Иосафат Джефферсон должен был верить в это. Свой договор с Саймоном Толботом он оформил так, что тот казался обычной сделкой двух предусмотрительных бизнесменов. Этим он заставил Розу поверить, что ничего не изменилось. Но все теперь было по-другому. И причина тому – маленькая, почти незаметная злокачественная опухоль, которая не даст ему дожить до конца этого года.

Примирившись с неизбежным и с собственными сомнениями, Иосафат Джефферсон задумался о будущем. Он уже не увидит, что будет дальше с его империей, но по крайней мере может быть уверен, что у его внучки, которая живет и дышит этим, будет возможность оставить свой след в том, что он создал. Вся эта благостная ложь – только ради нее, ради Розы.

3

Каюта-люкс, предоставленная им на пароходе США «Конституция», была отделана красным деревом, латунью и цветным граненым стеклом. В гостиной, спальне и будуаре стояли букеты летних цветов и шампанское в серебряном ведерке со льдом – подарки от капитана.

– Божественно! – воскликнула Роза, кружась по комнате и обнимая Саймона.

Она дала указания горничным, занятым распаковкой багажа, затем выбрала яркое вечернее платье от Пуаре – темно-фиолетовое с оранжевым – для ужина, на который новобрачных пригласил капитан, и приняла горячую ванну. Оставшись в будуаре одна и сбросив дорожное платье, она сидела обнаженная перед зеркалом. «Что же теперь я должна сделать?» – спрашивала она себя.

Воспитанной в доме, где практически не было женщин, Розе не с кем было говорить о сексе. Дед, разумеется, никогда не обсуждал с нею этот вопрос, а незамужние тетушки только заливались краской, когда она спрашивала их, что это там делают друг с другом лошади в загоне. О мужчинах и мальчиках она судила, сравнивая их с дедушкой, и никогда не понимала, чего они все время хотят от нее. Прекрасный принц, о котором она мечтала, походил одновременно на Хатклиффа из романа «Грозовой перевал» и на князя Андрея из «Войны и мира». Саймон, казалось, вполне соответствовал этому идеалу. Но теперь, когда он принадлежал ей, Роза дрожала от страха при мысли, что может его разочаровать.

Может быть, сегодня я буду пить вино, – думала она, – мы с Саймоном будем танцевать, а потом он обнимет меня, возьмет на руки и, не успею я опомниться, как…

Внезапно дверь будуара отворилась.

– А, вот и ты…

Роза обернулась, чтобы схватить платье… Она похолодела: перед ней стоял Саймон, совершенно обнаженный. Лицо его раскраснелось от поднимающегося над ванной пара, дыхание смешалось с запахом шампанского. Роза не могла оторваться от спутанных волос на его груди и напрягшегося, торчащего члена, который едва не касался ее губ, слегка пульсируя.

– Возьми! – хрипло сказал он.

– Саймон!

Роза почувствовала, как его рука охватывает ее затылок и резко толкает вперед. Губы натолкнулись на головку его члена, и во рту стало горячо и влажно.

– Тебе понравится, Роза, – простонал Саймон. – Я тебя все научу делать!

Она изо всех сил пыталась отстраниться, но Саймон крепко держал ее голову. Нависнув над ее лицом, он с силой вдавливал член ей в рот, так глубоко, что она боялась подавиться. Из ее крепко зажмуренных глаз текли слезы. Почувствовав, что ее вот-вот вырвет, она сделала единственное, что пришло в голову: резко сомкнула челюсти.

Саймон взвыл и отскочил назад, оставив ее почти бездыханной. Рыча, он поволок ее в спальню и швырнул поперек кровати на атласные простыни. Раздвинув ей ноги, он начал щупать ее промежность, грубо царапая ногтями. Потом навалился и, тяжело пыхтя, стал толчками входить в нее, пока не вошел полностью.

Комната закружилась над головой Розы. Она кричала, но не слышала своего крика. Ее ногти впивались Саймону в спину, а зубы так глубоко вонзились в его плечо, что она почувствовала вкус крови. Но его уже ничто не могло остановить. Саймон был словно гигантская, тупая машина, которая все давила и давила на нее своей тяжестью, пока Роза не почувствовала, что сейчас ее разорвет. Потом ощутила внутри теплую влагу. Саймон взвыл, яростно задвигал бедрами, а потом, обессилевший, повалился рядом с ней, задыхаясь.

Дюйм за дюймом Роза медленно отодвинулась от него. Атласная простыня была мокрой от крови, между ног все было скользкое на ощупь. И эта боль! Никогда Роза не испытывала ничего ужаснее. Она медленно подтянула колени к груди, скручиваясь от боли, прижала кулак к губам. Когда Саймон наконец дотронулся до нее, ее передернуло.

– В первый раз женщине всегда тяжело, – хрипло проговорил он, сжимая ее руку. – Но тебе ведь понравилось, да, Роза? Ты такая прекрасная, мне опять тебя так хочется. Я все тебе покажу. Ты научишься, Роза, ты будешь любить это делать. Каждый раз тебе будет все лучше и лучше, вот увидишь…

Роза только тихо всхлипнула, когда Саймон, легонько шлепнув ее по ягодицам, исчез в ванной комнате. Она открыла глаза только тогда, когда услышала стук закрывающейся двери ванной и шум воды.

В эту минуту она была охвачена непреодолимым желанием убить Саймона. Все, что он говорил, было ложью! Не может быть, чтобы любовь причиняла такую боль. Любовь – это нежность и забота, это союз двух душ и тел.

«Может быть, это я виновата. Если бы я знала, что делать, все было бы не так».

Образ Саймона, заталкивающего член ей в рот, вспыхнул в сознании как молния. Значит, Саймон делал это и с Николь? Неужели она позволяла себя так наказывать? Могла ли она испытывать от этого наслаждение?

«Прекрати! Ты теперь женщина, и ты можешь сделать это прекрасным. Ты должна попытаться!»

Но прекрасным это не стало. Всю следующую неделю Роза приходила в ужас при виде восхитительных закатов солнца над океаном. Они предвещали невыразимую муку, которой Роза и боялась, и стыдилось. Каждый день она молила Бога, чтобы горничные сказали кому-нибудь об окровавленных простынях. Но каждое утро, вернувшись с завтрака, она находила свою кровать свежезастеленной и готовой к пыткам, которые должны на ней совершаться. Путешествие, о котором она столько мечтала, превратилось в невыразимый и нескончаемый кошмар.

* * *

Лето 1907 года было золотой порой на континенте. Европа наслаждалась миром и процветанием. В каждой стране царило карнавальное оживление, которое жители спешили разделить с гостями из-за океана.

Как только «Конституция» пришвартовалась в порту Саутгемптон, Роза стала искать предлог вернуться домой. Она написала чуть ли не дюжину телеграмм деду, но все порвала. Она краснела от стыда, перечитывая их: они были так наполнены страданием, что она сама не могла в них поверить. В глубине души ее терзало отвратительное сомнение: поверит ли дедушка всему этому? Ведь он так высоко ценит Саймона, так доверяет ему…

– Я убегу, – упорно повторяла она про себя. – Вернусь домой одна, и тогда дедушка поймет, что Саймон – чудовище!

Но бежать не было никакой возможности. Уже в порту Розу и Саймона встречали его друзья, знакомство с которыми он завязал во время предыдущих поездок, и она сразу же оказалась окруженной дамами из высшего света, которые, оказывается, давно вознамерились ввести ее в британское общество.

Мало-помалу страхи Розы исчезли: Саймон все время стал проводить с друзьями. Все чаще она обнаруживала его храпящим на диване, зарывшимся обрюзгшим лицом в гору подушек. Довольно быстро она заметила, что любовные его порывы ослабевали в прямой пропорции к количеству выпитого спиртного, и постаралась сделать так, чтобы в их каюте был всегда приличный запас крепких напитков и вин.

Однако сократить свадебное путешествие было не в ее силах. Саймон уже наметил маршрут трехмесячного круиза по Европе, и везде, где бы они ни останавливались, их готовы были встретить его друзья и деловые партнеры. Саймон приобрел великолепный с серебряной отделкой роллс-ройс «Серебряный призрак» и еще две машины для слуг и перевозки багажа. После двух недель, проведенных в Лондоне, они всей компанией отправились в поездку по Англии, держа путь через Оксфорд, Уинчестер и Кентербери: гостям хотели показать крупнейшие соборы страны. Теперь Роза чувствовала себя в относительной безопасности. Еще в Лондоне она купила изрядную порцию сильного снотворного порошка и, если Саймон собирался остаться дома на ночь, подмешивала снотворное лошадиными дозами ему в аперитивы.

Переплыв на пароходе Па-де-Кале, новобрачные на машине отправились в Париж на Европейскую выставку, затем – в туманные долины винодельческого края, где их с почестями принимали герцоги и графы, чьи титулы и имена украшали лучшие марки вин. В конце сентября и начале октября Розу и Саймона ожидало путешествие по Швейцарским Альпам, а дальше их путь лежал в Германию: долина Рейна и, наконец, Берлин.

Везде, где бы они ни останавливались, Роза производила наилучшее впечатление; в глазах хозяев она была просто безупречной гостьей. Она мало говорила, внимательно слушала. Не зная иностранных языков, она все же старалась пополнить свои знания, читая об истории страны и семьи, чьим гостеприимством она пользовалась в данный момент. Светские дамы, с которыми она знакомилась, были очарованы ее аристократическими манерами и оказывали всяческое покровительство, прощая ей, что она американка.

Но, сохраняя на лице вежливую улыбку, Роза не переставала внимательно вглядываться в незнакомый для нее мир. Прожив некоторое время среди европейцев, она поняла, почему состоятельные американцы подражают их изяществу и обаянию, заимствуют жеманство и манерность. Роза ничего не имела против хороших манер, но все-таки задумывалась, а замечала ли Америка когда-нибудь, что скрывается за фасадом европейской утонченности? Роза видела, какой хрупкой была европейская знать, которая, чтобы увековечить себя, не останавливалась перед кровосмесительными браками и высокомерно игнорировала перемены, происходящие вокруг. Упадок и разрушение видны были повсюду. Роза была уверена: рано или поздно это грандиозное здание рухнет от собственной тяжести.

Каким бы увлекательным ни было путешествие, Роза не переставала считать дни, оставшиеся до конца, и не спускала глаз с Саймона. На людях он был изящен, остроумен, обаятелен, неизменно привлекая внимание окружающих дам. Оставаясь наедине с женой, он либо безучастно молчал, либо становился настойчиво-требовательным. Если подмешать снотворное ему в напиток почему-либо не удавалось, Роза находила другие способы не подпускать его к себе. Она начинала жаловаться на сильные спазмы и головокружения, а когда он прикасался к ней, лежала холодная и неподвижная. Саймона это ее безразличие доводило до бешенства. Если он все-таки настаивал на близости, Роза расцарапывала себе пах бритвенным лезвием. Тогда, обнаружив кровь, Саймон с отвращением отодвигался от жены и переворачивался на другой бок, выражая недовольство ее слишком уж частыми менструациями.

Когда они вернулись в Лондон, Роза, еще полная ужасными воспоминаниями первого путешествия через океан, начала собираться с силами для обратной дороги. К счастью, Саймон стал теперь проводить ночь в курительной комнате, где до зари играл в бридж и покер в мужской компании. Но Роза не ослабила бдительность и спала в длинных ночных сорочках, завернутая в их бесчисленные складки, словно мумия.

Когда «Конституция» взяла курс на Нью-Йорк, Роза твердо решила сделать все, чтобы исправить ужасную ошибку, которую она совершила, выйдя замуж за Саймона. Хотя сама мысль об этом была неприятна, нужно было поговорить с дедом. Другого выхода у нее не было. Роза верила, что, хотя Иосафат Джефферсон и возлагал большие надежды на ее брак, он должен выслушать ее и помочь найти правильное решение.

Когда они в последний раз во время путешествия сидели за обедом, к Саймону подошел стюард и протянул запечатанный конверт. Роза не обратила на это внимания, слушая забавные, хотя и слегка скабрезные анекдоты капитана. Дослушав, Саймон извинился и, к удивлению Розы, сделал ей знак следовать за ним.

– В чем дело, Саймон?

Не сказав ни слова в ответ, он отвел ее в безлюдный зал для коктейлей и усадил за столик в углу. Потом молча протянул телеграмму от Мэри Киркпатрик, личного секретаря ее деда, работавшей у него уже тридцать лет.

«Извещаем вас повторно:

Мистер Джефферсон скончался два дня назад. Прошу подтвердить получение этой телеграммы как можно скорее».

– Как ты мог?! – в ярости вскричала Роза. – Почему ты не говорил?

– Потому что ты все равно ничего не смогла бы сделать, – ответил Саймон, стараясь не отставать от нее, когда она почти бежала сквозь зал таможни и иммиграционной службы, чтобы как можно скорее пройти все формальности. – Я не хотел, чтобы тебе было еще труднее…

Роза, резко обернувшись, посмотрела ему в лицо.

– Не опекай меня, Саймон! Никогда, понял?

– Я взял на себя все дела фирмы, – заверил ее тот. – Там все идет по-прежнему…

– Хочу предупредить тебя, – перебила Роза, – ничего не предпринимай в «Глобал Энтерпрайсиз», пока я не разберусь, в каком состоянии ее дела.