменилась Розальба Лоредан. Она объясняла это тем, что удалилась от окружающего мира, и заявляла, что ангел смерти совсем забыл о ней, потому что она не ноет по поводу своей старости.