– Почему ты согласилась на этот брак?

Селин повернулась лицом к Корду. Прикусив губу и нахмурившись, она посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

– Мне хотелось выбраться из Нового Орлеана. Я вышла замуж не потому, что хотела иметь мужа.

Он почувствовал странное облегчение:

– По крайней мере, никто из нас не страдает из-за любовных разочарований.

На главной палубе трое матросов ставили дополнительные паруса. Бесконечные метры парусины моментально наполнились ветром и затрепетали, позади остались последние прибрежные отмели. Подгоняемая ветром, «Аделаида» разрезала волны, направляясь в открытое море.

Корд увидел, как Селин оттолкнулась от поручня, протянула вперед руки и выпрямилась. Повернувшись, она улыбнулась молодому человеку:

– Поскольку оба мы совершили эту сделку по каким угодно причинам, только не по любви, вы должны согласиться: абсурдно предполагать, что мы должны спать вместе.

– Я и не говорил о сне, – заверил он ее.

– Вы очень хорошо поняли, что я имею в виду. Я ведь совершенно вас не знаю.

– Наверное, это даже к лучшему. К тому же, какое отношение это все имеет к свадьбе? Только не говори мне, что веришь во все эти сказки о романтической любви.

Она вспыхнула.

– Так и есть! – в ужасе воскликнул Корд. Она внимательно смотрела на него, глаза в глаза, словно пыталась заглянуть прямо в душу. Корд ощутил некоторую неловкость.

– В Луизиане браки по договоренности – обычное явление. Креолы очень редко женятся по любви.

– Уверена, что участвующие в сделке хотя бы встречаются, до того как обвенчаться, – возразила она.

– Вероятно, – нехотя согласился он.

– Мы же никогда друг друга не видели до вчерашнего вечера.

– Верно.

– Я надеялась, вы предоставите мне некоторое время, прежде чем потребовать, чтобы я исполняла свои… супружеские обязанности.

Корд обернулся и увидел, что глаза ее расширились от ужаса. Облокотившись обеими руками на поручень, он улыбнулся. Закрыв глаза и подставив лицо ласковым лучам полуденного солнца, он попытался уловить дыхание пассатов, приносящих запах тропических вод.

– Хорошо, я дам тебе некоторое время, – уступил он.

– Спасибо.

В ее голосе послышалось такое облегчение, что он повернул голову и даже слегка приподнял веки, чтобы увидеть ее реакцию.

– Можешь быть уверена, я не трону тебя до сегодняшнего вечера.

6

К тому времени, когда солнце начало клониться к закату, берег Луизианы скрылся из виду. Волны час от часу становились сильнее, но «Аделаида» решительно взбиралась на каждый набегающий вал и двигалась вперед и вперед. Прошло немало времени с того момента, как ушел Корд, но Селин продолжала стоять у перил, стараясь привыкнуть к покачиванию корабля. Она смотрела вдаль, словно пытаясь разглядеть, что ждет ее там, за горизонтом. В голове у нее вертелись одни и те же слова: «Сегодня вечером».

Сегодня вечером Корд ждет от нее исполнения супружеских обязанностей. Одна мысль об этом наполняла девушку ужасом, но вовсе не из-за того, что она не представляла себе, что от нее потребуется, – Селин знала об этом гораздо больше, чем большинство ее сверстниц, – а именно потому, что в память на всю жизнь врезались воспоминания о матери, усердно отрабатывающей свой хлеб. Стоны, тяжелое, частое дыхание, пот, натужные вскрикивания и всхлипы притворной страсти – мелкие детали грязных сцен, которые она никогда не забудет.

Перса сказала однажды, что Джейн Винтерс позволила узнать слишком многое любопытной пятилетней девочке. «Твоя мать, мир праху ее, была шлюхой, – говорила Перса. – Но, Божьей милостью, ты никогда не станешь такой же». – «Тогда чем же я буду заниматься?» – спросила Селин. «Первым делом, ты научишься жить, рассчитывая на свои собственные силы, а потом – но только если ты сама этого захочешь – выйдешь замуж. Женщина должна иметь право выбора. Некоторые женщины, по той или иной причине, вообще не приспособлены к замужеству».

Глаза Персы затуманились, и она – припомнила Селин – с рассеянным видом потерла искалеченное бедро. «Запомни хорошенько, Селин: я прослежу, чтобы тебе никогда не пришлось стать шлюхой, как твоей матери».

Селин было всего пять лет, когда Перса взяла на себя заботы о ней, но с этого дня ее жизнь изменилась навсегда. Не было больше убогих комнатенок на темных улочках. Не было страха перед голодом. Не осталось ничего от той отвратительной жизни, которую вела ее мать. Перса заботилась, чтобы жизнь Селин была приятной и беззаботной. Старая цыганка понимала девочку лучше, чем кто-либо еще. Перса никогда не высмеивала ее дар, никогда не вздрагивала от прикосновения ее руки.

Судьба свела их вместе, часто повторяла Перса, потому что Селин нужно было научиться, когда следует пользоваться своим даром, а когда защищаться от ненужных видений, как воздерживаться от прикосновений и пользоваться своим «вторым зрением» только в случае необходимости.

Верная своему слову, Перса научила ее науке выживать. Еще до того как она стала достаточно взрослой и смогла торговать в их лавке, Селин служила компаньонкой у одной старушки, что жила на их же улице. Она познала гордость, которую испытывает человек, пересчитывающий честно заработанные упорным трудом деньги. Благодаря Персе, она научилась толково расходовать их на рынке. Она научилась экономить, поняла разницу между вещами, которые необходимы, и вещами, которые просто хочется иметь.

Но из того, что она узнала о мужчинах, которые посещали лавку Персы, ничто не могло подготовить ее к замужеству. Она точно знала, что делает в постели хорошая шлюха, но понятия не имела, как ведет себя на брачном ложе добродетельная жена.

Сегодня вечером, согласно закону, она должна отдаться Корду. Делая это без любви, разве будет она лучше своей матери? Разве будет она лучше любой шлюхи?

Прозвучал корабельный колокол, заставив Селин на время позабыть о мрачных мыслях. У нее в распоряжении было пятнадцать минут, чтобы умыться и переодеться к обеду. Направляясь к каюте, девушка увидела в салоне двух членов экипажа. Они то исчезали в кладовой, то появлялись снова, расставляя закрытые горшки с едой, которую приносили из камбуза. Двери всех кают, кроме той, что занимал Джошуа Кэмпбелл, корабельный врач, были закрыты. Подвижный джентльмен с узким лицом, седыми волосами и улыбкой, от которой вокруг рта и в уголках глаз появлялись лучики-морщинки, доктор Кэмпбелл всегда служил связующим звеном между капитаном, командой и пассажирами. Поскольку в этом путешествии пассажиров было совсем немного, у доктора оказалось предостаточно свободного времени.

Сейчас он сидел в плетеном тростниковом кресле прямо у распахнутой двери и внимательно изучал книгу, лежавшую у него на коленях. Оторвав взгляд от страниц, он посмотрел на Селин, идущую через салон, и улыбнулся ей. Она кивнула в ответ и тихонько постучала в дверь собственной каюты. Ей не хотелось входить без предупреждения, чтобы не застать Кордеро врасплох.

Распахнулась дверь соседней каюты, и Фостер, одетый скорее как джентльмен, нежели как слуга, высунул голову и улыбнулся:

– Могу я быть вам полезен, мадам?

– Я только хотела немного освежиться и не знала… здесь ли мой муж.

Фостер покачал головой:

– Он в каюте у капитана. Приказал передать, что присоединится к вам за обедом. Я взял на себя смелость приготовить для вас платье.

Селин быстро осмотрела дорожный костюм, в котором она оставалась все это время, не понимая, почему Фостер считает, что она будет переодеваться. Ей все еще было несколько неудобно пользоваться гардеробом Джеммы О’Харли. Одно дело завладеть нежеланным женихом незнакомой женщины, но совсем другое – носить ее наряды.

Часом позже Селин уже сидела за длинным обеденным столом между мужем и помощником капитана, причем оба они, казалось, не без удовольствия посматривали на лиф ее платья, опять же несколько великоватого, Селин настолько нервничала, что уже не знала, сможет ли вынести этот обед. Мало того, что муж заявил о намерении предъявить свои права сегодня же вечером, она к тому же оказалась единственной женщиной на корабле в компании Корда, помощника капитана, корабельного врача и капитана Исаака Томпсона. Девушка очень расстроилась, когда узнала, что Фостер и Эдвард будут питаться вместе с пассажирами четвертого класса, где им будет, очевидно, гораздо удобнее. Когда Селин попыталась возразить, Корд заверил ее, что это их собственный выбор, а не его желание.

Вдоль всего стола была натянута сетка, препятствующая падению фарфоровой посуды на пол в случае сильной качки. Причем волнение на море усилилось настолько, что тарелки скользили из стороны в сторону. Стол и скамьи были привинчены к полу.

– Вы довольны тем, как устроились, миссис Моро?

Только когда Корд подтолкнул ее, Селин поняла, что капитан обращается к ней. Этому человеку казалось вполне естественным, что корабль стонет и скрипит при каждом ударе волн. Исаак Томпсон был приятным мужчиной лет сорока пяти, с каштановыми волосами, карими глазами и начинающим слегка отвисать брюшком.

Колеблющийся свет лампы, подвешенной над столом, на какое-то мгновение осветил черты лица капитана, и Селин ответила:

– Благодарю, каюта прекрасная.

– Как я понимаю, вы молодожены. – Он улыбнулся Корду. – Мои поздравления вам обоим.

Капитан поднял свой бокал с вином в приветственном тосте, и Селин увидела, как каберне покачнулось в такт с движением корабля. Этот всплеск совпал со всполохом огня в раскачивающихся над ними лампах. Она постаралась сосредоточиться на улыбке капитана, лишь бы не обращать внимания на постоянное движение вверх-вниз.

Корд поблагодарил за тост кивком головы и осушил свой бокал. Селин вдруг решила, что, может быть, если она не отстанет от мужа и будет пить столько же, сколько он, то скорее всего «выйдет из строя» и ему придется подождать и не заставлять ее исполнять супружеские обязанности. Она сделала глоток, едва не поперхнулась и поняла, что придется позволить Корду злоупотреблять напитками в одиночестве.

Капитан Томпсон дал знак одному из матросов положить ему новую порцию баранины с картофелем. Селин опустила глаза, посмотрела на еду, до которой она едва дотронулась, и почувствовала легкую тошноту. Судорожно сглотнув, она постаралась сосредоточиться на том, что говорил в это время капитан.

– Когда я вижу вас вместе, я вспоминаю мою женушку, которая всегда плавает со мной, если только может. Но она вот-вот должна родить и поэтому вынуждена была остаться дома.

Он подцепил вилкой кусок баранины и картофелину и поднес к губам. Селин отвела взгляд, чтобы не видеть, как он отправляет еду в рот. Корд съел всего лишь небольшой кусок мяса и теперь, казалось, готов был удовольствоваться одним вином. На слова капитана он никак не отреагировал.

– Это будет ваш первый ребенок? – спросила Селин.

Капитан запил баранину добрым глотком вина и покачал головой:

– У нас уже пятеро. Вы скажете, что этого, пожалуй, достаточно, но моя женушка любит детей. Прошлый раз, когда она плавала со мной, она только что родила последнего.

Очередной кусок баранины поплыл на вилке в рот капитана. Подмигнув Корду, он произнес:

– Не могу сказать, что я отказываюсь от этого удовольствия.

Селин уронила вилку, которая с громким звоном ударилась о тарелку. Отложив нож, она сложила руки на коленях.

– А где ваш дом, капитан? В Вест-Индии? – спросила она, стремясь переменить тему.

– Нет. Боже, конечно, нет! Моя жена ненавидит острова. Слишком жарко, слишком влажно, слишком нецивилизованная жизнь для нее, – сказал он со смехом. – Насколько я понимаю, ваш муж возвращается на острова после долгого отсутствия, но вы, миссис Моро, были когда-нибудь там?

Селин держала бокал за ножку, стараясь, чтобы вино не пролилось на скатерть.

– Нет, не имела удовольствия.

Корд молча отобрал у нее бокал. Кроваво-красное каберне плеснулось у ее губ, едва не пролившись. Он склонился к ней и прошептал:

– А вообще-то, тебе следовало бы выпить. Это подстегивает.

Она проигнорировала его замечание, но сердце ее забилось сильнее. Он выпил вино вместо нее.

Доктор Кэмпбелл закончил свой обед, и могло показаться, что он заснул, но вдруг все услышали его голос:

– Острова не для каждого подходят, это точно. Некоторые никак не могут привыкнуть к тропической жаре, особенно англичанки. Я встречал несколько таких: они полностью, с головы до ног, закрывают тело, повязывают на голову платки, которые скрывают даже их лица, прячутся под зонтами, лишь бы ни один лучик солнца не коснулся их белой кожи. Никогда не выходят на свет божий днем. Они говорят, это…

Корд резко прервал его:

– Моя мать была англичанкой. Она никогда не носила даже шляпы.

– Бьюсь об заклад, это был вызов обществу, – заметил капитан Томпсон.