Он уехал. Спустя пять дней он уехал, не сказав ей ни слова. Она слышала, что он говорил полиции, но даже не раскрыла рта, чтобы его опровергнуть. Ей было все равно, почему он солгал. Куда обидней было другое — после того, как на место трагедии прибыла полиция и увела их обоих, он даже не подошел к ней, ни разу не попробовал прикоснуться.

Она жила как будто во сне. Салли предали земле со всеми почестями. Уоррена похоронили рядом с ней. Иное дело Джордж — его похороны прошли тихо, и на них присутствовали лишь две его сестры. Последняя передозировка Пэтси не прошла бесследно. По всей видимости, кислород не поступал ей в мозг слишком долго, и после выписки из больницы она замкнулась в приятном мирке мыльных опер, водки и круглосуточного медицинского ухода.

Но самое главное, Алекс уехал. Алекс, который заявил полицейским, что он самозванец, что настоящий Алекс Макдауэлл погиб восемнадцать лет назад. Он рассказал полиции изощренную и вместе с тем простую историю, такую достоверную и убедительную, что даже Каролин в какой-то момент готова была ему поверить. Уоррен сам нашел его, хотел вывести на чистую воду своего проходимца-племянника. Он также представил служителям закона все необходимые документы, подтверждающие, что он не кто иной, как Сэм Кинкейд, человек без определенного рода занятий, предпочитающий жить за границей.

Прошло несколько месяцев. Весна сменилась летом, лето осенью, но для Каролин все оставалось по-прежнему. Хотя нескольких Макдауэллов уже не было в живых, она все так же была привязана к дому, к семье. Пэтси переехала в бывшие комнаты Салли, и если когда-нибудь и вспоминала о том, что у нее был сын, то быстро забывала снова, обитая в мире лекарств и своих фантазий.

По какой-то глупой причине Каролин была уверена, что Алекс вернется. Неожиданно появится посреди ночи на пороге ее комнаты, как когда-то зимним утром, и все изменится. Но он так и не появился. И когда в воздухе закружились первые снежинки, Каролин поняла, что больше не в силах ждать.

Из нескольких десятков адвокатов, состоявших в услужении у Макдауэллов, Каролин больше всего доверяла Джеральду Таунсенду. Он уже тактично ознакомил ее со всеми подробностями и подводными камнями завещаний, уважая ее желание сохранять дистанцию. Она в свою очередь доверила ему принятие решений. Они никогда не обсуждали то, что произошло. Их тихий, вежливый разговор сводился лишь к фондам, рынку ценных бумаг и процентным ставкам.

Но так не могло продолжаться вечно.

— Я давно ждал, когда же вы начнете задавать вопросы, — негромко произнес немолодой юрист, когда Каролин вошла в библиотеку вермонтского дома. Она хотела приехать к нему в офис, однако Джеральд Таунсенд настоял, что прибудет к ней лично. Такие важные клиенты, как Макдауэллы, заслуживали особого отношения, сказал он, и Каролин не стала с ним спорить.

— У меня нет вопросов, — сказала она. — Я лишь хотела бы получить доступ к своему трастовому фонду, чтобы уехать отсюда. Как я понимаю, все остальное в порядке. От меня больше ничего не требуется.

— Верно, больше ничего, — согласился он, — вы свободны в своих действиях. Как я понимаю, именно это вы и хотели услышать. Я давно говорил Салли, что ей следует отпустить вас от себя, но она была женщина властная и, главное, сильно к вам привязана.

— Я бы сама ее не оставила, — сказала Каролин.

— Полагаю, что не оставили бы, — мистер Таунсенд вздохнул. — Как все это, однако, печально.

— Да, — сухо отозвалась Каролин, — печально.

— Не понимаю, как мужчина в расцвете сил мог отказаться от таких денег, — произнес юрист.

— Потому что он не Алекс, — повторила Каролин ставшую привычной ложь.

— О, не говорите так! И вы, и я знаем, что он Алекс. Однако он был совершенно непреклонен и отказался взять даже цент из денег Макдауэллов. Впрочем, если бы он передумал, я ради него постарался бы что-нибудь сделать. Но теперь этих денег ему никогда не видать, чему он, похоже, несказанно рад.

Каролин пристально посмотрела на него.

— Так вы с ним поддерживаете связь?

— Разумеется. Мне нужно было его содействие, чтобы убедиться, что все юридические аспекты улажены. Я также помог ему приобрести на острове кое-какую собственность, хотя, если честно сказать, до сих пор не понимаю, зачем она ему.

— Дом Робинсонов, — сказала Каролин, и это был не вопрос.

— Верно. Хотя, если подумать, кажется, я могу угадать, зачем.

— А где сейчас он сам?

— В Италии. У него есть небольшой сельский дом в Тоскане. По крайней мере, корреспонденцию я посылаю ему туда.

— А чем он зарабатывает себе на жизнь?

— Предполагаю, что когда-то, еще молодым, он начал свой бизнес, который затем продал за приличные деньги. Он занимается тем, что ему интересно. Разумеется, его деньги не идут ни в какое сравнение с состоянием Макдауэллов или, если на то пошло, с вашим. Но ему больше не нужно.

Каролин удивленно посмотрела на старого юриста.

— С моим? Салли всегда была щедра по отношению ко мне, но мой трастовый фонд нельзя назвать состоянием. Просто дополнительный источник существования.

Теперь была его очередь удивиться.

— Мое дорогое дитя, неужели вы не обратили внимания на те формальности, которыми я занимался почти полгода?

— Нет, а что?

— Поскольку Алекса объявили мертвым, состояние Салли, после небольших вычетов вроде вашего наследства и сумм, которые она оставила прислуге, было поровну разделено между ее братом и сестрой.

— Я в курсе.

— А вам не приходило в голову, что вы — единственная наследница Уоррена?

Каролин уставилась на юриста.

— Не может быть.

— Уверяю вас, вы собственноручно подписали признание этого факта. Уоррен составил завещание еще десяток лет назад. Мы были с ним дружны, Каролин, и, несмотря на все его слабости и личные недостатки, безответственным его назвать нельзя. Его личное состояние плюс половина состояния Салли вместе составляют очень даже внушительные деньги, — Джеральд Таунсенд на минуту умолк. — Я полагаю, мистер Кинкейд отлично это понимал.

— Он знал, что я наследница всех этих денег?

— Знал.

— И потому уехал?

— Да, — ответил Таунсенд. — Я уверен, что ему хорошо в Тоскане, а Читта-дель-Монте очень даже милая деревушка, хотя до нее и довольно трудно добраться, особенно если не знать дороги. К счастью, он на всякий случай снабдил меня подробным описанием.

— Действительно, какое счастье, — подавленно произнесла Каролин.

— Полагаю, что я должен поделиться с вами известной мне информацией, вдруг она вас заинтересует, — произнес старик с невинным видом. — Не хотел упоминать о ней раньше — после этих ужасных майских событий на вас было больно смотреть. Кроме того, мистеру Кинкейду тоже требовалось время, чтобы прийти в себя. Однако, как мне кажется, нет ничего дурного в том, если я поделюсь ею с вами сейчас. Кто знает, вдруг она вам пригодится!

Его теплая улыбка светилась отеческой любовью, и Каролин не могла не улыбнуться в ответ, правда, сквозь слезы.


Мистер Таунсенд оказался прав. Деревушку Читта-дель-Монте найти было невозможно. Даже имея подробное описание, которым ее снабдил старый юрист, Каролин умудрилась трижды заблудиться на извилистых горных дорогах. К тому времени, когда ее крошечный, взятый напрокат «Фиат» свернул на узкую сельскую дорогу, что вела к полуразрушенной вилле, Каролин с ног валилась от усталости и отчаяния.

Она понятия не имела, что скажет ему. Возможно, попрощается с ним. В конце концов, он ведь уехал от нее, не попрощавшись. Уехал, зная, что она любит его. Она заслуживала лучшего к себе отношения, пусть даже это будет последнее «прощай».

Хотя была осень, вокруг буйствовала зелень. Старую ферму явно ремонтировали — Каролин заметила новую крышу, почувствовала запах свежих досок. И даже на расстоянии ее ухо уловило стук молотка и веселый мужской голос.

Не вынимая вещей, она вылезла из машины и прошла по мощенной булыжником дорожке к дому. И тотчас застыла на месте, скованная ужасом: из дома ей навстречу вышла хорошенькая рыжеволосая женщина с темноволосым ребенком на пышном бедре.

— Вы что-то хотели? — участливо спросила она с британским акцентом.

Казалось, Каролин потеряла дар речи. После всей лжи, после всех намеков и утаек ей и в голову не могло прийти, что Алекс, возможно, женат. Но женщина стояла перед ней, веселая и улыбающаяся, и Каролин хотела лишь одного — провалиться от стыда на месте.

— Наверно, я свернула не туда, — в конце концов выдавила она. — Я искала… искала своего родственника. Он снимает в этой округе дом.

Женщина задумалась. Вид у нее был растерянный.

— Я не знала, что здесь есть другие американцы. Пойду спрошу у мужа, может, он в курсе. Как зовут вашего родственника?

— Не надо! — ответила Каролин, пятясь от нее. — Наверно, я заехала не в ту деревню. Может даже, не в тот район. Извините, что побеспокоила вас.

Увы, слишком поздно. Стук молотка прекратился, а мужские голоса зазвучали ближе. Каролин уже была рядом с машиной, когда из дома вышел Алекс, без рубашки, загорелый, с отросшими волосами, небритый. Его синие глаза лучились радостью и весельем. Каролин застыла как вкопанная, не в силах оторвать от него взгляд.

В следующий миг он тоже увидел ее. Смех его тотчас смолк, на лице появилось каменное выражение. Следом за ним с хохотом вышел другой мужчина и встал рядом.

— Ага, ну вот и вы, — крикнула им женщина с ребенком на бедре. — Эта женщина заблудилась, она ищет своего родственника. Ты случайно не в курсе, Паоло, есть здесь в округе какой-нибудь другой американец?

Второй мужчина покачал головой.

— Нет, mia cara, только вот это ублюдок, — он обошел застывшего, словно статуя, Алекса и поцеловал женщину в щеку.

— Так мы остаемся обедать?

Англичанка посмотрела сначала на Алекса, затем на Каролин, и на губах ее появилась улыбка.

— Не думаю, дорогой. По-моему, наша гостья нашла того, кого искала, — сказала она и вручила ему ребенка. — Пойдем.

Каролин даже не заметила, как они ушли. Наверно, к дому вела еще какая-то, неизвестная ей тропинка, потому что в следующий миг Паоло и женщина с ребенком куда-то пропали. И лишь тогда Алекс сделал шаг ей навстречу.

— Каким ветром тебя сюда занесло?

В его голосе не прозвучало особой радости, но Каролин не обиделась.

— В Вермонте уже выпал снег, и я поняла, что не вынесу очередной зимы в этом доме. Я подумала, что это твоя жена, — ни с того ни с сего добавила она.

Слова Каролин удивили его.

— Кто? Анна? Она замужем за Паоло. Я никогда не был женат, как ты помнишь. Я сам тебе говорил.

— Ну, ты мне много чего говорил.

Его губы скривились в усмешке — губы, чье прикосновение она помнила так хорошо!

— Верно, много чего.

— Почему ты отказался от денег? Салли ведь завещала их тебе.

— Салли привыкла во всем поступать по-своему. Это нехорошие деньги, и мне они не нужны.

— А как же я?

Он лишь пожал плечами, однако за маской безразличия Каролин разглядела нечто такое, отчего ее ладони тотчас сделались потными, а в животе словно стянули тугой узел.

— Откуда мне знать, нужны тебе эти деньги или нет. Решай сама.

— Я не об этом, — сказала Каролин. — Ты сказал, что деньги тебе не нужны. А я? Я нужна тебе?

Он явно не ожидал от нее такого подвоха.

— Я должен ответить?

— Если учесть, что я приехала сюда за тысячи миль, то да.

Она даже не заметила, как он подошел ближе к ней. Подкрался медленно, словно хищник, и неожиданно до нее дошло, что в западню угодил не только он, но и она. Хищник и жертва, оба.

Он встал рядом с ней. Под ярким средиземноморским солнцем его кожа отливала шелком, и Каролин тотчас захотелось припасть к ней губами. Алекс положил руку ей на шею — большую, сильную, мозолистую руку и вместе с тем такую нежную.

— Ты мне нужна, — произнес он. — И ради тебя я даже готов закрыть глаза на эти проклятые деньги.

Он поцеловал ее властно и жадно, как будто припал к источнику жизни. А когда наконец отстранился, то увидел в ее глазах слезы и тотчас улыбнулся.

— Какое, однако, великодушие, — пробормотала Каролин.

— Еще какое! — согласился он. — Придется сдать билет на самолет. Я собирался к тебе на следующей неделе.

— Великие умы думают одинаково, — засмеялась она. Его руки легли ей на грудь, и ей тотчас захотелось лечь с ним на траву под ярким тосканским солнцем.

— Я все еще не сказал тебе.

— Что не сказал?

— Что люблю тебя. С тех самых пор, когда тебе было тринадцать.

Каролин улыбнулась ему и принялась расстегивать пуговицы на блузке.