Он застыл на середине пути, и у нее в сердце вспыхнула надежда, но Котти решительно шагнул и, выйдя за дверь, захлопнул ее за собой.

Хоуп бросилась на кровать и снова дала волю слезам.


– Я решила, – сказала она Стюарту, встретившись с ним через три дня. – Если ты еще не передумал, я выйду за тебя замуж.

На мгновение он застыл не веря своим ушам, а затем восторженная улыбка осветила его лицо, и он радостно воскликнул:

– Ты будешь моей! О дорогая Хоуп, ты только что сделала меня самым счастливым человеком на свете! – Он заключил ее в объятия и закружил по пустому залу. – Я сегодня же скажу губернатору Блаю, что оставляю службу. – Он остановился наконец, чтобы перевести дыхание, и, сияя, снова взглянул на Хоуп, чуть отстранившись. – Правда, обстановка сейчас напряженная, и он может попросить меня задержаться на несколько недель. Но в течение месяца мы обязательно поженимся и, как только это свершится, поплывем домой, в Англию. Хоуп, я сделаю тебя счастливой! Клянусь тебе!

Глава 22

Узнав, что Хоуп согласилась выйти замуж за Стюарта Уильямса, Чарити стала завидовать и злиться. Чарльз до сих пор так и не сделал ей официального предложения, хотя она все еще не сомневалась, что Бонни сделает его при первой же возможности. И такая возможность представилась в кабаре «У Марстона» через несколько дней после того, как Чарити узнала о предстоящем замужестве сестры. На сей раз Чарити почти не пила, твердо намереваясь сохранить ясную голову, хотя Чарльз, как обычно, щедро подливал ей вина.

Лилли Ливерпуль больше не выступала «У Марстона», ее сменила актриса постарше, погрубее и не обладавшая неповторимым обаянием Лилли. Ее песенки были еще более непристойными, и даже Чарльз, как показалось Чарити, был разочарован. Тем не менее его разочарование совсем не охладило его пыл, и он, не дождавшись конца представления, задернул драпировки и повел Чарити к дивану. У них уже установился определенный ритуал перед занятиями любовью. Бонни больше не опрокидывал ее на спину и не задирал ей юбки. Он садился на диван и наблюдал, как она раздевается. Ему нравилось смотреть, как она один за другим сбрасывает с себя предметы туалета, а Чарити научилась всласть растягивать эту волнующую процедуру. Она то становилась к нему спиной, то снова поворачивалась, с каждый разом все больше обнажаясь. Чарльз как околдованный не отрывал от нее горящего взгляда, и к тому времени, как на девушке ничего не оставалось, дыхание его становилось тяжелым и прерывистым, а глаза блестели от вожделения.

Раздевшись, Чарити легла на диван, и Чарльз, торопливо сбросив с себя одежду, присоединился к ней. Улегшись рядом, он потянулся к ее рту, но Чарити отвернулась.

– Знаешь, Чарльз, – промурлыкала она, нежно погладив его по щеке, – Хоуп собирается замуж.

– Что? – хрипло переспросил он.

– Моя сестра выходит замуж за Стюарта Уильямса.

– За этого молокососа? – буркнул он. – Какого черта она согласилась выйти за него?

– Ну, думаю, потому, что они любят друг друга. Как мы с тобой, – простодушно добавила она. – Ты ведь любишь меня, Чарльз?

– Конечно, дорогая Чарити. Разве я проводил бы с тобой столько времени, если бы не любил тебя?

– И мы поженимся?

Чуть привстав, он сверху вниз посмотрел на нее, и на короткое мгновение в его глазах промелькнуло что-то неприязненное и угрожающее.

– Ну конечно, – холодно ответил он, и улыбка его напоминала оскал. Он снова потянулся к ее губам.

– Но когда, Чарльз? – допытывалась она, продолжая держать его на расстоянии. – Мы можем назначить конкретную дату?

– Скоро, Чарити, очень скоро.

– Ты обещаешь?

– Обещаю, – проворчал он, уткнувшись ей в шею.

Успокоенная, Чарити расслабилась.


Когда через час Чарити, смеясь и весело болтая, вышла на улицу под руку с Чарльзом Бонни, в сумерках она не заметила, что напротив кабаре стоит Джон Майерс.

Джон, обычно редко появлявшийся в районе Скал, сейчас шел с поручением от Котти на «Постоялый двор Блэксток». Он мимоходом взглянул на противоположную сторону улицы как раз в тот момент, когда Чарити и Бонни выходили из кабаре, и замер. Не обратив на него внимания, они прошли мимо.

Джон знал, что в последнее время Бонни ухаживал за госпожой Чарити, но не любил этого человека. Бонни даже не пытался скрывать, что считает Джона ниже себя. Однажды, когда Джон оказался у него на пути, Чарльз грубо спросил: «Неужели туземец не понимает, что должен уступать дорогу белому человеку?» Потупившись, чтобы скрыть гнев, Джон отступил в сторону и после этого принял решение по возможности избегать Бонни.

А теперь выясняется, что Бонни водит Чарити в кабаре! Если Котти и госпожа Хоуп узнают об этом, они очень расстроятся. Джон считал Чарити капризной и избалованной и не чувствовал себя обязанным оберегать ее так, как оберегал Хоуп. Тем не менее не следует ли ему рассказать обо всем Котти? Но, зная, что Чарити все равно не изменишь, Джон сомневался, стоит ли рассказывать о ней Хоуп и Котти. Чарити все равно поступит так, как ей хочется, и своим сообщением он добьется только того, что покой в доме будет нарушен.

Юноша с тоской вспомнил о помолвке Хоуп со Стюартом Уильямсом. Конечно, Джон понимал, что его любовь к госпоже Хоуп всегда будет неразделенной. Но известие о ее предстоящем замужестве и отъезде в Англию явилось для него ударом. Узнав об этом, Джон стал серьезно подумывать навсегда оставить Сидней и вернуться в буш, к своим собратьям по племени.

Угнетенный всеми этими мыслями, Джон тяжело вздохнул и отправился дальше, выполнять поручение Котти.


После мучительного объяснения с Хоуп Котти был не в духе, а узнав о ее решении обручиться со Стюартом Уильямсом, совсем впал в уныние. Пытаясь отвлечься, он завел интрижку с одной замужней женщиной, но это не принесло желаемого облегчения. После каждого свидания он чувствовал себя неудовлетворенным, грязным и противным самому себе. Тогда он стал пить и вечером добирался до кровати в бесчувственном состоянии, но и это не помогало, а только приводило к тому, что на следующее утро он становился еще мрачнее и злился на самого себя. Котти всегда презирал тех, кто напивался, чтобы забыться, и в это утро поклялся бросить пить.

Сейчас он шел по одной из улиц в районе Скал. Его мутило, в голове шумело, и ему совсем не хотелось беседовать с Хью Марстоном, стоявшим перед входом в свое заведение.

– Котти, – окликнул его Хью, перейдя к нему на другую сторону улицы, – слышал новость?

– Что за новость? – Котти нехотя остановился.

– Сегодня утром губернатор Блай арестовал Макартура! – возбужденно сообщил Хью.

– Опять? – оживился Котти. – И за что же на сей раз?

– Как ты, вероятно, уже слышал, некоторое время назад на корабль Макартура убежал осужденный, и губернатор Блай потребовал за него залог в девятьсот фунтов стерлингов. В отместку Макартур отказался снабжать судно провизией, таким образом вынуждая моряков либо сойти на берег, либо голодать, а это уже противозаконно. Тогда Блай приказал наложить арест на судно и вызвал Макартура к себе. Макартур не подчинился, тем самым открыто выказав неповиновение, и губернатор арестовал его, обвинив в подстрекательстве к мятежу.

– Думаешь, Хью, что на этом конфликт закончится и, если Макартура признают виновным и отправят в тюрьму, восстания можно будет избежать?

– Мой дорогой юный друг, – фыркнул Хью, – неужели ты хоть на мгновение допускаешь мысль, что Макартур будет осужден?

– Но ведь он нарушил закон.

– А ты знаешь, кто будет выносить ему приговор? Блай уже составил список гарнизонных офицеров, которые должны судить Макартура. Ты полагаешь, что эти люди признают Макартура виновным?

– Зачем же губернатор назначил присяжными офицеров гарнизона? Почему он не выбрал гражданских?

– Думаю, из-за своего обычного высокомерия. Блай посчитал, что даже офицеры гарнизона не осмелятся открыто противостоять ему. И несомненно, вердикт «виновен», вынесенный составом присяжных из военных, для Англии будет более весомым, чем приговор гражданского суда.

– Не забывай: Макартур больше не военный, не так давно он подал в отставку, – возразил Котти.

– Это не так уж важно. Майор Джонстон с Макартуром и по сей день лучшие друзья, и Макартур диктует майору, что делать. Джонстон сейчас в Сиднее главнокомандующий, и офицеры, участвующие в судебном разбирательстве, почти наверняка сделают так, как скажет им командир. Запомни мои слова, суд будет просто фарсом.

– И что, по-твоему, последует дальше?

– Это во многом зависит от губернатора. Если он будет действовать слишком рьяно, я нисколько не удивлюсь, увидев, что войска направляются к губернаторскому дворцу.

– Считаешь, может дойти и до этого?

– Не сомневаюсь.

– Если это произойдет, Макартур окажется самым могущественным человеком в Сиднее.

– Во всяком случае, пока о событиях не узнают в Лондоне. Правительство его величества скорее всего не одобрит подобных действий. Но чтобы узнать реакцию Англии, потребуется много месяцев, возможно, около двух лет, а тем временем здесь воцарится хаос. И как по-твоему, кто пострадает больше всего?

– Думаю, что в такой неразберихе пострадают все.

– Но если верх возьмет Макартур или кто-либо из его приспешников, хуже всего придется владельцам таверн и особенно тем, кто отказался поддержать его.

– И один из них – я, – мрачно подытожил Котти.

– Точно. Ты вдруг обнаружишь, что тебе трудно достать спиртное, а за то, которое ты сможешь купить, тебе придется платить втридорога. Если я правильно оцениваю этих ромовых монополистов, они заставят страдать нас всех – одних больше, других меньше.

– Ты не злорадствуешь по этому поводу, Хью, и, поверь, я это очень ценю.

– Почему я должен злорадствовать, если твои дела придут в упадок? Ты же мой друг. – Он положил руку на плечо Котти. – А кроме того, я же сказал, что это будет нелегкое время для всех нас. Но давай подождем и посмотрим, что произойдет на самом деле. Ты пойдешь со мной на суд, Котти? Это будет неплохое развлечение.

– Вряд ли, Хью. – Котти отрицательно покачал головой. – До сих пор я так и не принял ничью сторону, и, если теперь приду на суд, проигравший будет считать, что я пришел, чтобы позлорадствовать над его поражением.

– Как знаешь, – пожал плечами Хью. – Думаю, там будет столько народу, что тебя никто не заметит. Что до меня… – он ухмыльнулся, – я не могу пропустить такое зрелище: оно будет повеселее, чем клоунада в моем варьете.


В конце концов любопытство привело Котти в суд. Ведь, несомненно, его судьба, как и участь многих других, зависела от исхода этого разбирательства. Кроме того, он готов был заняться чем угодно, только чтобы не слышать, как Хоуп и Чарити болтают о приготовлении к свадьбам, нарочито не обращая на него внимания.

Но к тому времени как он окончательно решился, судебное заседание уже закончилось. Из бурлившей перед зданием толпы время от времени раздавались то одобрительные, то гневные выкрики. Когда Котти подошел ближе, в дверях здания появилось несколько мужчин с восседавшим у них на плечах Джоном Макартуром. Он улыбался и сжимал в приветствии поднятые над головой руки, и толпа восторженно ревела в ответ.

В нескольких шагах от того места, где стоял Котти, Макартура опустили на землю, и он, проходя мимо, бросил на Старка полный злобы взгляд. Часть толпы устремилась вслед за Макартуром, несколько офицеров образовали вокруг него охранное кольцо, рядом с ним зашагал майор Джонстон.

– Итак, ты все-таки не смог удержаться и пришел, – произнес кто-то в самое ухо Котти, и он, обернувшись, увидел Хью Марстона.

– Ты прав, – кисло усмехнулся он, – не смог.

– И господин Макартур одарил тебя многозначительным взглядом.

– Да. Что ж, суд закончился, и Макартур оправдан.

– Да, все закончено, во всяком случае, на данный момент. Все заседание было сплошным фарсом, как я и предсказывал. Макартур заявил, что судья не имеет права выносить ему приговор, а присяжные действовали как по команде. Губернатор рассвирепел и объявил, что это не суд, а комедия, и Макартура освободили. Да это и на самом деле нельзя было назвать судом.

– Полагаю, на этом дело не кончится? – Котти потер подбородок.

– Можешь смело держать пари. Губернатор пришел в неописуемую ярость и не оставит Макартура в покое.

– И как по-твоему, что он будет делать дальше?

– Кто ж его знает? – развел руками Хью. – Но что бы он ни решил предпринять, ждать осталось недолго, в этом можешь не сомневаться.

– Да, – задумчиво сказал Котти, глядя вслед удалявшемуся Макартуру и его свите, – вокруг него немало офицеров. Это их Блай назначил участвовать в судебном процессе?

– Именно, – кивнул Хью.

– Создается впечатление, что это взвод персональной охраны.