– Согласен. Хотя мне не нужно напоминания о вас. Вы в моих мыслях во все часы дня и ночи. – Он поднес ее руку к губам.

– О, мой муж решил – наконец-то! – что настало время выехать за город, – заметила Фоска невзначай. – У нас есть вилла на Бренте, вблизи Виченцы. Я все думаю, что будет с нами. Выходит, мы не сможем увидеться до осени?

Алессандро нахмурился. Он уже решил продолжать эту игру до тех пор, пока от нее не устанет Фоска или он сам. Алессандро ненавидел создавшуюся ситуацию. Он замечал, что его отношение к жене во дворце ставит ее в тупик и ранит. Она не была хорошей актрисой и не могла скрывать своей боли.

Алессандро давно вел себя уничижительно по отношению к ней и теперь уже не мог перемениться. Не мог отказаться от своей позы до тех пор, пока Фоска не будет готова снять маску. Выбор был за ней.

Но так или иначе, они должны были выехать за город. Обычное время начала дачного сезона давно миновало, и большинство их друзей уже окопалось в своих загородных домах. Только бедным тунеядцам-прихлебателям, которые привыкли околачиваться на вилле Лореданов, ехать пока было некуда. Люди стали подозревать, будто Лореданы настолько обеднели, что не могут больше позволить себе умопомрачительных расходов на непрерывные увеселения.

Но что будет тогда с Алессандро и его дамой в маске? Он вздохнул.

– Боюсь, что вы забудете меня. Полюбите другого.

Она выглядела расстроенной.

– А может быть, мы сумеем встречаться и летом? – предложила она. – У вас есть вилла?

– Да. И по счастливой случайности она, как и ваша, вблизи Виченцы. Но это будет довольно опасно.

– Вы правы. Если мой муж и ваша жена раскроют наш секрет…

– Вот это будет скандал! – воскликнул он. – К тому же за городом не носят масок. Там нечего скрывать. Вы должны будете предстать передо мной без всякой маскировки. Вы готовы пойти на это?

Она на мгновение задумалась.

– Думаю, что нет. Пока нет.

– Стало быть… – он беспомощно поднял руки вверх и опустил их, – мы должны будем распрощаться сегодня вечером. Возможно, встретимся при летней луне. Но я искренне надеюсь, что вы вновь придете ко мне, когда мы вернемся в Венецию. Я не прошу обещаний. В течение лета может произойти много важных событий. Кто знает? Может случиться, что вы влюбитесь в собственного мужа.

– Ни за что, – сказала она решительно. – Он не заслуживает любви. Я хотела бы, чтобы он больше походил на вас. Он никогда не проявлял ко мне нежности, а вы – сама доброта.

– Не составляет труда быть добрым по отношению к красавице, – сказал он. – Но посмотрите, уже наступила ночь. – Он взял ее за руку и вывел на балкон. – Взгляните на звезды. Какие они сегодня яркие! Они придают мне смелости сказать, что я чувствую. Через несколько недель после нашей встречи я познал счастье, пережил то, на что никогда не надеялся. За это я благодарен вам.

Фоска была тронута его словами. Она испытала искушение отбросить маскировку и преодолеть брешь, отделяющую Фоску Лоредан от Алессандро Лоредана. Она было прикоснулась к краю маски. «Снять? Заговорить? – крутилось в голове. – Начать заново брак, но уже в качестве любовников, а не ратоборцев?»

Она поняла, что не сможет сделать этого – не готова оказаться перед лицом реальности. Если бы она сбросила маску, то они вновь стали бы синьором Лореданом и донной Фоской, ожили бы воспоминания, их гнев обострился бы периодом мира, а прежние враждебные отношения никуда бы не исчезли. Нет, она не была готова прекратить игру. Пока…

Она отошла от него, погасила свечи, сбросила маску и в темноте пришла к нему в объятия. Он возбужденно целовал ее и взволновал так сильно, как муж никогда не смог бы. Испытываемое ими взаимное влечение являлось притворством, красивым обманом, слабым отблеском летнего вечера. Оно никогда не выдержало бы проверку правдой, резкого дневного света, воспоминаний и противоречий, которые они делили как муж и жена.

Он прижал ее к себе и ощутил момент, когда она приняла решение не доверять ему. Алессандро глубоко вздохнул и решил ради нее продолжать жить под покровом маскарада, который он презирал. Сейчас он не испытывал гордыни. Он охотно распростерся бы перед ней и в слезах умолял ее о любви, если бы только верил, что завоюет ее. Но он не будет торопить ее. Он знал: если разрушит зыбкий мираж их счастья, она отвернется, и он навсегда потеряет ее.

– Итак, за городом мы не будем встречаться друг с другом, – разочарованно сказала Фоска. – Да, это было бы по-другому. Ведь Венеция обладает волшебством, которого нигде больше нет. Если бы мы встретились не в Венеции, то, возможно, совсем не понравились бы друг другу.

Он улыбнулся в темноте.

– Нет. Думаю, вы мне понравились бы даже в том случае, если бы мы каким-то образом перелетели на луну.

– Я в этом сомневаюсь, – рассмеялась Фоска. – На луне не оказалось бы никого из известных нам людей. Нам было бы не о чем сплетничать!

– Тогда бы мы круглые сутки напролет занимались любовью, – сказал Алессандро. – Неужели бы это наскучило?

– Звучит чудесно, – прошептала она ему на ухо. – Тогда возьмите меня на луну. Немедленно.

Сначала Алессандро ласкал мягко и нежно. Потом им будто овладел дьявол, и он набросился на Фоску грубо, неистово, вцепляясь ей в волосы, кусая шею, грудь, живот, удерживая ее руки над головой, утоляя свою страсть, пока не довел ее до обморока. Когда все было кончено, он, покачиваясь, вылез из постели и тяжело оперся на оконную раму. Она видела его силуэт на фоне освещенного луной неба.

Фоска подождала, пока внутренняя дрожь не отпустила ее.

– Что случилось? Я никогда прежде не видела вас таким. Вы злитесь на меня?

– На вас? Нет, конечно же, нет. На себя. Простите, если причинил вам боль.

– О нет, мне не было больно. Даже понравилось. Но почему вы злитесь на себя?

– За то, что я последний идиот, за то, что потерял время. Попусту растратил. Упустил падавшее мне в руки счастье. О, почему я принимал решения, подчиняясь разуму, а не сердцу? Впрочем, это было давным-давно…

У Алессандро сперло дыхание.

– Не сейчас, – продолжил он. – Вы овладели моим сердцем, и с тех пор как мы встретились, я потерял способность логически мыслить.

– До чего приятно слышать! – рассмеялась Фоска и раскрыла объятия, приглашая его к себе поцелуем.

Позже она лежала, положив голову ему на грудь. Она чувствовала его дыхание на волосах.

– Я пришел к выводу, – сказал он задумчиво, – что, вопреки распространенным утверждениям, большинство людей отнюдь не жертвы судьбы. Нет, на самом деле мы – жертвы своих собственных характеров. Мы создаем свои судьбы, выстраиваем наше счастье или страдания своими собственными поступками. Наши желания – результат выбора, который мы сами сделали или уклонились от него, результат действий, которые мы совершили или ушли от них. Я был холодным, властным, эгоистичным и честолюбивым человеком. Притом невыносимо одиноким. Я полагал, что смогу прожить без любви. Какой глупец! Потребовались годы, чтобы познать простые истины. А теперь я совершенно бесплатно делюсь с вами.

– Правда, – промолвила Фоска. – Я была своевольной, упрямой, настырной. Я не нравилась сама себе. Я не могла быть счастлива ни с кем другим, кроме себя. Однажды мне показалось это возможным. Но то, вероятно, был просто сон.

– А теперь вы счастливы? – мягко спросил он.

– Да, потому что я доставила вам наслаждение, – ответила она.

– Я не это имел в виду. Вы довольны собой, той женщиной, которой стали?

Она задумалась об этом впервые в жизни.

– Нет, – искренне ответила она. – Я так не считаю. Возможно, когда-нибудь так будет, но не сейчас. Вы поможете мне?

– Я не сумею, – ласково сказал он. – Есть вещи, до которых вы должны дойти сами, без помощи тех, кто любит вас.

– Вы сознались, что любите меня!

– А вы хоть на мгновение сомневались в этом? Я полюбил вас с той самой минуты, когда увидел.

– Но ведь тогда вы видели меня через маску, – сказала она, повернув голову для поцелуя.

Алессандро согласился.

– Да, я действительно увидел вас сквозь все ваши маски.


Чемоданы с фарфоровой и стеклянной посудой, одеждой, продовольствием, книгами, комплекты игр, музыкальные инструменты, льняное белье и предметы домашнего обихода были погружены на плоскодонные лодки и отправлены на материк. Оттуда все это добро на каретах и повозках доставили по пыльным деревенским дорогам на виллу Лореданов вблизи Виченцы. Даже Розальба Лоредан согласилась покинуть свою комнату во дворце в Венеции и поселилась на вилле в прекрасной комнате, выходящей окнами на широкие луга и реку Брента.

Вилла, спроектированная и возведенная в XVI веке под руководством великого архитектора Палладио, располагалась на просторной равнине на фоне невысоких гор, над медлительными водами Бренты. Белое, симметрично построенное здание, покрытое красной черепицей и окруженное колоннами и статуями, напоминало богато украшенный именинный торт. Вокруг виллы росли оливковые и цитрусовые деревья. В центре возвышалась огромная в два этажа ротонда. От нее отходили четыре равных по размеру крыла, точно указывающих на четыре стороны света. На половине высоты ротонды проходил балкон, на который открывались двери спальных комнат второго этажа. Комнаты были изящными и большими, хотя обставлены и менее богато, чем во дворце Лоредана в Венеции.

На открытом пространстве вокруг виллы располагались выложенные из кирпича широкие террасы, на которых гости могли закусывать, слушать музыку, исполняемую размещавшимся под ротондой оркестром, наслаждаться легким бризом, сладким благоуханием цветов и жужжанием насекомых.

Сады, окружающие виллу, разбили еще до того, как в моду вошло безумное увлечение подделываться под дикую природу. Поэтому они выглядели предельно ухоженными, были пересечены дорожками, обсаженными декоративным кустарником. Повсюду виднелись коротко подстриженные лужайки, витиеватые фонтаны, выбрасывающие в воздух струи высотой до пяти человеческих ростов. Виднелись оранжерея, теплица и лабиринт из самшитовых деревьев, которые выращивали долгие годы, прежде чем они достигли высоты в три человеческих роста.

Лабиринт был настолько сложным и запутанным, что садовникам и лакеям ежегодно приходилось выводить гостей из его извилистых поворотов, изгибов и тупиков. Кое-кто даже говорил, что летними вечерами можно было услышать жалобные стоны стародавних гостей, которые, безнадежно потерявшись в лабиринте, продолжали искать единственный выход из него.

Венецианские дворяне не очень-то любили устраивать развлечения в своих импозантных городских домах, предпочитая более близкую им по духу атмосферу кафе, салонов и ресторанов. Зато в летние месяцы их виллы были переполнены гостями, немало из которых проводили весь курортный сезон у своих хлебосольных хозяев. Здесь устраивались игры на лужайках, пикники на воде, скачки, балы, концерты, разыгрывались спектакли и шарады. Сюда власть инквизиторов и строгого Совета десяти не распространялась. Атмосфера свободы и тепло летних ночей весьма располагали к романтическим приключениям.

Для Фоски наступило самое спокойное лето за долгие годы. Она чувствовала себя помудревшей, уверенной в себе, не столь отчаянно обуреваемой поисками любви. Она знала, что Лоредан ее любит, и знание этого приносило спокойствие и умиротворение. Фоска, однако, не была до конца уверена, что она испытывает по отношению к нему. За городом он по-прежнему относился к ней с холодком, ни разу не дав понять, что между ними существует что-то. Они редко виделись друг с другом. В июле сенат направил его во Францию, и он вернулся оттуда лишь в середине августа.

Большую часть дня Фоска проводила с Паоло, а остальное время – со своими друзьями и гостями. Алессандро любил прогулки верхом и часами пребывал в одиночестве, отказываясь даже от компании слуги-грума. Он так же, как и Фоска, не жалел времени на Паоло, но бывал с ним только в ее отсутствие.

Она порой удивлялась, почему он не сближается с ней. Почему не заходит к ней в комнату и не пытается сломить возникший между ними барьер? Как он может любить ее и вместе с тем не уступать своему желанию? Она чувствовала себя обманутой, и когда это особенно остро задевало ее самолюбие, Фоска пыталась возродить в себе ту ярость, которую столь долго питала по отношению к нему. Но, к своему удивлению, она обнаружила, что, хотя воспоминания об испытанных унижениях все еще не зарубцевались, она стала понимать мотивы его поведения. Сколько она ни пыталась, ненависти к Алессандро больше не испытывала.

* * *

Этим летом разговоры вертелись вокруг войны и назревающего конфликта между Францией и Австрией. Венецианцы разделились на два лагеря – на тех, кто полагал, что Венецию следует вооружить и подготовить к обороне против вторгающихся французских армий, и тех, кто выступал за сохранение нейтралитета и отстаивал невмешательство любой ценой. Сенат решительно поддержал последних. Но, хотя те обратились с серьезным предупреждением к воюющим странам, заявив, что не потерпят никаких нарушений своего нейтралитета на суше или на море, они вместе с тем не принимали никаких мер, чтобы практически подкрепить свои предостережения, скажем, утвердить ассигнования на закупку вооружений.