Энн Стюарт - Мечтатели

В конечном итоге его так никуда и не отправили. Он просто сбежал, прихватив всю наличность, какая была в доме, включая деньги на текущие расходы, сбережения Констанцы, свинью-копилку Каролин (восемьдесят три доллара двадцатипятицентовыми монетами) и шесть тысяч семьсот долларов наличными. Прикарманить внушительную коллекцию драгоценностей матери он не сумел, но дорогие ювелирные украшения, подаренные тринадцатилетней Каролин на день рождения и на Рождество, Алекс тоже прихватил с собой.

Лучшие частные сыщики и самые настойчивые полицейские в последующие годы так и не сумели его отыскать. Правда, Уоррен что-то пронюхал и заявил сестре, что она, мол, навсегда избавилась от непутевого сына. Вспыхнул семейный скандал, который развел Салли и Уоррена почти на целое десятилетие. Брат и сестра отказывались разговаривать друг с другом.

И вот теперь эта паршивая овца семейства Макдауэллов вернулась. Или некто, выдающий себя за Александра Макдауэлла. Каролин не была уверена, который из них опаснее — настоящий Алекс или мнимый.

Она нашла его в утренней столовой. Тот, кто выдавал себя за Алекса, сидел, положив длинные ноги на соседний стул, с чашкой кофе в руке. Изящная чашка лиможского фарфора, которую так любила тетя Салли, казалась смехотворно крошечной в его огромной загорелой руке.

Колец у него на пальцах Каролин не заметила. Тот Алекс, которого она помнила, непременно носил бы кольца. Щурясь от яркого белого света, он задумчиво смотрел в окно, за которым простирался зимний пейзаж. Каролин специально задержалась на пороге, чтобы повнимательнее разглядеть незваного гостя.

И не нашла ничего, что однозначно говорило бы о том, что перед ней самозванец. У Алекса-подростка были светлые волосы, но они могли со временем потемнеть. Его красивые юношеские черты, его капризные губы и гипнотические, чуть раскосые глаза вполне соответствовали чертам лица мужчины, который сейчас сидел перед ней, непринужденно попивая кофе. Существовал миллион причин, почему он мог быть Алексом Макдауэллом, и только одна — почему нет.

— Ты намерена и дальше кружить здесь, как стервятник? — лениво поинтересовался он, даже не потрудившись повернуть голову в ее сторону. Впрочем, ее силуэт отражался сразу в нескольких оконных стеклах. Должно быть, он заметил ее в то мгновение, когда она возникла на пороге.

— Это сравнение скорее относится к тебе, а не ко мне, — ответила Каролин довольно спокойно и, войдя в столовую, налила себе кофе. Лиможская чашка как будто была создана для ее рук, изящных, с длинными пальцами. Это были аристократические руки, не то что лапы этого мужлана.

Наконец он соизволил повернуться к ней.

— Ты считаешь меня стервятником?

— Разве они не кружатся над своей жертвой, ожидая, когда можно будет полакомиться ее плотью?

Самозванец сидел на стуле, на котором обычно сидела она. Стол был достаточно велик, чтобы за ним могли устроиться восемь человек, и все же он каким-то уму непостижимым образом занял именно этот стул.

Незнакомец улыбнулся недоброй улыбкой.

— Ты ведь всегда меня недолюбливала, разве не так?

Он явно пытался втереться к ней в доверие, но Каролин не поддалась на уловку. Она сидела напротив, отпивая маленькими глотками черный кофе.

— Я никогда особенно не любила Алекса, — призналась она, осторожно подбирая слова, хотя настоящему Алексу следовало бы это знать. — Я не вполне уверена в том, как мне следует относиться к вам.

— Так ты не веришь, что я Александр Макдауэлл? Что же я тогда здесь делаю? — Казалось, он нисколько не смутился.

— Салли Макдауэлл осталось жить считаные дни. После ее смерти наследникам достанутся огромные деньги. Александр Макдауэлл отсутствовал более восемнадцати лет. Это большой срок, достаточный, чтобы официально объявить его умершим. Уоррен вот уже десять лет норовит так поступить. И если бы не появился некто, утверждающий, что именно он и есть Алекс, остальным членам семьи достались бы куда большие деньги.

— Ты жадная? — спросил незнакомец, размешивая сахар в чашке.

— Не особенно. Я не вхожу в число наследников. И мне безразлично, жив Александр Макдауэлл или нет. Во всяком случае, в финансовом отношении. — Каролин с гордостью отметила про себя, как спокойно, без тени эмоций прозвучал ее голос. В свое время она приложила немало усилий, чтобы отработать нужную интонацию. Она говорила так, как говорили все Макдауэллы, к которым, по большому счету, она не имела ни малейшего отношения.

— Ты хочешь сказать, что моя мать ничего тебе не оставит? В это трудно поверить, ты ведь член нашей семьи с самого рождения.

— Юридически я здесь чужой человек, — спокойно возразила Каролин. — Меня никто не удочерял.

— Даже после моего исчезновения?

— С чего ты решил? — резко парировала она. — Ты ведь не имеешь никакого отношения к тому, что я осталась здесь приемным ребенком.

— Ты переоцениваешь мое влияние, — пошутил он. — Кроме того, ты и так была для меня кем-то вроде младшей сестренки. Я бы не стал возражать, если бы тебя в законном порядке признали моей сестрой. Но ты не ответила на мой вопрос. Ты пытаешься убедить меня в том, что мать не упомянула тебя в завещании?

— А почему тебя так интересует ее завещание? Откуда ты знаешь, что тебе самому что-то оставлено?

— Ты мне это только что сказала, — улыбнулся он. — Кроме того, накануне вечером мама была так счастлива видеть меня, что сама сообщила мне об этом. Кстати, она призналась, что ужасно рада, что не уступила давлению и не изменила завещание. Так сколько же денег она тебе обещала?

Каролин с нескрываемым отвращением посмотрела на самозванца.

— Несмотря на все его недостатки, — произнесла она, — Алекс никогда не был пошляком.

Сидевший перед ней мужчина расхохотался, и его хохот покоробил ее.

— Ты провела в обществе Салли так много времени, что от тебя так и веет арктическим холодом Макдауэллов. Скажи, пришлось оттачивать это искусство или ты впитала его кожей? — По всей видимости, это был риторический вопрос. Он лениво убрал ноги со стула, встал и потянулся за кофейником. Наполнив хрупкую чашку, добавил в кофе просто неприличное количество сахара. Настоящий Алекс всегда был страшным сластеной. — Последние восемнадцать лет я вел довольно беспутную жизнь. Тебе придется простить меня, если мои манеры покрылись слоем ржавчины.

— Оно и видно, — холодно ответила Каролин. — Но ты не Александр Макдауэлл.

— Эх, мне бы твою уверенность в себе! — воскликнул ее собеседник и плеснул в чашку немного сливок. Кофе из черного сделался светло-бежевым.

Оторвав глаза от чашки, незнакомец испытующе посмотрел на Каролин. Та ожидала увидеть раздражение, но нет, этот человек улыбнулся ей.

— Хоть убей, не могу понять, откуда в тебе столько упрямства? Скажи, тебя что, вообще невозможно хотя бы в чем-то убедить? Моя мать, Констанца и Рубен встретили меня с распростертыми объятиями. Вот кто уж точно спал и видел, чтобы я когда-нибудь вернулся.

— В отличие от меня.

— Почему же ты не хотела, чтобы я вернулся?

— Я не хочу, чтобы в нашу семью прокрался самозванец и выудил все деньги.

— А если я настоящий Алекс?

— Не хочу расстраивать Салли. Ей и без того мало осталось, так пусть она спокойно проживет оставшиеся ей дни. Она научилась жить без сына. Успела оплакать его и свыкнуться с потерей.

— Спокойствие — товар, явно завышенный в цене, — негромко возразил он. — По-моему, Салли предпочла бы несколько недель радости нескольким месяцам медленного и тоскливого угасания.

— Кто ты такой, чтобы принимать за нее решение, — сердито огрызнулась Каролин.

— Между прочим, и ты тоже.

Тупик. Следует признать это. Каролин смерила его пристальным взглядом, даже не пытаясь скрыть свою неприязнь.

— Полагаю, что у тебя имеется доказательство, — произнесла она.

— Предположим, что у меня есть все, что ты только пожелаешь, — с наигранной веселостью ответил он.

— Уоррен и Пэтси вряд ли так легко тебе поверят. Они потребуют реальных доказательств. Есть такие вещи, как отпечатки пальцев, медицинская карточка стоматолога…

— У Александра Макдауэлла никогда не брали отпечатки пальцев, даже когда в четырнадцать лет легавые замели его с пакетом «травки» в кармане. Его семья пользовалась слишком большим влиянием в округе. Так что скандал тогда предпочли замять. Насколько мне известно, карточка стоматолога может где-то храниться, но поскольку до двадцати трех лет у меня не было ни одной пломбы, из нее вряд ли можно почерпнуть что-то дельное.

— Смотрю, ты тщательно подготовился, — съязвила Каролин.

— А ты попробуй взглянуть на это следующим образом: в худшем случае я скрашу старой женщине последние дни. Что касается денег, то их в этой чертовой семейке и так куры не клюют. Хватит всем, причем с лихвой, даже за вычетом моей доли.

— Так ты признаешь, что ты не настоящий Александр Макдауэлл?

Ее собеседник плавным движением встал со стула, как встал бы юный Алекс, и чуть сдвинул в сторону стол. Каролин даже бровью не повела, лишь еще крепче сжала в ладонях хрупкую чашку и продолжала сидеть, глядя ему в глаза.

Положив руки на льняную скатерть, самозванец встал прямо перед ней и чуть подался вперед. Каролин поймала себя на том, что задержала дыхание, словно отказываясь дышать с ним одним воздухом.

— Почему ты сторонишься меня, Каролин?

Их лица почти соприкасались. Каролин были видны золотые волоски в каштановой шевелюре и зеленые крапинки в голубой радужке глаз. Он был так близко, что она почувствовала в его дыхании запах кофе и талого снега, а также едва уловимый аромат шампуня для волос.

Каролин в упор смотрела на него, и на мгновение ей вспомнился Алекс, каким он был много-много лет назад.

— Я не сторонюсь, — ответила она.

— Ты боишься, что я снова займу твое место? Боишься, что Салли станет любить меня больше, чем тебя? Что ты снова окажешься в стороне?

Каролин поставила чашку, чувствуя, что еще секунда, и она от злости так сдавит хрупкий фарфор, что чашка лопнет. Затем, чтобы отстраниться от него, откинулась на спинку стула и изобразила на лице холодную улыбку, улыбку, которую путем долгих тренировок довела до совершенства еще много лет назад.

— Мне безразлично абсолютно все, кроме здоровья тети Салли, — ледяным тоном ответила она.

— В детстве ты была не такой святошей, как сейчас, — заметил тот, кто называл себя Алексом. — Я помню, как ты всегда хныкала, вечно таскалась за мной хвостом, от тебя невозможно было отделаться. Интересно, и когда это ты успела превратиться в новоявленную мать Терезу?

— Отстань от меня! — резкие слова слетели с ее губ сами.

Именно этого он и ждал. Его улыбка сделалась шире. С каким удовольствием она влепила бы этому подонку пощечину! Но нет. Каролин положила руки на колени и выпрямила спину. Тем временем самозванец оставил ее в покое и отошел к окну.

— Смотрю, тебя хорошо вышколили, — буркнул он. — Они сделали с тобой то, что не смогли сотворить со мной.

— Что именно?

— Они сделали тебя такой же, как они сами: высосали из тебя жизнь и душу. — Самозванец покачал головой. — Жаль, что я не забрал тебя с собой, когда сбежал из дома.

— Ты забыл кое-что, что следовало бы знать Алексу. В ту пору мне было тринадцать лет.

— Да, ты права, — спокойно согласился он. — Но это вовсе не значило, что ты не умела целоваться.

Каролин побледнела. Он никак не мог этого знать! Никто не мог этого знать.

— Что ты… о чем ты говоришь?

Самозванец направился к двери.

— Пожалуй, нужно посмотреть, как там мать. Я только сейчас понял, как сильно соскучился по ней.

— Ты не ответил на мой вопрос. — Каролин поднялась и встала возле стола. Ей пришлось ухватиться за край столешницы, лишь бы только он не увидел, что у нее дрожат руки.

— Нет, не ответил, — игриво улыбнулся он. — Будет лучше позвать сюда Уоррена и Пэтси. Надеюсь, эта сладкая парочка поможет тебе разоблачить самозванца.

Увы, он шагнул за порог прежде, чем Каролин успела что-то сказать.

— Что здесь, черт побери, происходит? — Уоррен Макдауэлл ворвался в небольшую, обставленную дорогой мебелью библиотеку и грозно навис над Каролин.

Не обращая на него внимания, она с нарочитым спокойствием захлопнула чековую книжку в отличном кожаном переплете. Своим жутким занудством и напыщенностью Уоррен неизменно выводил ее из себя, однако Каролин уже давно научилась скрывать раздражение. Уоррен относился к породе людей, паразитирующих на чужих слабостях. Каролин же хватало здравого смысла не демонстрировать ему свои собственные слабости более, чем то было необходимо.