Вера и Марина Воробей - Мечтательница

После фантов они играли в «крокодила», разбившись на две команды. Одна команда загадывала какое-либо слово – животное, героя романа, название фильма, все, что приходило на ум, а другая команда пыталась отгадать, что же они загадали. Вслух ничего не говорилось, все ограничивалось только пантомимой. Когда молчать и напрягать мозги надоело, Виталик Комаров крикнул:

– А теперь в садовника!

Все охотно поддержали новую затею и принялись выбирать «садовые» имена. Боря назвался кактусом, Варя выбрала свой любимый цветок, незабудку, и заметила пристальный Борин взгляд. Только на этот раз он ей не улыбнулся. Сели играть.

Мебель у Бори была очень удобная, дорогая, как и все в их доме. Здесь вообще во всем чувствовался стиль и комфорт. Правда, он казался Варе излишне классическим, правильным, что ли. В нем не хватало мелочей, тех разбросанных и расставленных вещиц, которые невольно рассказывают о вкусах и пристрастиях людей, живущих под этой крышей. Впрочем, Варя подумала об этом вскользь, где-то на уровне подсознания, все ее внимание было сосредоточено на начавшейся игре. Комар, ставший садовником, бубнил скороговоркой:

– Я садовником родился, не на шутку рассердился, все цветы мне надоели, кроме… розы… раз… два…

Не успел он сказать «три», как Лиза выпалила:

– Я!

– Что такое? – удивленно приподнял брови Комар.

– Влюблена, – ответила Лиза.

– В кого?

– В… мака!

Маком был Неделя. Он испуганно захлопал глазами и чисто интуитивно отреагировал:

– Я!

– Что такое? – теперь спросила его Лиза-роза.

Ей было все равно, в кого влюбляться понарошку, потому что ее парень Кирилл на этом вечере не присутствовал.

– Влюблен! – выдавил из себя Неделя.

– В кого?

– В… в…

– Раз…

– В Дашку… не… в эту… в маргаритку!

Неделя покраснел как рак и пожал плечами, заметив нахмуренные брови Белого: мол, прости, братан, сам не понимаю, как вырвалось, может, из-за того, что она громче всех рассмеялась. Впрочем, они уже с Дашей подбирались к финалу.

– В кого? – спросил Неделя, и Даша ответила:

– В тюльпана.

Белый расправил плечи и заулыбался:

– Я!

– Что такое?

– Влюблен.

– В кого? – вопрошала загадочно Даша.

– В маргаритку! – Его знаменитая белозубая улыбка стала ослепительной.

– Я! – вспыхнула Даша.

– Что такое? – поменялся с ней ролями Белый.

– Влюблена! – вздохнула она.

– В кого?

Все затаили дыхание.

– В тюльпана.

Услышав ожидаемый ответ, компания прыснула со смеху почти так же, как тогда, когда Варе выпал фант кукарекать, а Борька замахал на парочку руками:

– Хорэ, приехали! Ну все как в том анекдоте.

– В каком? Расскажи!

Боря не стал ломаться:

– Короче, двое нариков наширялись, и один другому говорит: «Давай играть в города». Второй спрашивает: «Это как?» – «Ну, я называю город, а ты любой другой на последнюю букву». – «Понятно, поехали». Первый говорит: «Москва», тот ему отвечает: «Амстердам». Первый чешет в затылке: «Москва», тот опять – «Амстердам»… Так и у вас: маргаритка – тюльпан, тюльпан – маргаритка, – закончил Боря под новый взрыв хохота.

Время летело незаметно. Игры, чай, разговоры, смех. А затем как-то неожиданно, во всяком случае для Вари, зазвучала медленная музыка и так же неожиданно погас верхний свет, в комнате замерцали свечи. Они играли бликами на стенах и портьерах и навевали сентиментальное настроение. В голове всплыли строчки из романа Мэлори «Смерть Артура», который Варя читала утром: «Сэр Мордред пытаться снискать расположение королевы Ждиневры всеми честными и бесчестными способами, побуждая ее покинуть Лондонскую башню…»

Разумеется, ни о каких бесчестных способах Варя не помышляла, но втайне надеялась, что Боря пригласит ее потанцевать хотя бы один раз… она ведь была одной из немногих, кто продолжал сидеть в кресле. Но этого не случилось.

Он только опять с каким-то непонятным выражением посмотрел на нее, и она, прикусив уголок нижней губы, досадливо отвернулась. Ну не красавица она, как некоторые, что ж ей теперь, каждую минуту за это извиняться?!

Неторопливая мелодия сменилась ритмичным роком. Пары распались, образовав шумный общий круг. Галка Сорокина затащила в него отнекивавшегося Борю, отняв у него кроссворд. И только Белый и Даша в стороне от других продолжали медленно покачиваться под музыку собственных сердец. Варя вдруг почувствовала себя лишней и, тихонько встав с кресла, вышла из комнаты. Заглянув в кухню, она увидела гору грязной посуды. Тарелки, фужеры, салатники были расставлены неровными стопками повсюду, куда ни бросишь взгляд. Еще бы, собралось двадцать восемь человек: все, кроме Алиски Залетаевой. Та так и не появилась у Бори, и не позвонила.

«Что ж! Пусть они там себе танцуют, а я займусь полезным делом». Варя с сожалением взглянула на свою нарядную кофточку: как бы не испачкать. Но выход был найден. Варя повязала чистое полотенце на манер фартука и взялась за грязную посуду. О времени она забыла. Не то чтобы ее сильно увлекло это занятие, но так уж Варя была устроена – когда она нервничала или была расстроена, ей нужно было срочно чем-то себя загрузить. Не важно чем: уроками, мытьем посуды, уборкой. Дело спорилось, она принялась подпевать очередной мелодии, отчетливо доносившейся из комнаты, и в этот момент дверь резко распахнулась.

– Вот тебе и вот, баночка шпрот! – Изумленный хозяин задержался у входа, а затем решительно шагнул в кухню. – Ну, ты даешь! Не ожидал!

– Перестань, чего там… – Варя передернула плечами. – Мне было совсем не трудно. – Она с гордостью оглядела результаты своего труда: все было перемыто, сложено и блестело чистотой.

– Да я не об этом! – рассеянно отозвался Боря, потирая подбородок. – Просто не ожидал тебя здесь застать.

Музыка внезапно оборвалась, видно, закончился компакт-диск. Повисла тишина. И вдруг до нее дошло, что она не слышит голосов, совсем никаких.

– А где все? – испугалась она.

– А я о чем толкую? Все ушли минут пятнадцать назад. – Тонкие, резко очерченные губы Шустова изогнулись в улыбке, находя эту ситуацию занятной. – Ночь на дворе. «Спят усталые игрушки, книжки спят, одеяла и подушки ждут ребят», – напел он.

Вот оно что! Праздник закончился, и ребята разошлись по домам. О ней, естественно, не вспомнили. А может, и вспомнили, но решили, что она ушла одной из первых, вслед за Лизой и Тусей, за которыми зашли их парни. Видно, все эти мысли были написаны у нее на лице, потому что Боря сказал:

– Дашка с Белым собирались тебя проводить, а я сказал, что ты слиняла по-английски, когда танцы начались. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Ну, мне так показалось, а ты… тут… одна…

Варя принялась торопливо развязывать полотенце трясущимися руками.

– Надо же, как глупо получилось. – Хорошо, голос не дрожал, хотя во рту как-то сразу пересохло. – Мне вообще-то тоже пора. Сколько, ты говоришь, сейчас времени?

– Одиннадцать скоро, без семи минут, – последовал быстрый взгляд на часы.

– За мной в одиннадцать папа приедет, я звонила… по сотке… – Избавившись наконец-то от полотенца, Варя шагнула к выходу и услышала насмешливое:

– Куда? Стоять!

Окрик подействовал. Варя вросла в пол, заморгала ресницами.

– Ты чего?

– Ничего. Не умеешь ты врать, Дробышева. – Боря не смог удержаться от понимающей ухмылки. – Ну чего глаза такие испуганные сделала? Я – не серый волк, ты – не Красная Шапочка. Расслабься, никто тебя не съест.

– Вот спасибо, – фыркнула Варя, приходя в себя.

– На здоровье. Не будет папы?

– Не будет, – подтвердила она.

А куда деваться?

Боря вздохнул. Как показалось Варе, обреченно, словно его приговорили к казни без права на помилование.

– Ладно, пошли одеваться. Домой тебя провожу.

Но тут в Варе взыграла гордость. Не нужна ей эта повинность!

– Это совсем не обязательно, – вымученно улыбнулась она. – Я сама прекрасно доберусь, мне не дал…

– Слышать ничего не желаю, – прервал он ее на полуслове. – Хорошеньким девушкам противопоказано ходить в одиночестве, особенно по ночам. А вдруг к тебе маньяк пристанет? Я же глаз не сомкну от тревоги. Меня хоть пожалей, если тебе себя не жалко.

Он говорил шутливым тоном, но всем же известно, что в каждой шутке есть доля шутки.

– Ну, если так… – сдалась Варя, вмиг позабыв о своих обидах, и добавила жалобно: – Борь, только можно мне водички попить?

– Сколько хочешь, – широко улыбнулся тот, легко поднимая двухлитровую бутылку колы.

Даже в самых смелых мечтах, отправляясь на этот вечер, Варя не могла предположить, что он закончится для нее так… У нее не находилось слов, чтобы выразить свои чувства. Таких слов просто не было, не существовало в природе, в мире, в галактике! Хотя они с Борей, как ни странно, шли и разговаривали. Много и обо всем, что взбредет в голову. Оказалось, что у них много общего. У обоих любимым временем года была зима. Оба любили поздно ложиться спать и рано вставать. Оба терпеть не могли апельсины и унылую ноябрьскую погоду, когда еще не русская зима и уже не болдинская осень, а так… мерзкая бяка.

От Бори исходила такая волна надежного тепла, что Варя рядом с ним чувствовала себя абсолютно защищенной. Вскоре разговор как-то сам собой зашел о счастье.

– Помнишь, герой из «Доживем до понедельника» в своем сочинении написал: «Счастье – это когда тебя понимают». На мой взгляд, лучше не скажешь. Коротко и емко, – рубанул Боря сплеча, как всегда уверенным тоном.

– Не знаю, – отозвалась Варя и взглянула на него снизу вверх: Шустов был выше нее почти на голову. – Счастье каждый понимает по-своему. И сколько бы люди ни находили этому состоянию объяснений, все равно каждый раз находится что-то еще. Знаешь, один американский писатель, Адам Джексон, даже вывел десять составляющих законов счастья. – Варя вовсе не собиралась строить из себя всезнайку, этакую сушеную батанку, просто ей эта тема всегда была интересна.

– Да? И что это за составляющие? – полюбопытствовал Борис.

– Ну, например, он считает, что, кроме первого секрета счастья – силы общения, есть еще и сила счастья в мгновении.

– А! Это типа «есть только миг в этом мире бушующем, есть только миг, за него и держись!» – напел Боря.

– Ну нечто в этом роде, – согласилась Варя.

В эту минуту мимо них промчалась серая «Волга» и чуть не обрызгала Варю.

– Ой! – вырвался у нее испуганный крик.

– Вот урод! – выругался Боря сквозь зубы, обошел ее со спины и пошел с другой стороны, заслоняя Варю собой от подобных случайностей.

А ведь на нем была светлая и безумно дорогая кашемировая куртка.

И Варя сказала себе: «Нет, я ничуть в нем не ошиблась. Какой же он хороший! Совершил еще один благородный поступок и совсем не заметил этого».

– А еще какой?

– Что «еще какой»? – не поняла она, испугавшись, что он научился читать ее мысли.

Боря взглянул на нее удивленно, как на слегка помешанную:

– Ты же сама сказала, что их десять, этих секретов счастья.

– А-а-а, ты о счастье. Но я всех не помню, – растерялась Варя и принялась лихорадочно копаться в памяти. – Вроде бы пятый секрет заключается в силе цели.

– Толково.

– А седьмой закон, кажется, в силе прощения. Джексон называет его ключом, открывающим дверь к Истинному счастью. – Боря молчал. Варя решила дать краткое пояснение: – Он считает, что невозможно быть счастливым, если в тебе живут ненависть и обида, что ошибки и неудачи представляют собой уроки жизни и что, прощая других, ты прощаешь самого себя. У него еще есть книжка про десять секретов любви, – проговорилась она все-таки.

Он скептически хмыкнул:

– Надо же! Опять десять! И все о любви! А у тебя есть эти книжки?

– Есть. – Варя неуверенно улыбнулась.

– Принеси полистать.

– Хорошо. Борь, а ты что любишь читать?

Чем не повод ближе пообщаться, промелькнуло в голове у Вари.

– Да я вообще-то не очень это занятие люблю. Мне больше нравится кроссворды отгадывать. Зато я могу угадать, что сейчас читаешь ты.

– Да? И что же?

– Какой-нибудь роман о средневековом рыцаре.

– Ой! – испугалась Варя.

Он точно ясновидящий.

– Ну вот видишь, попал! – рассмеялся Боря.

– Попал. Но если честно, мое самое любимое произведение – «По ком звонит колокол» Хемингуэя.

– Не читал, – признался он. – Но, судя по всему, что-то лирическое. О чем он, этот роман?

– О войне, о любви. Его нельзя рассказать, – сентиментально откликнулась Варя. – Его нужно чувствовать.

Они немного помолчали, бредя по пустынной улочке. Первым опять заговорил Боря:

– Знаешь, я давно хотел тебе сказать, да все как-то не получалось. В общем, ты меня здорово удивила, когда присоединилась к бойкоту. Я почему-то думал, что ты, как Алиска, отсидишься в стороне.