Оксана Сергеева - Мажарин

Такой явный, что оглянулся снова, осмотрелся и невольно прокатил слюну языком по небу, словно хотел убедиться, что не обманывается. И не обманулся. Затошнило страшно, и внутри начало потряхивать.

— Поехали, — при всем, что в эту минуту испытывал, сказал спокойно и повернулся к двери.

Сделал шаг в том направлении, но когда Егор поравнялся с ним, то мертвой хваткой схватил его за горло, протащил через комнату и пришиб о стену затылком.

— Хуйня какая-то происходит, да? — рыкнул лысому в лицо. Так хотелось придушить урода, что с трудом себя сдерживал. Пальцы сами сжимались на горле. Неконтролируемо сдавливались с желанием вырвать глотку. — Я тебя, сука, удавлю! Я тебя, блять, на твоих же кишках повешу!

— Тогда ты ее точно больше никогда не увидишь, — прохрипел Егор.

Мажарин долго смотрел ему в рожу. Слушал, как он, хрипя, задыхаясь и пытаясь втянуть в себя воздух, трепыхался под его тяжестью. В глаза смотрел. А они пустые у него. Совсем. Как у смертника. И как бы ни бесился, точно понял, что хоть избей он его сейчас до смерти, не скажет тот, где Марина. Вот так скотина не скажет. Не храбрость это, не смелость. Что?

Придавив внутри себя бешеную злобу, отпустил Маринкиного родственничка.

— Телефон отдай, — вякнул лысый.

Подавись. У меня их два.

Без споров отдал телефон. Всегда ржал сам над собой, что, как придурок, с двумя телефонами ходит, а теперь втайне порадовался. Второй, тот, что во внутреннем кармане кожаной куртки, только для работы.

— Я на своей поеду, — предупредил, выходя из дома, — адрес говори.

Егор хотел воспротивиться, но быстро передумал. Действительно, пусть катит на своей, и Веня потом сам разбирается, что с его тачкой делать. И с ним самим. Нафига ему эти проблемы?

— Давай за мной, — кивнул коротко и свернул к гаражу.

Ворота были открыты, и Мажарин успел заметить, что Маришкин «кайен» тоже там.

Угу, «кайен» аккуратненько в гараже, а кофта как попало на диване…

Сев в свою «мазду», подождал, пока долбаный мажор выедет на дорогу, и рванул за черной «панамерой». Они въехали в Москву, а потом началась сумасшедшая гонка.

Неслись в промзону по Рябиновой. Без правил дорожного движения и светофоров.

Без мыслей, без страха. Без чувства самосохранения.

Что ж ты, падла, меня водишь…

Он водил его. Точно водил. То ли время тянул, то ли просто угробить хотел на каком-нибудь перекрестке.

Что б ты, сука, убился на этом отбойнике!

Визг тормозов, жалобное вытье клаксонов. Ревущие моторы. Шкалящая стрелка спидометра.

Слепящий свет летящих навстречу машин. И желудок, уже полный льда по самую глотку…

Лысый ублюдок наконец сбросил скорость и свернул к слабо освещенной строительной площадке. Поняв, что они на месте, Мажарин отправил Савину сообщение с адресом и просьбой его найти. Не помочь, а найти после всего, потому что на своих ногах он отсюда не выйдет. Не для этого сюда привезли.

— Ты дебил, сука! — рявкнул, выскочив из машины.

— Нормально погоняли! — заржал Егор.

— А ты решил меня просто покатать?

— Ты ж поговорить хотел? Подожди пять минут, и будет тебе разговор.

Скорее бы Харин приехал. Пусть дальше сам с Маринкиным хахалем разбирается, ему лично он на хрен не упал. И так все зашло слишком далеко.

Дальше некуда. Как выруливать будет, не представлял. Не думал, что Веня с Маринкой так обойдется. Вообще не думал. Теперь этот еще готов вот-вот кишки из него выпустить. Блядь, если узнает, что с Маринкой сделали, точно придушит.

Злой, скотина. Очень злой.

Егор закурил. Втягивая в себя дым, все не мог им надышаться. Скурив одну сигарету, сразу прикурил следующую. На третьей руки у него затряслись. А Мажарин стоял спокойно. Отошел от своей машины и застыл на месте каменно. Ничего больше не спрашивал, ничего не говорил.

Когда на территорию въехали два черных «мерседеса», тоже не дернулся.

Харин вышел из салона и медленно обсмотрел Мажарина с головы до ног.

— Вот и любовничек нарисовался, — улыбнулся.

— Насмотрелся? — язвительно спросил Сергей. — Марина где?

— А он не в курсе? — перевел смеющийся взгляд на Егора.

— Он думает, что у него с Мариной любовь, — ответил тот.

— У него не может быть с ней любви, потому что любовь с Мариной у меня. Она не сказала тебе? Ну, бабы все такие. Лгуньи. Тупые бляди, — хмыкнул. Вытащил из кармана женские трусы и бросил ему в ноги.

Мажарин посмотрел сначала на белье, потом Харину в лицо:

— А ты меня сюда пригнал, чтобы трусами женскими похвастаться? Удивить решил?

Думаешь, я трусы с девок не снимал? Снимал. Только я, конечно, скромнее. По карманам их потом не ныкаю, мне незачем. Ты фетишисти потихоньку, меня в свою секту не обращай, у меня другая вера.

— Не узнаешь?

— А должен? Не узнаю, представляешь. За все время Маринку в трусах ни разу не видел.

Всегда только без, — рассмеялся.

— Ей со мной лучше. Смотри, как хорошо. — Ткнул ему в лицо фотку на телефоне.

Не уплывать, не уплывать. Только Маринка, и все. Забрать. Забрать. Только Маринка.

Не хотел складывать в голове этот дерьмовый пазл, который после всего сказанного ему в лицо и своими глазами увиденного, поневоле уже складывался. Тормозил всеми силами. Задача у него Маринку забрать. Неважно каким способом забрать, неважно какую. С остальной хуйней он позже разберется. Кто с кем, когда и зачем трахался. Без нее себя уже не представлял.

Забрать и увести. Только забрать и увести.

— Да я уже понял, что ты извращуга, — сказал, не сводя глаз с его переносицы. — Мне сейчас не до порнухи, сам в уголке где-нибудь посмотри, посиди, подрочи. Путаный ты какой, ой путаный, — в голосе прозвучала язвительная снисходительность. — Я тебе что говорю? Я говорю: Марину мне отдай. А ты мне что? А ты мне уже полчаса хуйню всякую накидываешь.

Претензии ко мне какие? Не слышу! Вы, придурки, чего меня сюда привезли?

— Претензии? Так ты не свое взял, молокосос хренов! — воскликнул Веня. И вдруг засмеялся: — Но ты мне даже нравишься! Упертый какой! Я ему стричь, а он мне — брить! Егорка так не умеет! Его по носу щелкни — и продался с потрохами! И всех продал!

— Свои симпатии при себе оставь.

— Поэтому я даже готов тебя простить за эту ошибку. Понятно же, что дело молодое.

Марину я уже простил. Она уже свое прощение вымолила и отработала, она это хорошо умеет, сам знаешь. Всю ночь просила. Как такую девочку не простить? И тебя прощу, если извинишься. На коленях.

Мажарин, запрокинув голову, расхохотался:

— Еще я перед дерьмом каким-то на коленях не стоял. ебанулись совсем.

— Значит, мы тебя накажем. Тебя не учили, что чужое брать нельзя? Мы научим.

— А кто наказывать будет? — усмехнулся Сергей. — Ты? Или вот это унылое говно? — посмотрел на Егора. Тот уже успел «вооружиться», подхватив с земли обрезок стальной трубы. — Я тебе аорту зубами перегрызу. Тебе труба не поможет. Вы молодцы, конечно. Мужики! Прям по-мужски со мной решили разобраться. Один с трубой, у второго за спиной шесть утырков. Не знал, что я так устрашающе выгляжу. Че на американского гангстера похож? Марину мне отдай.

Веня вздохнул:

— Марину, говоришь, тебе надо. Так я ее не держу. Она сама ко мне пришла.

Шампанского попить и клубнички поесть. И послание тебе передала.

Сказала, чтобы не искал ты ее, просчитался ты со ставочкой. Не нужен ты ей, понимаешь?

Она погуляла, поиграла, поразвлекалась и устала от тебя.

Мусор ты для нее, понимаешь? Хотя сказала, что, красив, как бог… а живешь в дерьме. Не для тебя она. Никогда она с тобой не будет. Но ты не расстраивайся, бабы все бляди. С этим ничего не поделаешь. Говорю, нравишься ты мне, я человек без комплексов, можешь к нам присоединиться, устроим тройничок. Будем трахать ее вместе. Иногда же можно.

И все, что так яростно сдерживал, хлынуло в него. Кажется, изнутри разорвало.

Одурманенный невероятной дозой пошлости и грязи, Мажарин на секунду прикрыл глаза. Всего лишь на секунду, уплывая из этой дерьмовой реальности, и адская физическая боль накрыла душевные страдания.

Как саваном. Похоронив под собой.

Не Егорка трубой его ударил, не это унылое говно. Кто-то из охраны ударил такой же стальной трубой по ногам.

— А говорил, на колени не встанешь… встал… — донеслось до затуманенного болевым шоком сознания.

Оно еще было при нем, помутненное сознание. Мажарин еще упирался ладонями в землю, еще не падал, хотя понимал, что на ноги уже не встанет.

На сломанных ногах только в кино бегают.

Тело взмокло, став липким от пота. Больная агония охватила каждую клеточку. Это была только первая волна. Потом пошли новые волны. Новые удары.

— Встал же… а говорил, на колени не встанешь…

Уже не понимал, то ли повторяли ему фразу, то ли она застряла у него в сознании.

Не вы меня на колени поставили, ублюдки гребаные… хоть и ноги сломали… не вы… моя

Мариша… ее слова… моя любимая девочка на колени меня поставила… разорвала…

И от каждого нового удара чувства перекрашивались. Все, что испытывал к ней, стало черными от этой дикой боли и кровью навсегда запечаталось.

Теплая, она хлынула из горла в рот и пенисто залила подбородок.

А потом больше ничего. Ничего, кроме этого, железисто-соленого вкуса во рту…

Прошло семь лет.

— Боже, — улыбнулась Марина, взяла цветы и подставила щеку для поцелуя. — Красивые.

Но все равно, Матвей, не стоило.

— Как это не стоило?

— Подожди минутку, я быстро отнесу их домой.

— Бери с собой. Такси ждет, мы и так опаздываем.

— Я быстро. Минутку. Туда и обратно. Не хочется тащить их с собой, боюсь, завянут. —

Вернулась в дом, поднялась по лестнице на несколько пролетов выше и положила цветы под дверь. Не под свою. Сама жила на пятом этаже.

Господи, как она ненавидела белый цвет! Не переваривала!

А он розы притащил белые. Ослепительно белые, аж смотреть больно. И где только такие нашел?

Выйдя из подъезда, Марина быстро подошла к машине, юркнула в распахнутую дверцу.

Матвей, довольно вздохнув, уселся рядом.

— Нужно о таких вещах предупреждать заранее, — мягким холодком выразила свое недовольство. — Я не люблю торопиться и не люблю опаздывать. Столько дел сегодня было. И я устала. Собеседник из меня сейчас не очень.

— Мариночка, не ворчи, пожалуйста. Так получилось.

— Ехал бы один. Зачем тебе я? — спросила все с той же мягко-бесцветной улыбкой.

— Потому что я и с Володей хочу встретиться, и с тобой время провести.

— Матвей, обычно, когда за двумя зайцами гонишься… — засмеялась.

Ладно уж. Придется поужинать с этим другом, которого она не знала.

Что-то слышала, но что именно про него слышала, не помнила.

Недовольством кипела не потому, что устала и сил не было на общение. Не любила знакомиться с новыми людьми и все эти разговоры не любила, вяжущиеся на попытках что-то узнать, спросить, обсудить. Хоть так и положено. Не для нее это. Она новые связи заводить не спешила и, как прежде, предпочитала о себе не рассказывать. Одна надежда, что этому Владимиру будет о чем с Матвеем поговорить, а она просто посидит спокойно рядом. Послушает.

Через двадцать минут они зашли в уютный ресторан. Марина тяжело выдохнула. Как-то душновато здесь, а вроде кондиционеры работали. Возможно, не от тяжелого воздуха душно стало. Обстановка такие ощущения вызывала.

Атмосфера. Интерьер, оформленный в коричнево-красных тонах. Столько красного — это существенный удар по психике. С такой осторожностью всегда к нему относилась. Цвет яркий, непредсказуемый. А тут его столько! Темно-красные диваны. Красные абажуры над столами. Стены, затянутые красно-золотой тканью с орнаментом «дамаск».

Володя, конечно, уже ждал их. Матвей уверенно направил ее к круглому четырехместному столику. Им навстречу поднялся сухощавый мужчина с живым улыбающимся лицом и подвижными руками.

— Прости, мы немного задержались, — извинился Матвей перед другом и отодвинул стул.

— Марин, это Владимир. Вов, это Мариночка, — представил свою девушку таким тоном, что уточнять, в каких они отношениях, не пришлось.

Вероятно, в самых близких.

— Очень приятно познакомиться. Матвей много о вас рассказывал, — поддержала жениха

Марина и вежливо улыбнулась.

— Брось, — смешливо отмахнулся Володька. — Ничего он не рассказывал, мы сто лет не виделись. Давай без этих великосветских ремарок.