Джози Литтон - Мечтай обо мне

Беспощадный.

Когда ввели пленников, она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть. Эти пятеро были ладно скроены, крепко сбиты и, без сомнения, еще совсем недавно находились в превосходной физической форме. Сейчас они были в колодках и еле ковыляли, грязные, нечесаные, все в синяках. Запекшиеся ссадины на локтях и коленях говорили о том, что, упав от слабости, они нередко волочились за всадниками по земле. Губы их запеклись и потрескались от жажды, глаза сверкали диким блеском.

…Разрушение. Догорающие руины жилищ, пепел и копоть в воздухе. Мертвые тела, некоторые рассечены на куски. Женщины с разбросанными руками и раздвинутыми ногами — изнасилованные и убитые. Дети вповалку, без признаков жизни. И кровь, кровь повсюду!..

Кимбра знала, что будет помнить это всю оставшуюся жизнь, а потому подавила порыв отплатить за зло добром.

Вулф поднял руку. Это утихомирило толпу, разразившуюся проклятиями в адрес пленников. Его суровый голос далеко разнесся в полной тишине:

— Эти люди совершили набег на мирное поселение Викофф и перебили всех его обитателей, не щадя ни женщин, ни детей. Никто из тех, что приняли смерть от их рук, в прошлом не делал им зла. Значит, это даже не была месть. Это была неоправданная жестокость, убийство без всяких оснований, и за это они будут преданы смерти.

Один из пленников взмолился о пощаде, другие забормотали что-то в свое оправдание, и лишь главарь не произнес ни звука. Он не отрываясь смотрел на Кимбру. Ослабевший от голода, жажды и дальнего перехода, стоявший на пороге смерти, он все же нашел в себе силы на похотливую ухмылку:

— Славная сучонка!

Хриплый голос, больше похожий на рычание, был едва разборчив, но его поняли все. Толпа взревела от возмущения. Ближайший викинг свалил главаря с ног ударом кулака. Но и лежа тот продолжал недвусмысленно ухмыляться Кимбре.

Несколько минут Вулф молча смотрел на то, как беснуется толпа, но когда стало ясно, что главаря вот-вот разорвут на части, сделал знак Дракону.

— Эй! — крикнул тот во всю мощь голосовых связок. — Мы не варвары! Он будет казнен по закону! Ярл приказывает вам остановиться!

Толпа отхлынула, трезвея. Люди переглядывались, обменивались замечаниями о мудрости ярла. В самом деле, говорили они, не стоит опускаться до уровня этого сброда. В Скирингешиле знают, что такое закон.

Кимбра сидела в полной неподвижности. Она все слышала и мысленно отворачивалась, заслонялась от услышанного. Не просто казнь, а медленная и мучительная. А она вызвалась быть при всем этом…

В отчаянии она попробовала прибегнуть к испытанному средству: возвести стены вокруг той части своего «я», что откликалась на любую боль, физическую или душевную, страдала от каждой жестокости. Но ничего не вышло. Она утратила способность защищаться, словно никогда и не имела. Ей больше некуда было бежать, негде скрыться. На один ужасный миг Кимбра вообразила себе, как все страдания мира рвутся в ее душу и разрывают ее на части.

И вдруг все кончилось. Ее приняли ласковые объятия, где было не в пример более безопасно, чем за любыми стенами.

Она повернулась к мужу. Вулф не коснулся ее, просто смотрел, но в глазах его было полное понимание, от которого страхи и опасения таяли, как снег по весне.

Стены были не нужны. Вулф стал ей защитой и опорой. Его забота, его нежность и были теми объятиями, в которых она могла укрыться. Кимбра ненадолго прикрыла глаза, чувствуя себя в большей безопасности, чем когда-либо прежде, и безмерно наслаждаясь этим, а когда открыла их снова, страх исчез. Она была спокойной, решительной.

Вулф оглядел пленников, снова посмотрел на Кимбру и вдруг поднялся.

— Олаф!

Одноглазый вышел вперед. Они с Кимброй приятельствовали еще со времени дороги в Скирингешил, поэтому он дружески ей кивнул, прежде чем предстать перед ярлом.

— Принеси топор!

Толпа разразилась криками одобрения. Множество рук сразу вцепилось в пленных, и их поволокли на площадь, где стоял позорный столб и происходили казни. Там уже ждал Ульрих, мрачный, но спокойный. Плечом к плечу с ним стоял, склонив голову в молитве, брат Джозеф, а чуть поодаль переминалась бледная Брита.

Кимбра хотела отослать ее прочь, но не сумела разжать стиснутых зубов. Все, на что она была способна в эти минуты, это кое-как держаться. Позорный столб напоминал о порке, о свистящих ударах бича. В памяти всплыли намеки брата Чилтона на чудовищные пытки, которым викинги подвергают своих пленных врагов, — пытки, в сравнении с которыми простая порка кажется сущей ерундой. Кимбра сжалась в тесный комок, ожидая, что вот-вот ее захлестнет волна ужаса и боли. Но Вулф был рядом — ее опора, ее защита.

— Это не люди! — произнес он с отвращением. — Это нечисть! Они хуже падали, которой кормятся стервятники!

Толпа жадно внимала каждому слову.

— Воин не опозорит свой меч, если прикончит нечисть!

Ответом был ропот согласия.

Вулф сделал знак Олафу. Тот подтащил одного из пленников, толкнул на колени и пригнул головой к обрубку дерева (до этой минуты Кимбра не знала его назначения, просто инстинктивно избегала, теперь же поняла, что это плаха). Дракон схватил приготовленный топор, взмахнул им и нанес удар. Голова покатилась по плотно утрамбованной земле.

Вдвоем Дракон и Олаф быстро разделались с пленниками. Остался лишь главарь, посмевший оскорбить Кимбру. Вулф принял топор и приблизился.

— Иди и положи голову на плаху, — приказал он. — И благодари мою супругу за то, что умираешь так легко. Если бы не она, ты сполна познал бы вкус мучений.

Главарь заковылял к плахе, хорошо понимая, к чему приведет неповиновение. Окровавленное лезвие снова рассекло воздух и опустилось точно в цель. Земля жадно впитала новую порцию крови.

Никто в толпе не проронил ни звука, только ветер, что прилетел с моря, принес отдаленный крик ястреба.

— Смотрите, он снова зевнул! — воскликнула Надя.

Заботливый отец не сводил глаз со своего крохотного сына, а тот, ничего не зная о восторге родителей, снова продемонстрировал умение разевать беззубый ротик в сладком зевке. Потом он сыто причмокнул губами, закрыл глаза и задремал.

— Что за чудесное дитя! — Любящая мать счастливо вздохнула, укладывая малыша в колыбель. — Сколько всего он знает и умеет!

— Я вижу, аппетита ему не занимать, — заметила Кимбра.

В самом деле, младенец быстро набирал в весе. Она сказала это для того, чтобы дать молодой матери лишний повод похвастаться.

— Да уж, аппетит у него что надо! — с гордостью подтвердила та. — Можно подумать, наш малыш родился, заранее зная, откуда и как будет получать молоко!

Кимбра согласно кивнула. Счастье молодой семьи было таким безудержным, что она задержалась в доме Михаилы, чтобы еще немного погреться в его лучах.

Одноглазый Олаф ждал Кимбру снаружи. Он привалился к стене дома и разглядывал прохожих. При виде жены Вулфа он отвесил формальный поклон и выпрямился, выказывая готовность следовать за ней. На другой день после казни он вызвался заменить прежний эскорт и не поленился на этом настоять. Во всяком случае, так выходило по его собственным словам, но Кимбра подозревала, что к этому приложил руку ее неугомонный супруг, которому так нравилось устраивать все к ее вящему благополучию. Впрочем, в данном случае она нисколько не возражала. Выходить в город в компании Олафа было не в пример приятнее, чем в сопровождении до зубов вооруженного отряда. Одноглазый был уже не молод, его лучшие годы как воина остались позади, и он был рад-радешенек оказаться приделе. Когда он признался в этом Кимбре, она утешила:

— Наверняка лорд Вулф ценит твой опыт и смекалку.

— Не настолько, насколько ценил мой удар мечом и мою выносливость у весла и в седле. Верно говорят, что старики — это обуза для себя и для других.

— Вот уж неправда! — горячо возразила Кимбра. — Чем человек старше, тем он мудрее и многому может научить. Если бы не опыт прежних поколений, каждому из нас приходилось бы все начинать заново!

— Это смотря с какой стороны взглянуть. Здешняя земля сурова и требует от людей выносливости и большой силы. Ни пища, ни кров не даются здесь легко. Сколько ни трудись, едва хватает на себя и детей. Куда уж тут обеспечивать стариков!

Кимбра вспомнила свое первое впечатление от Скирингешила и осмотрелась, чтобы еще раз убедиться, что не ошиблась тогда. Люди здесь были все как на подбор здоровыми и крепкими, они не знали недостатка ни в еде, ни в одежде и держались с достоинством, порожденным уверенностью в завтрашнем дне. Благодаря прочному положению ярла город процветал. Он состоял из просторных и прочных домов, всевозможных мастерских, где кипела работа, и лавок, полных товаров.

В гавани теснились купеческие корабли. Некоторые уже готовились в обратный путь, другие еще только бросили якорь и приступали к разгрузке. Одно судно особенно заинтересовано Кимбру тем, как сильно отличалось от ставших привычными для глаза кораблей викингов. Более широкое в корпусе, оно несло на себе не одну, а две мачты. Борта, раскрашенные киноварью и позолотой, так и переливались на солнце, между мачтами реяла лента столь же ярких флажков. Кимбре даже удалось рассмотреть, что разгрузкой заняты люди с непривычно темной, очень смуглой кожей.

— Должно быть, судно пришло издалека, — заметила она.

— Мавританское, — сказал Олаф, проследив ее взгляд. — Владеет им Карим бен такой-то, хоть убей не вспомню какой! Прямехонько из Константинополя. Давний друг ярла и его брата.

Подгоняемая желанием встретить человека, приплывшего из такой дали, Кимбра не стала задерживаться в городе, а поспешила назад в крепость. Как обычно, в распахнутые ворота вливался поток народа, ему навстречу двигался встречный, столь же плотный. Кто направлялся в поля, где уже началась жатва, кто явился предлагать товары, чтобы распродать их раньше, чем наступит осенняя непогода.

Часть команды с византийского корабля толпилась у дверей трапезной. Матросы оживленно болтали с местными жителями на ужасающей мешанине из самых разных языков и тем самым подтверждали поговорку, что купец всегда поймет купца, было бы желание. При виде Кимбры чужеземцы умолкли и уставились на девушку, разинув рты (зрелище для нее привычное настолько, чтобы не обращать внимания). Кое-кто непроизвольно сделал шаг вперед.

Олаф недвусмысленно сомкнул пальцы на рукояти меча, но жест был излишним: местные зашептали своим собеседникам что-то предостерегающее. Кимбра уловила только: «супруга ярла»… Чужеземцы попятились с таким видом, словно минуту назад чуть не шагнули в пропасть.

Не обращая внимания на толпу, Кимбра прошла в трапезную, где ее приветствовал вихрь красок, непривычных запахов и раскатов мужского смеха. Она отыскала взглядом мужа. Вулф стоял в дальней части зала в компании Дракона и человека довольно экзотической внешности. Без сомнения, это и был византийский купец.

Он был невысок ростом, но хорошо сложен и разодет в яркие ткани. Алый халат подчеркивал кофейный цвет его кожи и изящество ухоженной черной бородки. Византиец был хорошо воспитан и умел владеть собой: появление Кимбры не вызвало в нем столь привычного для нее потрясения. Казалось, он даже не удивлен ее появлением.

— А вот и моя супруга! — сказал Вулф, учтиво протягивая ей руку. — Дорогая, познакомься с моим старым другом, Каримом бен-Абдулом. Карим, это леди Кимбра.

Не отрывая от нее взгляда черных, как маслины, блестящих глаз, гость отвесил поклон.

— Я бы сказал, это легендарная леди Кимбра, поскольку слава ее облетела весь свет.

— Вы преувеличиваете, — сказала она просто.

Звук ее голоса поразил византийца больше, чем внешность. Он так округлил глаза, что Кимбра задалась вопросом, чему он удивился: что она осмелилась заговорить в присутствии мужчин или что вообще обладает даром речи? Вулф сбил ее с мысли, когда привлек к себе. Она заметила, что улыбка его из добродушной превратилась в зубастую, волчью, словно он посылал гостю предупреждение.

Карим воздел руки в примирительном жесте.

— Успокойся, друг мой! Я чту святость семейного очага.

— Это мое больное место, — усмехнулся Вулф.

— О, я отлично понимаю и не сержусь! С твоего позволения леди Кимбра посмотрит мои ткани.

Вулф дал позволение охотно и не задумываясь. Кимбра была несколько задета. Ей только-только удалось добиться права выходить в город когда вздумается — и на тебе! Оказывается, бороться надо за каждое право в отдельности, даже за право разглядывать ткани!

— Позже, — заявила она. — Сейчас мне нужно заняться ужином.

Не дожидаясь ответа, она кивком простилась с византийцем, пригвоздила мужа взглядом к месту и с достоинством удалилась, но не настолько быстро, чтобы не расслышать обмен репликами.

— Она что же, готовит?!

— Божественно!

— Рад за тебя, но, поистине, в этом мире нет справедливости!