Уже три дня я без пищи и один день без воды. Возможно, это моя последняя разборчивая запись, так как я очень ослаб и моя голова наполнена странными мыслями и образами.

Я окончательно понял, что сопровождающие меня туземцы не собираются помогать мне. Они, вероятно, следуют за мной просто из любопытства и из желания увидеть, как я умираю. Как ни странно, эта мысль не вызывает во мне горечи. Я использовал свою попытку обрести свободу и потерпел неудачу. Если бы мне довелось начать сначала, я бы сделал то же самое.

Я пишу эти строки, сидя в углублении большого, отполированного до блеска камня, по форме напоминающего кресло или даже трон. Я набрел на этот камень сегодня утром и решил, что он будет местом моего последнего пристанища, так как я слишком измучен и слаб, чтобы двигаться дальше. В некотором смысле мне даже приятно, что я умру как король, сидя на троне, под взорами моих преследователей, прячущихся в кустах и не сводящих с меня темных горящих глаз. Во всяком случае, я умру не в одиночестве».

Глава 6

– Теперь твоя очередь, Котти.

Фейс Блэксток, сидевшая в окружении детей, протянула потрепанную книгу Котти, и тот при свете свечей начал запинаясь читать, а Фейс с улыбкой следила за ним. Уже почти год, как она занималась с мальчиком и Хоуп, отдавая занятиям каждую свободную минуту, которую ей удавалось выкроить после долгого дня работы на Симона Марша. У Хоуп дела шли совсем неплохо, если учесть ее возраст, но больше всего Фейс радовали успехи Котти. Ее поражало, как быстро мальчик все схватывал! Он еще немного терялся, когда его просили читать вслух, но Фейс была уверена, что это скоро пройдет.

Котти читал, а Фейс смотрела на его сосредоточенное лицо, и теплое чувство наполняло ее. За последний год она много раз благодарила Господа за встречу с Котти. Без него она и дочери вряд ли смогли бы выжить на этой жестокой земле. Только с его помощью у них оказалась крыша над головой.

Тогда, в самом начале, Котти за несколько дней сумел привести полуразвалившуюся хижину во вполне приличное состояние – починил крышу, заделал дыры в стенах и заново все побелил. В течение следующей недели он смастерил для них простой стол, четыре стула и примитивный буфет, в котором они теперь хранили свою провизию. Обе девочки просто обожали Котти и, как только он появлялся, цеплялись за полы его вечно расстегнутой рубашки. Вот и сейчас они старались сесть как можно ближе к нему и требовали от него невероятных историй, которые он, впрочем, с удовольствием рассказывал. Постепенно Фейс привыкла думать о нем как о члене семьи.

Пока Котти читал, она оглядывала их скромное жилище. Здесь все принадлежало им. Эта хижина стала для них в большей степени домом, чем та грязная комната, в которой они последнее время жили в Лондоне. Да, здесь ей приходилось нелегко, и она частенько чувствовала себя одиноко, но и в Лондоне было не лучше. Еды здесь всегда было немного, и Фейс благодарила Бога за то, что Котти пополнял их кладовую дичью и прочими полезными вещами. Работа в мастерской была тяжелой и изнуряющей, зато воздух выгодно отличался от лондонского отсутствием дыма и копоти, а вода была чистой. А главное, оставалась надежда на то, что жизнь со временем станет легче.

С момента своего прибытия в Сидней Фейс постоянно слышала, что губернатор Филлип – человек справедливый и небезразличный к нуждам осужденных. Действительно, прибывшие с первой флотилией, возглавляемой Филлипом, жили намного лучше осужденных, доставленных со следующими кораблями.

В отношении города Сиднея губернатор Филлип строил грандиозные планы, так что жизнь, без сомнения, раньше или позже должна была улучшиться. По истечении своего срока Фейс будет уже дряхлой – ведь здесь нельзя не постареть раньше времени. Зато к тому времени ее дочери вырастут, а Сидней, возможно, превратится в настоящий высококультурный город. Женщин, особенно порядочных, здесь мало, и девочкам не составит труда удачно выйти замуж – ведь они обе настоящие красавицы! А уж Фейс проследит за их воспитанием, чтобы, когда им придет время обручаться, они обладали всеми качествами, присущими порядочным и образованным девушкам.

Что же касается ее судьбы, то Фейс, можно сказать, повезло: ее хозяином стал человек, у которого не было других желаний, кроме желания заработать побольше денег. Она понимала, что большинство осужденных женщин были обречены выполнять одновременно обязанности и работниц, и любовниц. К ней таких требований не предъявлялось. Остальные же окружающие ее мужчины считали, что она принадлежит хозяину, и не докучали ей, как это могло бы происходить, знай они правду. Однако бывало, что какой-нибудь пьяный или просто бездельник приставал к ней с непристойными предложениями, которые она с негодованием отвергала. Не то чтобы из-за своего неудачного замужества она стала ненавидеть всех мужчин, но после тягот и страданий, которые выпали на ее долю, у нее пропало желание физической близости с мужчиной.

– Я уже закончил, – прервал Котти ее размышления.

– Ты молодец, Котти, – улыбнулась Фейс и, взяв у него книгу, протянула ее Томасу Моргану, угрюмо сидевшему напротив.

Достаточно было вскользь упомянуть, что она умеет читать и писать и собирается учить этому других, как у нее, кроме Хоуп и Котти, образовалась небольшая группа учеников. Фейс не могла уделять занятиям много времени, так как долгие часы проводила за работой в ткацкой мастерской, однако еда и другие необходимые вещи, которыми с ней расплачивались за уроки, делали жизнь ее семьи чуточку легче, и Фейс с удовольствием занималась преподаванием.

Когда она протянула книгу Томасу, тот насупился еще сильнее. Томас был неуклюжим, слишком крупным для своих лет ребенком и не проявлял никакого желания учиться, но его отец содержал таверну и мог заплатить за обучение сына. Фейс же считала, что каждый должен получить какое-то образование, хотя бы выучиться чтению и письму, и поэтому все время старалась найти подход к мальчику и пробудить в нем интерес к учению.

– А теперь ты, Томас, прочитай нам несколько строчек.

– Нет! – надувшись и сложив руки на своей широкой груди, отрезал Томас. – Не буду ничего читать, пусть читают девчонки.

– Но твои родители послали тебя учиться, – терпеливо стала уговаривать его Фейс. – Они платят мне, чтобы я занималась с тобой.

– Ну и что? А я не хочу!

– Ты должен слушаться госпожу Блэксток. – Котти наклонился и крепко схватил мальчика за руку. – Ну-ка давай читай! – И Котти вывернул ему руку так, что Томас вскрикнул.

Фейс хотела было вступиться за Томаса, но решила не вмешиваться. Она никогда не умела призвать детей к порядку, даже своих собственных. Котти это быстро почувствовал, и теперь именно он в случае необходимости обеспечивал дисциплину.

Скривившись от обиды и возмущения, Томас взял книгу и, наморщившись, принялся читать. Понимая, что это почти безнадежно, Фейс все же решила попытаться еще раз и, подсев к мальчику, взяла у него книгу и постаралась помочь ему, водя пальцем по буквам. А Котти, удовлетворенный тем, что Томас по крайней мере послушался, сел на место, все еще не спуская с него глаз. Фейс восхищала Котти тем, что после долгого дня тяжелой работы находила в себе силы по вечерам учить их грамоте. Она была хорошей учительницей, но, по мнению Котти, недостаточно строгой с такими, как Томас. Что поделаешь, такой уж у нее характер, и, по правде говоря, Котти не хотелось бы, чтобы она была иной…

Маленькая ручонка дернула его за рукав, и он взглянул на обращенное к нему личико Хоуп.

– Ты слишком суров с Томасом, – шепнула она.

– Он этого заслуживает, – ухмыльнулся Котти, – иначе совсем перестанет слушаться.

– Если ты когда-нибудь будешь так себя вести по отношению ко мне, я… я отплачу тебе тем же! – запальчиво прошептала она.

– А почему не прямо сейчас? – рассмеялся Котти. – Ну-ка давай попробуй!

– Хорошо, дети, на сегодня занятия окончены, – объявила Фейс.

– Госпожа, есть какие-нибудь дела на сегодняшний вечер? – спросил Котти, дождавшись, когда остальные вышли из хижины.

– Нет, Котти. День был длинный, я устала, да и ты, наверное, тоже.

– Тогда доброй ночи. – Он попрощался с девочками, погладил Хоуп по головке и ушел.


Хотя на дворе стоял май – а в Новом Южном Уэльсе это довольно прохладное время, – вечер был удивительно теплым, и Котти совсем не хотелось возвращаться в таверну «Корона», где он все еще продолжал жить. Муры продали «Корону» Роберту Беллеру и четыре месяца назад отбыли в Англию. Они очень расстроились, узнав, что Котти не собирается присоединиться к ним, и сейчас Котти порой их очень не хватало. Беллер был человек грубый, пьющий. Котти не выносил его и старался как можно реже попадаться ему на глаза.

Уже несколько минут как начался комендантский час, и, стало быть, Котти следовало вернуться в таверну, ведь удача не всегда будет ему сопутствовать, когда-нибудь его могут схватить и наказать плетьми или заковать в колодки. Несмотря на это, он продолжал медленно брести по улице Сержанта Мейджора. Каждый случай, когда ему удавалось безнаказанно нарушить комендантский час, Котти считал своей маленькой победой.

Губернатор Филлип обещал, что комендантский час вскоре будет отменен, потому что, как он с гордостью заявлял, правительству почти полностью удалось приструнить всевозможных бандитов. Это утверждение вызывало у Котти большие сомнения, но против комендантского часа протестовали многие. Особенно он не устраивал владельцев таверн: необходимость закрывать заведения в столь раннее время наносила существенный ущерб их торговле.

Котти миновал темную рыночную площадь и свернул направо. Хотя луна светила не очень ярко, он смог разглядеть покачивающийся на волнах корабль, стоявший на якоре невдалеке от причала. Утром Котти уже побывал здесь и разузнал, что с этим судном стоит иметь дело – у первого помощника капитана было три бочонка рома, не внесенных в судовую опись, и он хотел продать их. Завтра ночью, между полуночью и рассветом, Котти отправится за ними на своей лодке.

Услышав стук сапог по деревянному настилу, Котти успел нырнуть в тень, и солдат с мушкетом на плече, не заметив его, протопал по причалу к морю. Он оглядел залив, сплюнул в воду, повернулся и прошествовал обратно. Назвав себя дураком за то, что без всякой необходимости нарушает комендантский час, рискуя быть пойманным, Котти осторожно двинулся к «Короне».

В таверне было темно, если не считать тусклого огня свечи, мерцавшей где-то в окнах задних помещений. Тихо пробравшись вдоль стены здания, Котти свернул в свой чуланчик и, закрыв за собой дверь, зажег свечу. С Мурами он всегда чувствовал себя спокойно, они ни за что не стали бы вторгаться в его владения, поэтому единственным запором на двери был прикрепленный изнутри кусок сыромятной кожи. Но Беллер – совсем другое дело. Котти не доверял этому человеку.

Едва он подумал про Беллера, как кто-то снаружи налег на дверь. Котти, сжавшись, смотрел на зашатавшиеся доски, затем раздался громоподобный удар, дверь распахнулась настежь, и в проеме появился Беллер. Это был мужчина средних лет, тучный, тяжело дышавший, с выпученными, налитыми кровью, мутными глазами. Его лысая голова светилась, как луна.

– А, вот и ты, приятель! – прорычал он. – Наконец-то! Опять болтаешься где-то после комендантского часа?!

– Я… – Котти замолк, со все возрастающим отвращением глядя на Беллера. – А почему вы решили, что я нарушаю комендантский час?

– Потому, – злобно усмехнулся Беллер, – что я проверяю твою лачугу и знаю, что ты не бываешь здесь почти каждую ночь.

– Вы не имеете права! Это – мое жилище!

– Ничего подобного! – расхохотался Беллер. – «Корона» и все прочее имущество принадлежит мне, и я распоряжаюсь им по своему усмотрению. Это относится и к тебе, братец.

– Неправда! – закричал Котти. – Я не осужденный и не приписан к вам. Я свободный человек!

– Свободный человек! Ты просто грубиян. Когда я покупал «Корону», мне сказали, что тебя отдают вместе с ней.

– Я работал у Муров за еду и жилье, так же как и у вас, господин Беллер.

– Что-то я не вижу от тебя, малыш, никакой работы, кроме того, что ты где-то шляешься каждую ночь. Пора с этим кончать. Хорошая порка научит тебя, кто хозяин таверны, а кто мальчик на побегушках. – И, зловеще ухмыляясь, он принялся расстегивать ремень.

– Нет! – Котти вжался спиной в стену. – Вы этого не сделаете!

– И кто же мне помешает, скажи на милость? – Сняв ремень, Беллер шагнул к мальчику.

Котти пошарил позади себя и нащупал прислоненное к стене топорище. Он держал его на случай, если пьяный бродяга сунется в его каморку, и часто брал с собой, отправляясь на какой-нибудь корабль за ромом.

Беллер продолжал двигаться вперед, и Котти занес над ним топорище.

– Ты не посмеешь ударить меня этим! – Беллер замер на месте, раскрыв рот от изумления.