— А-а-а, ну понятно тогда. Ниночка как?

— Ниночка бездельничает. Я тоже, блин, хочу так отдыхать. Как наша Ниночка.

Виктор добродушно улыбнулся старушке. Хорошая у Мажары бабка. Не сварливая, добрая, готова последнее ему отдать. Он ее тоже не подводил, она ж ему вместо матери. Пожилым разве много надо? Помощь, покой и забота.

— Когда у тебя отпуск? — уточнил Сергей, напрягая память. Вроде, говорил Витька, что скоро уже.

— Две недели в ноябре.

— Так осталось-то всего чуть больше двух месяцев. Пакуй чемодан на Канары.

— Угу, — хмыкнул Витя. — На Мальдивы.

— Ба, ты что на свидание ходила? — ухмыльнулся Серёжа, глянув на стол, на котором стояла ваза с цветами.

— Ой, — взмахнула старушка сухощавой ладонью, — какие в мои годы свиданья. Это Михаил Анатолич с дачи мне вот занес.

— Да ладно, бубуль, ты у нас вообще молодуха, мы тебя еще замуж за этого полкаша выдадим. Нормальный же полкаш? А то за плохого не отдам, у меня ж никого, кроме тебя нет.

Витька хохотнул, вторив другу:

— Конечно, выдадим. Я свидетель. Сначала проверим Анатолича на прочность и вшивость, потом баб Шуру ему будем отдавать.

— Ой, шутники, — качнула баба Шура головой. — Вам самим пора остепениться. По двадцать шесть годков уже каждому. Пора, ребятушки, пора.

Невест хороших найти.

— Баб Шур, так где их таких найти-то — хороших, — вздохнул Савин.

— Не говори, Витюша, как послушаю, ужас. Девочки сейчас, конечно, балованные…

— Бабуль, не переживай, мы с плохими девочками вообще ни-ни, — ухмыльнулся Сергей, и Савин беззвучно затрясся, давясь смехом.

— Это хорошо. Ребята, пусть мусор сыпется, пусть. Я потом всё уберу.

— Так, — сказал Мажарин, — мы сейчас всю эту хрень будем в прихожую выносить, так что ты тут не мельтеши.

— Понял-понял, — послушно отчеканила баба Шура, — я на кухне, если что.

* * *

— Ох-нихрена-себе, — сказал Мажарин, — так изящно послать меня, а потом на ночь глядя завалить в гости.

— Не пригласишь? — спросила Марина. — Обиделся?

Он отступил, позволяя пройти в квартиру, и запер дверь.

Тяжело лязгнули замки, и как-то тяжело у Стэльмах забилось сердце. Если бы Мажарин только знал, как трудно ей дался этот на первый взгляд бесшабашный и необдуманный поступок. Но Сергей не знал. Откуда? Он смотрел ей в глаза и чего-то ждал. Наверное, первого шага от нее, какого-то действия или слова. Ждал высокомерно, с холодком в глазах.

— Мажарин, смилуйся. Я не умею инициативничать. Не умею себя предлагать.

— Сами берут? — бросил намеренно грубо.

Не привык, чтобы девки такие вот спектакли устраивали. Ничего такого он еще не сделал, чтобы ему нервы на прочность проверять.

Маринка на миг остолбенела от его слов. Потом ее взгляд забегал по комнате, словно она в мыслях уже собиралась убежать. Мажарин перехватил и этот бегающий взгляд, и ее саму, преградив дорогу к входной двери.

— Выпусти.

— Передумала?

— Передумала. Не надо нам этого. Я ошиблась.

— Поздно.

Но Марина всё же самоуверенно попыталась оттолкнуть Сергея и протиснуться к двери. Это лишь рассмешило его. Он схватил ее за плечи и поволок в спальню.

— Серёжа, ты охренел совсем…

— Охренеешь тут с тобой… — рыкнул Мажарин, и она поняла, что он очень зол на нее. Злее, чем ей поначалу представилось.

Даже не пытаясь быть нежным или хотя бы аккуратным, он повалил Стэльмах на кровать, придавив своим телом. Она тяжело задышала под ним. И вся затряслась.

— Я вспомнила… ты меня вот так же вчера домой приволок.

— Ну, развлекуху мне устроила, а то я забыл уже, когда в последний раз вот так пьяных девок на себе таскал.

— А еще я сказала, что красив ты, как бог, а живешь в дерьме…

— Угу, и секса у нас с тобой не будет, и быть тебе со мной нельзя. Что ж ты тогда ко мне сегодня приехала? Сама.

— А потому что дура, — отрывисто прошептала Марина.

— Не знаю я еще, не понял, дура ты или сука первоклассная, но хочу тебя страшно. Поэтому сейчас сдеру с тебя все шмотки и затрахаю до потери пульса. — Поцеловал ее, а она укусила его за губу. Не сильно, а только раззадорив. — Я не раздел тебя вчера именно поэтому. Побоялся не сдержаться. Сейчас точно скромничать не буду, можешь не переживать.

Мажарин не преувеличивал. Зная, что не справится со своим влечением, завернул ее в одеяло, как в кокон, чтобы не касаться ее тела. Слава богу, Маринка спала мертвым сном, не прижималась к нему, не вертелась и практически всю ночь пролежала в одном положении.

— Даже не сомневаюсь, — хмыкнула она, чувствуя, как горячо и мокро становится между ног. От слов. От губ его, находящихся в миллиметре от ее. От обжигающего щеку дыхания…

Не поцеловались они, а сцепились в яростном поцелуе. Он подавлял Марину, кусал, пока она наконец не стала мягкой под ним и податливой.

— Расслабься… — Поцеловал шею и зашептал на ухо: — Ну, расслабься, Мариша… хорошо же будет. — Сплел их пальцы, закинул руки за голову, распластав ее на постели.

Горячая судорога прошла по телу. Она уже расслабилась под ним, выгнулась навстречу.

Перестала сопротивляться и отвечала ему. Целовала по-другому. Сладко. Вкусно.

Бывает страсть, затмевающая разум, но обычно подогретая алкоголем или другим драйвом.

Но у них со Стэльмах чистая, без допинга и примесей.

Оба они трезвые. И вчера были, когда первый раз увиделись. Но столкнулись, прикоснулся к ней руками, в глаза посмотрел, и что-то в голове щелкнуло, что-то с ним начало происходить. И никому этого не объяснишь, даже себе. Одно успокаивало: с Маринкой творилось то же самое. С ума они вдвоем сходили.

Приподнявшись, Сергей стал расстегивать пуговицы на ее рубашке, но у него не хватало терпения. И через голову не снимется, узкая…

— Не могла футболку надеть?

— Руки убери, а то сейчас все пуговицы мне поотрываешь. — Облизнув вмиг пересохшие губы, Маринка стала сама снимать рубашку. Пальцы не слушались. Да и плевать. Меньше всего ее сейчас волновало, что как-то не так она выглядит или как-то не так себя ведет. Было у Стэльмах такое чувство, будто она Мажарина когда-то знала, но давно не видела и теперь страшно соскучилась. Поэтому всё у них так быстро. До неприличия.

Увиделись раз — и в кровать.

Всё в нем ей нравилось. И сам он, его манеры и поведение, мелкие, казалось, незначительные жесты. То, как говорил, как улыбался… как раздевался… Охренеть, какое у него тело!

Как трогал, касался, целовал, нет, ей не нравилось. Она от этого дурела. И боялась. Хотела и боялась. Но он обещал, что будет хорошо.

— Я точно тебя сегодня затрахаю… я прям не знаю, что с тобой сделаю… всю облапаю и оближу, — хрипло говорил он, прижимаясь к ней голым телом.

Обнял ее всю, сжал, просунув руки под спину. Так хотел ее, что всё болело. Ныло от желания. Ненормального и сумасшедшего.

— Грубиян какой… — сдавленно смеясь, прошептала Стэльмах, дрожа под ним.

Кровь бурлила, пульс зашкаливал, в голове всё помутилось. Мажарин прижался грудью к ее голой груди, и Маринку как будто огнем опалили.

— Нет, — усмехнулся он. — Это не грубость и не пошлость.

Это похоть дикая. Срывающее крышу вожделение. Сгусток мощной подавляющей энергии, которую нужно сбросить, иначе задушит. И желание, чтобы острое удовольствие от секса было обоюдным. У Маринки точно получится. Она такая горячая, внутри бушующая. Вздрагивающая от каждой его ласки.

— Серёж, только без следов… — еле выдохнула, сомневаясь, что без следов получится. Так горячо и жадно целовал он шею.

— Хорошо.

— И выключи свет.

— Сколько условий… нет, я хочу тебя видеть.

— Или пойдем в другую комнату. Эти зеркала, блин… как будто порнушку смотрю с собой в главной роли, — усмехнулся она, бросив взгляд в зеркало и увидев их сплетенные обнаженные тела. Но, кажется, это только добавило ей желания, хотя она и так от него сгорала, почти ничего не соображая.

Уже хотела наконец ощутить его у себя внутри и забыться в пьянящем удовольствии. Но Мажарин пока что продлевал ее страстную агонию мучительными ласками. Она точно спятит, если он так всю ночь над ней будет издеваться.

— Пойдем на диван.

— Я пью таблетки, поэтому, если хочешь, можем спать так, без презерватива. — Бросила она, уходя в гостиную. Как в тумане. На ногах, которых не чувствовала. Хорошо, что Сергей ее подхватил сзади и увлек за собой. И уложил на диван, как ему нужно.

— Очень хочу, безумно хочу. — Прижался к ней. Приоткрыл ее губы. Лизнул язык. И они снова не поцеловались, а присосались друг к другу, как голодные. Жаждущие. Чтобы только пить и пить…

Потом он целовал всё ее тело. Бесстыдно облизывал грудь и мягко покусывал живот. Марина рвано вздыхала. Постанывала, слыша собственные стоны будто со стороны. Но скоро она перестала чувствовать себя отдельно от него.

Смешались их вкусы и запахи, соединились вздохи. Дрожь стала общей. Завибрировали оба, когда наконец он медленно и глубоко вошел в нее, и замерли, пережидая первую сладостную минуту. Минуту, когда они еще что-то соображали. Потом пошла безостановочная дрожь, потеря контроля и сладкое беспамятство. Подчинение его рукам, его движениям, его порывам.

Мажарин впечатывался в ее тело без нежности. Брал, трогал и двигался в ней жадно. Она только то шире разводила колени, то сжимала их крепче; то опиралась ладонями в диван, выгибая спину; то вытягивалась, то сжималась под его тяжелым телом.

Сергей поцеловал ее искусанные опухшие губы, чувствуя, как она накалилась и кончила.

Вскрикнула, обмякла. Между ними стало совсем мокро и скользко от ее влаги.

Слизнул капельку пота с ее шеи.

— Пульс проверяю, — выдохнул прямо в кожу и прижался горячими губами к бьющейся жилке.

— Нет у меня пульса, можешь не проверять. Кончился…

Глава 4

— Блин, Серёга, знал бы, что ты за Маринкой приедешь, за Нинкой бы не поехал. Задолбали эти девки. Это они отдыхают, а мне завтра на работу, — недовольно сказал друг, увидев Мажарина.

— Я еще полчаса назад сам не знал, что за Маринкой приеду.

— А-а, я ж тебе даже не звонил сегодня. Замотался, не до того было. У Арсюши день рождения, вот и гулеванят.

— А они-то каким боком там?

— У Арсюши с Нинкой любовь. Внезапно образовалась.

— Как всё серьезно, — отозвался Мажарин с иронией. — А Стэльмах, видать, почетная гостья.

— Говорят, танцы на столах уже были.

— И я даже знаю, кто выше всех юбку задирал, — кивнул Мажарин, посмеявшись.

Но в груди вдруг от собственных слов ощутился неприятный холодок. И так Маринка его выбесила: весь день на звонки не отвечала, а полчаса назад прислала сообщение «Забери меня из клуба». Он разозлился, но всё равно поехал за ней.

— О, идут, — удовлетворенно выдохнул Витя.

Девушки подошли к ним, Нина поздоровалась, что-то весело прощебетала. Витя, не особенно рассусоливаясь, сразу потащил сестру к машине.

Мажарин оглядел Стэльмах неравнодушным взглядом. Платье на ней до колен и шпильки.

Такая скромняшка с виду, ничего провокационного будто и вызывающего. Кроме природной притягательности.

— А девица-то сегодня при параде. Тоже хочу танцы на столе. Можно голышом.

— А что и у тебя сегодня день рождения?

— Это ты подарки так раздавала?

— Ага.

— Почему на звонки мои не отвечаешь?

— Зачем?

Он некоторое время смотрел на нее, что-то ища в лице или оценивая сказанное.

— Ну ладно тогда, пока. — Легко пожал плечом, развернулся и пошел к машине.

Маринка глядела ему вслед, на миг заметавшись в мыслях: побежать за ним или остаться на месте. Сделав несколько нерешительных шагов, она остановилась, все-таки не веря, что Сергей вот так уедет и оставит ее. Нет, он не может.

А Мажарин смог. Он сел в свою темно-синюю «мазду» и уехал.

Будто отмерев, Стэльмах засуетилась и начала шарить в карманах кожаной куртки, ища сотовый. Нет уж, на такое у нее расчета не было.

Найдя мобильный не в куртке, а в сумочке, она набрала Серёжкин номер и попросила почти покаянным голосом:

— Серёжа, вернись.

— Волшебное слово.

— Минет, — засмеялась Марина, но в следующую секунду, ей-богу, услышала в трубке визг тормозов. — Блин, — прошептала она, снова набирая номер Сергея и почти жалея о своей шутке. Еще угробится там от перевозбуждения. Но, слава богу, он ответил. — Не угадала? Тогда другое.

Серёжа, вернись, пожалуйста.

— Стой на месте, — приказал он.