Вскоре вернулся Колин и, окинув Энни и Сильвию холодным взглядом, пригласил на танец Мари.

Во время вальса «Дунайские волны» свет погасили, и Энни с изумлением наблюдала за тем, как мимо них проплывают в танце мама с папой. Глаза Розы были закрыты, однако она улыбалась, склонив голову набок. Отец смотрел на нее каким-то безумным взглядом, приоткрыв от удивления рот.

К своему ужасу, Энни вдруг почувствовала желание расхохотаться. Да что с ней такое? Она поднесла руку к губам, всеми силами стараясь сохранять хладнокровие. И тут она заметила, что стоящая рядом с ней Сильвия тихонько плачет.

— Да что с тобой? — резко спросила она.

— Твои мама и папа!.. Какая прекрасная пара! Это так печально, Энни.

Майк обнял ее за плечи, и она прижалась к его груди. Майк тоже заплакал.

— Черт подери! — с отвращением сказала Энни.

Она пошла в кухню и обнаружила там Алана, который выливал бутылку водки в чашу с пуншем.

— Ах ты, негодник! — закричала она. — Неудивительно, что все кругом плачут. Они просто пьяны!

Алан оставался невозмутимым.

— Мне показалось, что получится премилая шуточка. Я раздобыл водку у товарища по колледжу — целый ящик.

— Всем жителям Бутла, включая меня, гарантирована головная боль!

Неудивительно, что она заигрывала с Колином и смеялась над своими бедными родителями.

Мари ворвалась в кухню, обливаясь потом.

— Эй, Энни, с нашим отцом только что случился нервный припадок, — сказала она, тяжело дыша.

— Но ведь несколько минут назад он танцевал с мамой! — изумленно сказала Энни. Ей вдруг показалось, что мир сошел с ума.

— Знаю, но внезапно он сполз на пол и заревел белугой. Дот и Берт приглядывают за ним в одной из спальных комнат.

— Пожалуй, я присмотрю за мамой.

— В этом нет необходимости. Она танцует румбу с каким-то мужчиной.

— Иисус, Мария и Иосиф! Это какой-то сумасшедший дом, а не свадьба. И все из-за тебя! — набросилась Энни на Алана. — Ничего бы этого не случилось, если бы ты не добавил водку в этот чертов пунш.

— Но ведь никого же не заставляли его пить! — И с этими словами Алан с очередной чашей направился к выходу.

Мари повернулась к Энни спиной.

— Расстегни, пожалуйста, сестричка, мне трудно дышать.

Она неловко передернула плечами, когда Энни принялась тянуть «молнию» вниз.

— Ничего не пойму. Ведь еще совсем недавно это платье сидело на мне просто идеально. Даже моя грудь, похоже, стала больше.

— О Мари! — Энни охватило тревожное предчувствие. — А ты случайно не… — Она не решилась закончить фразу.

— Беременна? — спокойно сказала Мари. Затем ее милое личико исказилось от ужаса. — О боже, Энни, это все объясняет!

Уставившись друг на друга, сестры несколько секунд не произносили ни слова, а затем разрыдались.


— И что же нам теперь делать? — спросила Энни в воскресенье, на следующий после свадьбы день.

Сестры в ванной комнате обсуждали щекотливое положение, в которое попала Мари.

— Понятия не имею, — угрюмо сказала Мари.

— И какой у тебя срок?

— Понятия не имею, — снова ответила Мари. — У меня месячные идут не так регулярно, как у тебя. Вот почему мне даже в голову не пришла мысль о беременности.

— И вы, как это называется, не предохранялись?

Энни до сих пор не оправилась от потрясения. Мари с детства встречалась с мальчиками, однако даже после того как Энни увидела ее в отеле, она и подумать не могла, что ее сестра занимается чем-нибудь подобным.

— Не пори чушь! — Глаза Мари вспыхнули от гнева. — Если бы я предохранялась, то не оказалась бы в интересном положении, не так ли? Да и потом, где бы я достала противозачаточные средства?

— Я лишь хочу тебе помочь, — обиженно сказала Энни.

— Прости, — пробормотала Мари.

Какой же это был ужасный день! На дворе по-прежнему стояла жара, но небо заволокло черными тучами. Надвигалась буря.

И тут Мари, словно прочитав мысли сестры, сказала:

— Я ненавижу эту комнату, терпеть не могу этот дом и эту улицу. Недавно я была в гостях у подруги, и там стены увешаны плакатами с изображением звезд экрана: Фрэнка Синатры, Джина Келли, Монтгомери Клифта. А от этого места просто смердит.

Энни, которая в полной растерянности сидела на кровати, закинув ногу на ногу, начала нервно теребить пуховое покрывало. Мари вела себя так вызывающе, словно вся вина за случившееся лежала на Энни. «Возможно, мне следовало больше заботиться о сестре», — виновато подумала Энни.

Комнату осветила яркая вспышка молнии, за которой последовало еще несколько.

— Мы должны сегодня же решить эту проблему, Мари, — твердо произнесла Энни. — Насколько я понимаю, ты не собираешься рожать?

Энни удивилась, увидев, как лицо сестры вдруг смягчилось.

— Как бы мне хотелось иметь ребенка! — мечтательно произнесла она. — Я бы с удовольствием родила малыша, которого бы полюбила и который бы тоже любил меня. Я бы никогда не стала такой, как они! — С этими словами она указала на дверь, словно их родители стояли за порогом. — Однако мне всего тринадцать лет, и я просто не вынесу жизни в одном из этих домов для матерей-одиночек. — Ее голос сделался резким. — Думаю, мне все-таки придется избавиться от ребенка, однако я понятия не имею, что нужно делать.

Аборт! Энни ненавидела это слово. Оно звучало жестоко, не оставляя надежды.

— У меня тоже никаких идей, — сказала она. — Может, спросим у Дот?

Мари покачала головой.

— Узнав обо всем, Дот пронзительно завопит и обзовет меня всеми бранными словами, которые только есть в английском языке, а потом успокоится, однако она не поможет мне избавиться от ребенка. Одна женщина, живущая ниже по улице, сделала аборт, так вот, Дот с ней с тех пор не разговаривает. Она скорее предложит взять малыша на воспитание, вот и все.

— Ну, возможно, это было бы лучшим решением, — воспрянув духом, сказала Энни.

— Нет! — резко выкрикнула Мари. — Я не вынесу, если мое дитя будет воспитывать другая женщина.

По стеклам ударили капли дождя, и спустя несколько секунд начался ливень. В рамах задребезжали стекла.

Энни снова начала теребить пуховое покрывало, то сжимая, то разжимая пальцы. Временами Мари казалась очень взрослой. Она испытывала такие чувства, которые самой Энни были совершенно недоступны. Ее сестра часто казалась взбалмошным, бесчувственным человеком, но это впечатление было обманчивым.

— Аборт — противозаконное действие, — сказала Энни. — Тебе придется сделать его у какой-нибудь бабки-повитухи или где-то еще… У тебя есть на это деньги?

— Я еще не потратила карманные деньги за прошлую неделю — пять шиллингов.

— А у меня есть пять фунтов, которые я отложила на Рождество. Интересно, сколько это стоит?

Мари пожала плечами.

— Откуда я знаю?

— Держу пари, этой суммы будет недостаточно. А как насчет папы, он мог бы помочь?

— Нет, — резко сказала Мари.

— Но ты ведь расскажешь ему?

— Ни за что!

— Думаю, тебе следует это сделать.

— А мне так не кажется.

— Почему?

— Потому что… я даже не знаю точно, кто отец ребенка.

— О Мари! — Энни чувствовала, как закипает от ярости. Она уставилась на сестру, вне себя от возмущения.

Мари гневно сказала:

— И не смотри на меня так! Иногда, Энни, ты строишь из себя такую ханжу, что мне становится тошно.

— Ты снова выплескиваешь на меня свои эмоции, — сквозь зубы процедила Энни.

Она, видите ли, не знает, кто отец ребенка! Да ее саму сейчас стошнит. Энни уже собиралась сказать сестре, как омерзительно она себя вела, но тут заметила, как задрожал подбородок Мари, словно она вот-вот расплачется. Все ее безразличие было напускным. В действительности Мари очень сильно переживала.

Энни слезла с кровати и заглянула в платяной шкаф.

— Куда это ты собралась? — спросила Мари.

— В отель «Гранд» на ужин. А потом мы с Сильвией собираемся отправиться в кино в Уолтон Вейл.

— И ты бросишь меня совсем одну? Спасибо, Энни. Ты так добра ко мне.

— Но я же обещала.

Сначала она действительно хотела позвонить Сильвии из телефона-автомата и отменить встречу, но потом передумала. Несмотря на то ей что будет ужасно стыдно, она попросит у Сильвии денег взаймы. Энни решила, что сделает это по дороге домой.


Девочки посмотрели фильм «Последний раз, когда я видел Париж» и потом гуляли, взявшись за руки, вдоль маленькой песчаной полоски, куда Дот приводила их с Мари еще детьми, после того как они переехали на Орландо-стрит. Теперь никто не гулял с детьми на этом пляже. Береговая линия была загрязнена маслом и мусором, принесенным с моря, а также отходами цивилизации: ржавыми банками и промокшими матрасами, старой одеждой и обрывками бумаги. После грозы воздух был освежающе прохладным.

— Не правда ли, Элизабет Тейлор слишком красива, чтобы можно было описать это словами? — выдохнула Сильвия. — А что касается Вэна Джонсона… — Она положила руку на лоб, сделав вид, что сейчас упадет в обморок. — По-моему, я влюбилась.

— Мм, — пробормотала Энни.

— В чем дело, Энни? Ты весь вечер какая-то молчаливая. Тебе что, не понравилась картина?

— Она была просто великолепна.

— Но что-то не так, я это чувствую.

Энни сделала глубокий вдох.

— Я хочу взять у тебя деньги в долг, — выпалила она. — Я верну все до единого цента, обещаю. Я не люблю просить, но это особый случай, и мне больше не к кому обратиться.

Она была рада, что на улице стемнело и Сильвия не могла видеть смущенного выражения ее лица. Энни ударила ногой по валявшейся на земле жестяной банке, вдруг разозлившись на то, что именно ей пришлось оказаться в столь неловком положении.

— Да бери столько, сколько тебе нужно, — не раздумывая произнесла Сильвия. — Пять фунтов, десять, сотню?

— О Сильвия! — Энни почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

Сильвия сжала ее руку.

— Не расстраивайся. Для чего они тебе? Но если не хочешь, не рассказывай, — поспешно добавила она.

— Это для Мари, — шмыгнув носом, сказала Энни. — Она беременна. Я не знаю точной суммы, потому что понятия не имею, сколько может стоить аборт.

— Беременна! — Сильвия остановилась как вкопанная, от удивления открыв рот. — Беременна! — повторила она.

— Ужасно, правда? Когда я начинаю думать об этом, мне становится не по себе.

— Интересно, как это с ней случилось? — содрогнувшись, спросила Сильвия.

— Я не спрашивала. — Энни вдруг представила сестру под покровом темных деревьев или же в каком-то мрачном закоулке в объятиях мужчины, у которого не было лица.

— И где ей сделают аборт?

— Этого я тоже не знаю.

— Пошли. — Сильвия, повернувшись, потянула Энни в направлении Кросби-роуд. — Давай вернемся в отель и обсудим все за чашечкой кофе.


Энни нервно расхаживала по кремовому ковру. Кофе давным-давно был выпит. Сильвия спустилась вниз по лестнице, пообещав, что скоро вернется, но с тех пор прошло уже полчаса.

Узнав, что сделала Мари, Сиси наверняка запретит Сильвии дружить с Энни. Она будет думать, что в жилах членов их семьи течет испорченная кровь и Энни тоже способна на нечто подобное.

Пластинка доиграла, однако Энни даже не потрудилась ее перевернуть. В любом случае музыка, джазовая мелодия из кинофильма «Парни и куклы», начинала действовать ей на нервы.

Внезапно в комнату вбежала Сильвия.

— Все улажено, — запыхавшись, сказала она. — На эту субботу для Мари забронировано место в частной клинике в Саутпорте. Ей придется остаться там на ночь.

Энни села, испытывая невероятное облегчение.

— Даже не знаю, как мне отблагодарить Сиси, — начала было она, однако Сильвия тотчас прервала ее:

— Ни слова Сиси! Ей бы это ужасно не понравилось. Все устроил Бруно, прибегнув к помощи этих чертовых марксистов.

— Я отдам ему долг, как только смогу, — торжественно пообещала Энни.

Сильвия покачала головой.

— Бруно всегда рад помочь. Ему очень приятно сделать что-то для пролетариата.


В субботу утром Бруно Дельгадо заехал за Энни и Мари на машине. Сильвия сидела на переднем сиденье огромного «мерседеса».

Во время поездки до Саутпорта Мари была подавленной, испытывая благоговейный страх перед словоохотливым красавцем Бруно, который всю дорогу читал им лекцию о политике.

— Законы следует изменить, — говорил он, — чтобы женщины могли делать аборт легально. Право выбора остается за женщиной. Меня просто тошнит от английского парламента, а также от всех этих мужчин средних лет, принадлежащих к среднему классу, которые разглагольствуют о том, что должно происходить с женским телом. Да что они об этом знают? Здесь даже хуже, чем в Италии, где правила устанавливает Церковь.