Если бы Аликс Брайден верила в судьбу, а не в здравый смысл, она бы никогда не стала адвокатом, в чьи обязанности как раз и входит взять эту самую судьбу за шкирку и хорошенько встряхнуть. Судьба — это отговорка отчаявшихся. Выдумка.

Однако Аликс верила в правосудие, а то, что сделала Маргарет, было своего рода правосудием: как аукнется, так и откликнется; иногда и убийц убивают. Но это зависит скорее от характера жертвы, чем от судьбы.

Рано или поздно кто-нибудь обязательно должен был прикончить Тонио Дюмена: среди его разъяренных соотечественников, наверное, даже очередь выстроилась на получение этого права. Как говорится, человек сам напрашивался, и Маргарет просто первой представилась возможность сделать точный выстрел. А судьба здесь ни при чем — обычная случайность…

Хотя вдова убитого должна была посчитать происшедшее карой небесной, потому что Кимберли Вест всегда верила в Судьбу с большой буквы.

И тут Аликс вспомнила давний разговор с Ким за кофе и пирожными при их случайной встрече, и ей стало как-то неуютно.

Интересно, что она сейчас чувствует? Подавлена? Потрясена? Убита горем? Или втайне вздохнула с облегчением?

Аликс уже подумывала, не развернуть ли машину и не поехать ли с целью увидеть ее, но решила не делать этого: скорее всего, Ким сейчас надежно упрятана в глубине своего «замка», пока пресса осаждает его снаружи. У Аликс сердце сжалось от сострадания. Пусть она спокойно переживет этот день! Еще будет достаточно времени, чтобы выразить свои соболезнования (и выслушать ее версию трагедии).

Проверить показания Маргарет не составило большого труда: короткое расследование подтвердило факт присутствия Тонио во Франции во время совершения нападения на Маргарет. Нашлись и официальные документы — транспортные, финансовые счета, выписка из больничной карты Маргарет. Решающим же доводом послужили показания французского адвоката, занимавшегося помещением Маргарет в «Маривал». Аликс добилась этих сведений, доказав адвокату, что дипломатическая неприкосновенность не распространяется на мертвецов.

Но самым убедительным выглядело свидетельство Питера Мэйнвэринга.


Питер прилетел в Нью-Йорк на следующий день после событий и сразу же посетил Аликс. Это была любопытная встреча.

Аликс сидела у себя в конторе за письменным столом, когда Тери сообщила ей по внутренней связи, что пришел некий мистер Мэйнвэринг, который хочет ее видеть. Ей понадобилось всего мгновение, чтобы сообразить, о ком идет речь. Она пулей вылетела в приемную.

— Силы небесные! — Аликс схватила его за руки. — Это вы, неужели! Как я рада, через столько лет!

Проводя его в свой кабинет, она поинтересовалась, как он ее разыскал и зачем.

— Не хотите ли выпить кофе, доктор? Тери! — Аликс нажала кнопку селектора. — Сделай нам «эспрессо», дорогая, и отвечай на мои телефонные звонки, пока я занята. Итак, доктор Мэйн…

— Я больше не практикую. Зовите меня, пожалуйста, просто Питер.

Сегодняшний Питер оказался подвижным и энергичным убежденным холостяком, полным доброжелательности и мягкого юмора, жаждущим оказаться хоть чем-нибудь полезным.

— Как только я увидел Маргарет по телевизору, — рассказывал он Аликс, — и понял, кто это, я просто не мог не бросить все и примчаться сюда на случай, если ей понадобится моя помощь. Клянусь Богом, она замечательная женщина! А Дюмен был дегенератом, выродком! Он заслужил свою участь, хотя, конечно, мне жаль Кимберли. О ней что-нибудь слышно?

— Ни слова. И, честно говоря, это для меня загадка. Она закрылась в своем доме, никого не принимает, не отвечает на телефонные звонки, хотя я оставляла для нее десятки сообщений. Мне кажется, она все еще в шоке. Да и, разумеется, эта революция в Сан-Мигеле, из-за которой она никогда не сможет туда вернуться… Не то чтобы она уж очень туда рвалась — в эту кровавую бойню… Бедный остров! Подозреваю, что для свержения режима Дюменов повстанцам не хватало именно смерти Тонио. Но для бедняжки Ким это должно быть двойным ударом: потерять и мужа, и страну за такое короткое время… Она, наверное, живет как в преддверии ада.

Питер кивнул.

— Я мгновенно распознал в нем психопата — в нем даже внешне, особенно во взгляде, ярко выражены психопатические черты. Ким, несомненно, панически его боялась, а теперь, когда он мертв, думаю, она испытывает противоречивые чувства… В преддверии ада, как вы выразились. Но с этой точки зрения такое же положение и у Маргарет — до тех пор, пока не закончится судебный процесс. Если мои показания могут оказаться полезными…

— Разумеется, могут! — воскликнула Аликс, заметив при этом, что он покраснел, говоря о своей бывшей пациентке.

Питер перегнулся через стол и пожал ей руку.

— Можете на меня рассчитывать, — заверил он, — так же, как я рассчитываю на вас. Я буду приходить в суд ежедневно, сколько бы ни длился этот процесс: я хочу быть там, когда состоится вынесение окончательного приговора. Не смогу обрести покой, пока не восторжествует справедливость.


Коббл-Хилл


Аликс Брайден пребывала в расстроенных чувствах.

Несколько недель подряд она пыталась связаться с Кимберли Дюмен, но лишь натыкалась на глухую стену на каждом шагу. Она разговаривала с горничными, экономками, секретарями, вообще неизвестно с кем из челяди, но каждый из них либо просто клал трубку, либо нагло вкручивал ей мозги.

Предлоги были разные: мадам Дюмен вышла, спит, нет поблизости, говорит по другому телефону, гуляет, отдыхает… Короче говоря — «Не беспокоить!» Аликс была уверена, что Ким пережила нервный срыв.

— Я надеялась, что она даст показания в суде, — сказала Аликс Биллу, — и подтвердит, что Тонио был садистом. Кто, как не жена может доказать это? Впрочем, при том, как все складывается, я обойдусь и без ее показаний. Я говорила тебе о фотографиях из «Маривала»? Я их только что получила — это настоящая бомба!

Питер Мэйнвэринг рассказал ей об их существовании — Маргарет сфотографировали сразу по прибытии в санаторий — и заставил доктора Фрэнкла предъявить их. Даже Аликс с ее крепкими нервами не могла смотреть на них без содрогания. В сочетании с записями в медицинской карте Маргарет это был сокрушительный обвинительный акт против Тонио Дюмена.

— Бьюсь об заклад, что как только присяжные бросят взгляд на них, им захочется выкопать труп Тонио только для того, чтобы расстрелять его снова. А тут еще, — Аликс хмыкнула, — эти кошмарные новости из Сан-Мигеля, одна страшнее другой… Просто невероятно!


Убийство Тонио открыло последнюю страницу в истории династии Дюменов. Следующей же ночью Тигр в страшной спешке вылетел на юг Франции, прихватив с собой то, что осталось от государственной казны, и переложив всю ответственность на плечи двоюродного брата. Через два дня правительственные войска были разбиты, и президентский дворец захватили повстанцы.

Наконец-то после сорока лет режима тирании приоткрылась завеса над тайными сторонами жизни династии Дюменов, и они предстали изумленным глазам обывателей. За одну ночь Сан-Мигель превратился в центр внимания средств массовой информации. Журналисты всех мастей состязались в добывании самых свежих, самых скабрёзных, самых пикантных, самых жутких сведений.

К числу скандальных открытий принадлежали подробности деяний спецотряда полиции «лу-лу», находка орудий пыток в печально известной Черной палате, обнаружение мест тайных массовых захоронений. Однако наряду с этой мрачной информацией из Бенедикты поступала и другая: например, занимательные истории о грандиозных приемах, проводившихся в президентском дворце, на которые стекались знаменитости со всего света; о невиданной роскоши, в которой жило семейство Дюменов, их сумасшедшем расточительстве и сексуальных извращениях.

Одним из первых указов, изданных Временным революционным народным правительством, был указ об открытом доступе населения в личные покои Дюменов, чтобы широкие массы могли ознакомиться с образом жизни своих бывших властителей и подивиться ему. Неграмотные крестьяне с красной глиной под ногтями бродили по отделанным мрамором анфиладам комнат, не веря собственным глазам, вконец потрясенные увиденным. Женщины щупали шелка и собольи меха в гардеробной Кимберли. Кто сможет забыть растиражированную агентством «Ассошиэйтед Пресс» фотографию сморщенной торговки папайей, жительницы городских трущоб? Она, улыбающаяся в объектив беззубой улыбкой, запечатлена в наброшенной на плечи поверх собственного тряпья тонкой шелковой комбинации. Контраст между искривленными шишковатыми пальцами ее рук и кружевным нижним бельем был красноречивее всяких слов.

Воображение простого люда поразила также история о потайной библиотеке Тонио, размещавшейся прямо под его спальней в «Парадизе». Ей был посвящен сюжет телевизионной программы «Шестьдесят минут». По утверждению одного исключительно авторитетного библиофила, там была собрана «богатейшая со времен короля Фаруха коллекция порнографической литературы».

Как и все остальные, Аликс жадно впитывала в себя все появляющиеся в средствах массовой информации новости из Сан-Мигеля, испытывая при этом смешанное чувство брезгливости и любопытства. Неудивительно, думала она, что Ким спряталась от всего мира… Как это должно быть ужасно, когда твои самые личные, глубоко интимные тайны — вплоть до нижнего белья! — становятся достоянием посторонних, выставляются напоказ, для забавы публики! А каково ей слышать, что отца ее детей объявляют садистом и распутником? «Палач из Бенедикты» — таким прозвищем наградил его «Тайм Мэгэзин». Аликс передернуло. Бедная Ким… Она не заслужила такой участи!

Тем не менее каждое разоблачение, отвратительное само по себе, добавляло стрел в колчан Аликс. Излишества, зверства Тонио становились смягчающими обстоятельствами действий Маргарет Джонсон. Прокурор должен быть глупцом, чтобы потребовать для нее наказания по максимуму! А присяжные — бессердечными людьми, чтобы согласиться с этим.

И все же Аликс дрогнула, когда окружной прокурор предложил ей обсудить возможные варианты исхода судебного процесса.

— Статья о предумышленном убийстве, пункт первый, — предложил Херб Фостер, — от восьми до двадцати лет. Значит, она, может быть, получит четыре года.

— Пункт второй! — возразила Аликс. — Никакого тюремного заключения. Восемнадцать месяцев исправительных общественных работ.

— Никак не пойдет, Аликс: я не могу не принимать во внимание широкую огласку и серьезность преступления. В конце концов, она хладнокровно уложила парня. А ведь речь идет о человеке, а не о гремучей змее!

В результате последнее слово осталось за Маргарет-Джин Джонсон.

— Может получиться, что вы выйдете на свободу к сорока годам, — объясняла ей Аликс. — И будете избавлены от неприятной процедуры судебных заседаний.

— А если я откажусь?

— Тогда они набросятся на вас по полной программе.

Маргарет практически не колеблясь отмела предложение. Теперь, когда Питер вновь вошел в ее жизнь и их давнее и глубокое чувство друг к другу перестало быть тайной, фатализма у нее значительно поубавилось. Для женщины, обвиняемой в предумышленном убийстве, она была на удивление готовой к борьбе и полной самообладания.

— Когда я жила в Чикаго, — сказала она, — я играла на товарной бирже — фьючерсные поставки нефти, соевых бобов, пшеницы и так далее. Я старалась вычислить, какие тенденции в торговле этими товарами проявятся в будущем, а потом соответствующим образом размещала свои деньги. И, как видите, нажила исходный капитал для бизнеса. Альтернатива одна: или все, или ничего. Выиграть или проиграть. Что ж, на этот раз я ставлю не на деньги, а на собственное будущее. Интуиция подсказывает мне, что я должна выиграть, а она меня до сих пор редко подводила.

— А если вы ошибаетесь? — спросила Аликс.

— Если произойдет худшее, я отбуду срок, не жалуясь на судьбу.

— А я буду ждать ее! — подхватил Питер. — Как ждал уже много лет… Тогда она отвергла меня, испугавшись, что я принимаю жалость за любовь. Знаете, мы с Маргарет поженимся сразу же после суда — независимо от того, чем он закончится.

Влюбленные обменялись такими нежными интимными взглядами, что Аликс почувствовала себя соглядатаем у замочной скважины. «Любовь…» — подумала она. Даже несмотря на перспективу тюремного заключения. Она почти завидовала им.

— Я должна подготовить вас, Маргарет, — сказала Аликс. — Ваш главный свидетель защиты — вы сами. Но прежде ответьте мне: вы уверены, что у вас хватит сил снова пережить оба кошмара — и тот, что случился во Франции, и тот, что произошел здесь, на вилле «Фиорентина»?

Маргарет взяла за руку Питера.

— Видит Бог, как бы мне этого не хотелось, но если так нужно, я готова!