— Хочешь, я останусь у тебя? — предложила Сильвия.

— О Сил, пожалуйста! Мысль о том, что мне придется в одиночестве возвращаться домой, приводит меня в ужас. Я сожалею, что мы вообще посмотрели этот фильм. Да уж, ничего не скажешь, — «отвлек от грустных мыслей»! Я просто окаменела от страха!

Они поискали телефонную будку, чтобы Сильвия могла позвонить в «Гранд».

Вернувшись, она сказала Энни с циничной улыбкой:

— Сиси думает, что я не ночую дома из-за ссоры.

— Ты сказала ей, в чем причина?

— Нет, — металлическим голосом ответила Сильвия. — Пусть думает все, что угодно. Если ситуация усложнится, я просто уйду из дома.

— Ты уже запела по-другому. Прежде ты была огорчена.

— Я и сейчас огорчена, но какой смысл плакать над пролитым молоком, не так ли?


Очутившись в квартире, девушки первым делом забаррикадировали вход с помощью стола, двери в спальнях оставили открытыми настежь, а кровати пододвинули так, чтобы можно было видеть друг друга через гостиную и разговаривать в случае опасности. Свет оставили включенным.

Подруги сидели на кроватях и, как в ни в чем не бывало, болтали об одежде. Энни серьезно подумывала о том, чтобы сшить себе простой черный костюм.

На лице Сильвии читалось удивление.

— А я-то думала, что ты собираешься затянуть поясок потуже.

— Вот сошью костюм и больше ничего не буду себе покупать, — ответила Энни, — хотя я бы с удовольствием приобрела туфли на шпильках.

— Шпильки быстро ломаются. Я уже дважды сдавала свои туфли в ремонт, к тому же Сиси постоянно жалуется на вмятины, которые они оставляют на ковре. Только не вздумай покупать остроносые туфли! Одна девочка из колледжа купила такую модель. Так мы решили, что у нее деформированные пальцы ног.

Спустя какое-то время Сильвия сказала, что устала и хочет спать. Ее русые волосы тотчас исчезли под одеялом.

— Спокойной ночи, Энни.

— Спокойной ночи, Сил. Будем надеяться, что к утру ситуация улучшится.

В ответ послышалось невнятное бормотание. В голове у Энни шумело. Она неохотно легла на подушку, но так и не смогла уснуть, проворочавшись в кровати, казалось, целую вечность.


Пасхальный уик-энд прошел ужасно. В субботу девушки отправились потанцевать, однако их угрюмые физиономии, должно быть, отпугнули потенциальных ухажеров. По крайней мере, ни Энни, ни Сильвию так никто и не пригласил на танец. Они ушли во время перерыва, чувствуя себя еще более несчастными, чем когда пришли сюда. Сильвия позвонила взволнованной Сиси, чтобы сказать, что она остается у Энни еще на одну ночь.

На следующее утро подруги пошли на мессу, а потом сели в поезд, идущий до Саутпорта. Но не успели они пробыть в этом городе и пяти минут, как небеса разверзлись и полил дождь. Когда девушки спрятались от непогоды, Сильвия начала смеяться.

— Это, пожалуй, худшая Пасха в моей жизни.

— Учти, она еще не закончилась. Нам надо пережить воскресенье.

— Не хватало, чтобы случилось землетрясение!

Они расхохотались, и напряжение несколько спало.

Девушки нашли кафе и неуверенно вошли внутрь, промокшие до нитки. Сильвия заказала себе чай, присыпанное сахарной пудрой печенье и клубничный джем, которого хватило бы на четырех.

— До сегодняшнего дня я жила, находясь в плену собственных иллюзий, — сказала она, возвращаясь к разговору. — Бруно и Сиси были фантастическими родителями. Они всегда казались лучше всех. Теперь мне придется свыкнуться с мыслью о том, что они такие же, как и все остальные.

Час спустя все еще продолжал лить дождь, и, похоже, не оставалось ничего иного, кроме как возвратиться домой. Сильвия подумала о том, что самое время появиться в «Гранде», хотя бы для того, чтобы переодеться. Девушки вынуждены были признать, что порядком устали друг от друга, и поэтому решили не встречаться до следующих выходных. Энни сошла с поезда, как только он сделал остановку на Маршлэйн-стэйшн. Ей ужасно хотелось повидать тетушку Дот.

Едва переступив порог дома Галлахеров, Энни почувствовала, как у нее за спиной выросли крылья. Дождь уже прекратился, вышло солнце, и после ужина они с Дот решили прогуляться. Энни рассказала тетушке о том, что узнала о чете Дельгадо.

— Часто супруги ведут себя так, чтобы все думали, будто они любят друг друга, — рассудительно сказала Дот. — Но это делается лишь для того, чтобы скрыть трещину, которую дал их брак, не только от самих себя, но и от других. Я всегда подозревала, что между этими двумя не все гладко. — Она толкнула племянницу острым локтем. — Если бы не Берт, я бы не отказалась выручить Бруно!

— Тетушка Дот, какой же ты ужасный человек!

— Да я шучу, милая, однако ты должна признать, что он очень сексуален.


Энни собралась было преодолеть последний пролет и чуть не подпрыгнула от страха. На темной лестничной площадке прямо у ее двери кто-то сидел на чемодане.

— Привет, Энни, — радостно улыбнувшись, сказала Сильвия. — Отношения между родителями стали еще хуже. Дошло до того, что они разговаривают только через меня. Я хотела бы перебраться к тебе, если ты, конечно, не против. Обещаю, что не буду надоедать тебе своим нытьем, возьму на себя часть работы по дому и стану платить половину арендной платы за квартиру. Поверь, мы отлично поладим. А вообще, как говорится, все, что ни делается — к лучшему, и я с этим полностью согласна!

ГЛАВА 3

Энни Харрисон рассердилась по-настоящему лишь раз в своей жизни и с тех пор поклялась больше никогда этого не делать. Временами люди просто удивлялись ее спокойствию. Но Энни знала, что ей опасно выходить из себя, потому что тогда она теряла над собой контроль и изрекала при этом ужасные вещи, которые на самом деле не хотела говорить. Несмотря на данную клятву, наступил день, когда Энни призналась себе: она бы с легкостью убила Джереми Руперта. Но вместо этого она всего лишь залепила ему пощечину.

Девушка теперь не спускала глаз со своего босса, стараясь как можно реже попадаться ему на пути. Однако с приходом лета стало все труднее сдерживать его грязные заигрывания. Он буквально пожирал ее своими круглыми глазами, когда она садилась возле его письменного стола. И Энни снова пришлось просматривать газету в поисках новой работы.

Дни, когда мистер Руперт находился в суде, были самыми спокойными. Он приходил в офис рано, выкладывал перед Энни целую пачку писем, а потом уходил, тем самым давая ей возможность спокойно их напечатать.

В тот день, когда она дала ему пощечину, мистер Руперт должен был появиться в суде к одиннадцати часам. Пока ее босс находился на совещании у мистера Грейсона, Энни собрала его портфель, положив туда папки с делами, касающимися судебного разбирательства, в котором он выступал на стороне защиты, блокнот и пару заточенных карандашей. Застегнув чемодан, Энни положила на него белую сумку, предварительно засунув в нее парик.

Через несколько минут в комнату вошел мистер Руперт вместе с Билом Поттером, младшим адвокатом, который должен был сопровождать его в суде. Подкурив сигарету, он бросил зажигалку на стол.

— Привет, Энни, — улыбнувшись, сказал Билл.

Девушка улыбнулась в ответ. Биллу исполнилось двадцать три года, он был худосочным, но по-своему привлекательным, однако, к сожалению, был уже помолвлен.

Мистер Руперт взял портфель.

— Здесь все, что нужно? — выпуская клубы дыма, спросил он.

— Все, — подтвердила Энни.

— А как насчет дела Кливедона, Джереми? — спросил Бил Поттер. — Старик Грейсон считает, что оно нам может очень пригодиться.

Джереми нетерпеливо щелкнул пальцами.

— Дело Кливедона, Энни. Быстро. Вот умница.

Дело Кливедона лежало в дальнем шкафу, в третьем ящике снизу. Второпях вынимая его, Энни сдвинула стоящую сзади папку. Мистер Руперт затолкал досье в портфель, и оба мужчины вышли.

Перед тем как задвинуть ящик, Энни наклонилась, чтобы поправить остальные папки. Внезапно в офис вернулся Джереми Руперт. Он схватил зажигалку со стола.

— Чуть не забыл.

Энни пробормотала что-то несвязное и снова принялась приводить в порядок папки. Вдруг его рука скользнула ей под юбку и оказалась прямо между ног.

— Хм, классно, — прошептал он.

Энни почувствовала, как у нее от ярости закружилась голова. Девушка развернулась и залепила боссу пощечину с такой силой, что с него слетели очки.

— Как вы смеете! — воскликнула Энни.

Мистер Руперт побледнел и снова напялил очки, которые каким-то чудесным образом оказались целыми и невредимыми. На его правой щеке сияло ярко-красное пятно.

— Но… Но, Энни, — запинаясь, пробормотал он. — Ведь прежде ты никогда ничего не говорила.

Энни не ответила. Сердито хлопнув дверью, она вбежала в свою комнату, не сказав ни слова. Ее трясло. Если бы у нее в руках оказался какой-нибудь тяжелый предмет, она бы, наверное, убила своего босса.

До конца недели Джереми ходил с виноватым выражением лица, однако после выходных, вероятно, решил, что в его поступке не было ничего предосудительного. И в понедельник начался настоящий террор. Мистер Руперт находил оплошности в ее работе, там, где их в принципе быть не могло, утверждая, что во время диктовки он сказал то, чего на самом деле не говорил. Они яростно спорили над правильностью постановки знаков пунктуации — запятых и точек с запятыми, однако у Энни не оставалось другого выхода, кроме как перепечатывать документы, как правило, большого объема, хотя первый вариант был правильным. Босс исподволь внушал ей мысль о том, что она некомпетентна, медлительна, необразованна. Он даже заявил, что один из его клиентов сказал, будто она грубо разговаривала с ним по телефону.

— Скажите, кто это? — спросила Энни. — Я позвоню ему и извинюсь.

— Я уже извинился за тебя! — выпалил мистер Руперт.

— Вот лжец! — чуть слышно проговорила она.

Во время обеденного перерыва Энни оставалась на рабочем месте и писала резюме, которые затем рассылала по адресам, указанным в объявлениях, напечатанных в «Ливерпуль эхо».

Она понимала, что ее карьера в «Стикли и Пламм» окончена. Энни презрительно кривила губы, думая о своем боссе. Он был недостоин уважения после того, как решил, пользуясь властью, извести беззащитную девушку, — честно говоря, на какой-то момент она даже забыла, что совсем недавно чуть было не снесла ему голову с плеч. Он наверняка с удовольствием бы ее уволил, однако опасался, что Энни поднимет шум и у него возникнут неприятности. Вместо этого он всячески пытался заставить ее уйти по собственному желанию, но от этого гнев Энни только усиливался. «Как бы не так! Я ни за что не уйду прежде, чем найду себе другую работу».

— Что с тобой происходит? — однажды вечером спросила Сильвия, когда они, поужинав, убирали грязную посуду со стола.

— Что ты имеешь в виду? — огрызнулась Энни.

Сильвия с ужасом отпрянула, делая вид, что жутко испугалась.

— Ты перестала нормально разговаривать, чуть что — загораешься как спичка. На работе все в порядке?

— На работе все просто замечательно. Джереми Руперт — отличный босс.

— Ты ведь сейчас язвишь?

— Да, — резко ответила Энни, однако предпочла не рассказывать, что именно произошло. — Я оказалась в центре междоусобицы. Объясню, когда все закончится.

Решающий момент наступил в один из четвергов, спустя почти три недели после того, как она заехала мистеру Руперту по физиономии.

В то утро он диктовал ей длинный судебный приказ. Человека, который представлял истца, звали Грэхэм Карр.

— Как по буквам пишется его фамилия? — поинтересовалась Энни.

— К-а-р-р.

Текст документа оказался сложным, в нем было много юридических терминов. Приказ нужно было напечатать на очень толстой бумаге, получив в результате две машинописные копии, а это означало, что работать придется медленно, прилагая много усилий.

Когда Энни закончила, текст занимал целых три страницы, а на то, чтобы его напечатать, ушло целых два часа, однако в нем не было ни единой ошибки. Мистер Руперт отправился обедать, поэтому Энни положила выполненную работу ему на стол и быстро напечатала полдюжины писем на соискание вакансий, о которых она прочитала во вчерашней газете. Пять фирм, в которые она обратилась, уже ответили ей отказом.

Джереми Руперт вернулся в три. Спустя несколько минут он вразвалочку зашел в ее комнату и швырнул судебный приказ ей на стол.

— Ты неправильно написала фамилию. Нужно было написать Керр, К-Е-Р-Р, — прибавил он с презрительной усмешкой.

— Но вы продиктовали мне по-другому! — закричала Энни.