Луиза Дегранж - Мать и дочь: синхронная любовь, или Французские амуры против американских эротов

Розы откровенно подслушивали страстный, искренний, подробный монолог разговорившейся аспирантки.

– Такие невероятные…

Розовый куст не был удовлетворен сбивчивым, отрывистым и сумбурным рассказом.

Тина Маквелл – тоже.

– Гло, я, конечно, поняла, что ты тем утром вполне созрела для того, чтобы втюриться в первого попавшегося самца.

Аспирантка ответила беспомощной улыбкой.

– Но обманывать милашку декана – это как-то слишком.

Тина Маквелл всюду искала повода для легкого подкалывания.

– Впрочем, любовь ничем от мигрени не отличается.

Глория молча согласилась.

– Хотя мигрень проходит быстрее любви.

В ответ аспирантка облизнула пересохшие от волнения губы.

– Ти, я бы выпила чего-нибудь.

– Пошли в офис – у меня там как раз холодильник забит грейпфрутовым соком.

– Жаль, не апельсиновым.

– Да, я тут хапнула оптом прямо с трейлера.

Тина Маквелл обожала делать покупки с впечатляющей скидкой.

– Считай, на каждом пакете сэкономила пятьдесят центов.

Тина Маквелл извлекла из бездонного кармана садового фартука мини-калькулятор.

– Умножим пятьдесят на двадцать пять…

– Ой, Ти, мне сейчас не до арифметики.

– И не до алгебры.

– С тригонометрией.

Обменявшись веселыми, ничего не значащими репликами, подруги вышли к перекрестку с указателем номеров аллей.

– Гло, по-моему, для поднятия тонуса тебе сейчас нужен не сок, а как минимум изрядная порция виски.

– Ну, я за рулем.

– Тогда я тебе сделаю изумительный кофе.

– По мексиканскому рецепту?

– Да, с красным перцем и корицей.

– Но к тому кофе надо соответствующий гамбургер или хот-дог.

– У меня, кажется, с обеда еще осталась пара бутербродов с овечьим сыром.

– Что-то я проголодалась немного.

– Только учти, Гло, любовный пожар не погасить ни бутербродами, ни кофе – даже по мексиканскому рецепту.

Отсмеявшись, подруги гуськом двинулись к офисному зданию, крыша которого, из металлической черепицы, багрово и густо окрасилась закатным солнцем.

Тина Маквелл обернулась на ходу.

– Гло, ты не обижайся, но, по-моему, вчерашняя эйфория от «Черной росы» сыграла с тобой злую шутку.

– Вероятно.

– И окончательно раскачала твою нервную систему.

– Так ты считаешь, я совершила ошибку, влюбившись?

– Ну, об этом я узнаю, когда ты меня посвятишь в интимные подробности.

Глория Дюбуа в замешательстве остановилась на перекрестке аллей.

– Какие-какие подробности?

– Ну, может, я неправильно выразилась…

– Да просто не было никакого интима.

– Тебе видней.

Подруги отшагали пол-аллеи молча.

Но Глория в знак примирения возобновила прерванный диалог.

– Понимаешь, Ти, мне тоже иногда кажется, что я опрометчиво и слишком легко дала волю своим чувствам.

– Ладно, Гло, я погорячилась, объявив твою влюбленность ошибкой.

– Ох, Ти, если бы знать, чем все это кончится…

– Время покажет.

Иногда Тина Маквелл говорила вполне разумные слова.

– Бывает, из прекрасного жениха получается никудышный муж.

– А из идеальной невесты – жена-стерва.

Подруги рассмеялись, вновь обретя полное согласие и взаимопонимание.

– Ти, знаешь, я иногда завидую цветам.

– Нет, Гло, растительная жизнь не по мне.

– Да я в смысле чувств. Как там все просто устроено – никакой любви. Прилетело жадное и голодное насекомое, откушало нектара и попутно, само не ведая, произвело опыление. А вот человеку для продолжения рода нужен партнер, и желательно хотя бы чуточку влюбленный.

– Гло, а может, роза, дождавшаяся жужжащего шмеля, который проник в сладчайшую и нежную сокровенность, испытывает что-то особенное к невольному, но обязательному насильнику?

– Ти, умоляю, только не приписывай растениям склонность к мазохизму, садизму и эксгибиционизму.

Подруги снова рассмеялись.

– Гло, но все-таки расскажи, как ты запала на кареглазого незнакомца.

– В общем, Ти, все получилось спонтанно и мгновенно.

– Говорят, настоящая любовь разит, как молния, – прямо в темечко.

– Молния не молния, но озноб меня пробил.

– В библиотеке?

– Ага, в малом читальном зале.

– Да, все-таки классическая библиотека, в отличие от Интернета, гораздо перспективней для съема крутых мужчинок.

– В Интернете псих на психе.

– Не без этого.

– Да и не верю я в искренность ни Живого Журнала, ни форумов по интересам, ни, тем более, для желающих познакомиться как можно ближе.

– Значит, Гло, тебе крупно повезло, что «Ботанический вестник» до сих пор не оцифровали.

– Вот я и говорю, что иногда судьбоносные моменты зависят от какой-то самой ничтожной мелочи…

Диалог подруг о превратностях судьбы прервал звонок из Парижа.

Эстетствующей матери не терпелось поделиться впечатлениями от Лувра с дочерью, обделенной созерцанием шедевров мирового искусства.

– Гло, мы побывали в Лувре… Слушай, он какой-то маленький! Я думала, там бесконечные залы, огромные пространства. А мы обошли его… ну не знаю. Часа за два, наверное. Впрочем, время шло так быстро…

– И вы, наверное, тоже?

Мать в увлечении рассказом не заметила, что дочь опять не удержалась от подколки.

– Ну, как сказать… Где-то задерживались, а где-то прошли почти бегом… Председатель вел меня по путеводителю и сам выбирал, где что смотреть. А мне было все равно, везде было одинаково интересно!

– Ма, я очень рада, что искусство так благотворно на тебя повлияло.

– Гло, дело совсем не в искусстве…

– А в чем тогда?

– Как тебе рассказать… В общем… Гло, ты знаешь, оказывается, клонирование в искусстве такая же распространенная вещь, как в биологии!

– В каком смысле?

– Ну очень много одинаковых сюжетов.

– Например?

– Много картин с амурами.

– Как же в Париже без этих кудрявых пухляшечек!..

– Гло, но более всего меня поразила скульптурная группа.

– Какая группа?

– Скульптурная. Бэби, это настоящий шедевр из белого мрамора.

– Цвета моей Безымянной Красавицы?

– Вроде.

– И что изображает этот шедевр?

– Амура и Психею.

– Занятная парочка.

– А председатель рассказал мне легенду об их взаимной любви.

– О, это интересно. Никогда не думала, что амуры тоже влюблялись.

– Правда, я не помню ни слова, что председатель там говорил про эту скульптуру.

– Склероз?

– Нет, просто я впала в сентиментальный транс.

– Ма, ты в своем репертуаре.

– Я стояла, смотрела, и слезы сами текли по щекам… Это так трогательно! И, знаешь, бэби… Скажу тебе как женщина женщине: я стала в этот миг этой самой Психеей. Это не она, а я, привстав с земли, подняла голову к нежданно явившемуся любимому, чувствовала его нежную руку на моей груди, задыхалась от блаженства, которое зарождалось и трепетало в самых глубоких недрах моего тела, и, не отрывая глаз от его зовущего, ласкового взора, ждала, когда он наконец примет меня в свои объятия и унесет в небеса, на вечное счастье… Прости, Гло, я сейчас.

Глория вздохнула, слушая всхлипы, сморкания и шелест бумажного носового платка.

– Вот так-то, бэби, – наконец раздалось в трубке. – Да, искусство великая вещь. И, знаешь, пока я вот так стояла и смотрела, то прямо всей кожей чувствовала, как он тоже смотрел на меня…

– Кто? Амур?

– Гло! Какой амур! Председатель!

– Очень трогательно… Может быть, и он увидел в тебе ту самую Психею?

– Не знаю, бэби… Боюсь что-либо утверждать, но… В общем, погляди на досуге в Интернете на произведение Кановы.

– Если честно, аляповатые эроты из университетской библиотеки мне нравятся больше, чем вылизанная ренессансная классика… А больше в Лувре ты ничего не заметила?

– Ну-у-у… Там так много всякого добра… Все не упомнить. Но мы побывали везде, это я могу точно тебе сказать. На плане председатель поставил крестики на каждом пройденном зале, чтобы не запутаться. Ну и вообще, как человек науки, он любит систематичность во всем.

– Молодец твой председатель. А скажи, чувствуется разница между «живой» Джокондой и ее изображением на майках и пакетах?

– Честно говоря, я не заметила никакой разницы.

– А председатель?

– Я думаю, тем более.

– В каком смысле?

– Бэби, я, наверно, слишком офранцузилась.

– Может, оголландилась?

– Впрочем, не важен процесс, важен результат.

– Как в любом научном опыте.

– Эффект налицо.

– Завидую.

– Бэби, я стараюсь держать себя в рамках, но не получается. Я добросовестно смотрела на картины, а председатель не менее добросовестно смотрел на меня.

– Тебе удалось затмить всех красавиц Лувра!

– Да, бэби, не исключая и Джоконду.

– Значит, пора с тебя писать парадный портрет в полный рост.

– Обойдусь фотографиями. Мой Тюльпанчик запечатлел меня возле музея.

– Надеюсь, в приличной позе.

– Бэби, ты же знаешь, я давно забросила хулиганские замашки.

– А вдруг тебе захотелось вспомнить молодость? Кстати, Ма, твой фотоотчет по Ботаническому саду произвел на меня должное впечатление.

– Фон портят скелеты динозавров.

– Я обращала внимание на более мелкие детали.

– Да, Гло, еще мне в Лувре понравились натюрморты. Там были розы. Я упражнялась в определении сортов. И знаешь, Гло, я сделала открытие: роза на одной картине прямо копия твоей! Я так и сказала председателю! Он не поверил, но я поклялась, что в скором времени он убедится в этом лично!

– Замечательно! А как называется картина? Кто автор!

– Гло! Я забыла… Вылетело из головы.

– Что взять с влюбленного Анфан Террибля…

– А Тюльпанчик сказал, что одна благородная особа с картины, кажется, Ватто улыбается точно так же, как я – краешком губ. А я и не знала, что так умею улыбаться и что это, оказывается, тоже признак благородного происхождения!

– Скорее, воспитания… Ма, но так и должно быть! Мы-то с тобой никогда не забываем, какого мы рода! Но жаль, что ты не запомнила ту картину.

– Вспомню позже.

– Надеюсь.

– Если Лувр не сожгут в очередную Варфоломеевскую ночь, картина никуда не денется.

– Не смешно.

Почуяв, что дочь начало раздражать парижское самодовольство, хвастунья мать прервала диалог об искусстве.

Глория сунула мобильник в карман рабочего халата и взгрустнула.

Не она, а Анфан Террибль прошлась с мужчиной по залам Лувра.

Да, кажется, в Париже дела идут куда быстрее и увереннее, чем тут, в Луизиане.

И ей, Глории Дюбуа-младшей, придется увидеть любимые глаза только завтра. Так долго еще ждать…

Глории Дюбуа оставалось удивлять новым чувством фамильные розы на парковых делянках и Тину Маквелл.

– Он снова появится в читальном зале – я больше чем уверена.

– А ты, оказывается, сама неисправимая наивность.

– Какая есть! Переделывать поздно.

– Это верно!

Подруги допили кофе.

– Эх ты, размазня!

Тина Маквелл иногда прибегала к весьма резким выражениям.

– Надо было вернуться в библиотеку и добыть всю возможную и невозможную информацию о незнакомце.

– Ага, знаешь, какая там строгая мымра на выдаче сидит!

– Что, все та же, со взглядом ядовитой змеи?

– Она самая.

Глория Дюбуа изобразила шум, производимый атакующей коброй.

– Только с годами яду прибавилось.

– Минуточку!

Тина Маквелл приставила к ушам подруги глянцевые журналы по дизайну.

– Вылитая королевская кобра! Похожа?

– Перестань!

Журналы отправились на стеллаж.

А Тина Маквелл заглянула в опустевшую чашку.

– Вот до чего доводит отсутствие мужчины в жизни.

– Сделай-ка еще кофейку, Ти.

– Один момент.

Хозяйка офиса продефилировала к кофемашине.

– Можно двойной?

– Для тебя, Гло, хоть тройной.

– Только с корицей не переборщи.

Тина Маквелл не ответила на излишне придирчивое замечание подруги.

А Глория, чтобы загладить невольную вину, переключилась на прежнюю тему:

– Говорят, мымра была любовницей директора библиотеки.

– Да врут. На такую никакой, даже самый захудалый, мужчинка не позарится.

– Как и на меня.

Глория Дюбуа попыталась пошутить, но шутка вышла слишком горькой и чересчур приближенной к реальности.

Тактичная подруга демонстративно не заметила самоуничижительной реплики.

– Гло, ну ты хоть уверена, что твой кареглазый появится в читалке завтра?

– По логике, должен.

– Будем надеяться на лучшее.

Тина Маквелл снова наполнила чашки кофе по мексиканскому рецепту.